Мазохистка

– Ну и? Какую же?

– Сначала согласись. – Не знаю, почему я согласилась. Может быть, его взгляд был таким пронзительным, что я не выдержала. – Ты выждешь полгода, прежде чем… прежде чем сделаешь какую-нибудь глупость. Но если после этих шести месяцев ты поймешь, что способна справиться с этим, что в твоей жизни появилось что-то, заставляющее тебя держаться на плаву, ты не станешь ничего такого делать.

Я клятвопреступница.

Если бы не Бельфегор, вцепившийся в меня тогда мертвой хваткой, я бы, скорее всего, уже через полчаса выпрыгнула бы из окна. Его стараниями из моей комнаты были изъяты все потенциально опасные для моей жизни предметы, а у двери постоянно находился кто-то из варийцев и заглядывал каждые двадцать минут. Это ужасно бесило меня поначалу, но дверь закрывать мне также не разрешалось. А потом отчаяние накрыло меня с головой, и мне стало не до этого. Я давно перестала обращать на них внимание, мне было плевать, как я выгляжу, перед кем реву и как это выглядит со стороны.

Я посмотрела на почти пустую бутылку. Можно разбить ее на мелкие осколки и всадить одно в сердце. Проблема в том, что я уже пыталась это сделать. Когда в самый момент меня схватили за руки два здоровых бугая, я предположила, что в комнате есть жучки. Странно то, что мне вообще не запретили пить или не давали алкоголь в пластиковых бутылочках. Наверное, Бел считал, что алкоголь поможет мне в полубессознательном состоянии как-то смириться. «Глупость какая! Почему мне хотя бы сдохнуть спокойно не дадут?!» Я попыталась встать, но онемевшие от долгого сидения в одной позе ноги, отказывались слушаться, и я упала обратно. И заплакала. В последнее время мне не то, чтобы много требовалось для того, чтобы зареветь. Мне много требовалось для того, чтобы перестать это делать.

Дверь открылась, показалась голова моего нового надзирателя.

– Все ништяк, я еще не сдохла, – отсалютовала я ему. Ничего не выражающее лицо. Дверь закрылась, и я снова осталась одна.

{Trent Dabbs – I’m not OK}

– Боже, ну за что ты так ненавидишь меня? Что я сделала не так? Почему ты забираешь у меня всех близких людей? Почему? Почему, почему, почему?!

Поломанные ногти больно царапали лицо. Наверное, я была похожа на умалишенную, только выбравшуюся из камеры пыток. Совсем как тогда, когда мы впервые встретились со Скуало. От одного его имени, пусть и не произнесенного вслух, мне было намного больнее, чем от всех пыток, что я когда-то вытерпела. Пусть бы мне снова ломали ребра и пальцы, загоняли под ногти иголки, лишь бы не чувствовать этой огромной дыры в груди, этой всепоглощающей пустоты, будто часть тебя выдрали с мясом изнутри. Я не хотела ощущать себя, будто живой труп, ходячий зомби без всяких эмоций, кроме меланхолии, заполнившей все внутренние органы.

Дверь снова открылась, и кто-то вошел. Я нехотя подняла тяжелую раскалывающуюся голову и увидела переминающуюся с ноги на ногу служанку. Казалось, она боялась даже смотреть на меня. «Ну и видок у меня, наверное», – я бы усмехнулась, если бы была на это способна.

– Сеньорита, я… мне нужно… мне сказали помочь Вам принять ван…

– Пошла к черту отсюда, – хрипло выдала я, глядя прямо в ее до жути перепуганные карие глаза.

– Н-но сеньор Каваллини…

– Я сказала. Пошла. К черту.

– Прошу прощения, – взвизгнула она, поспешно скрывшись за дверью.

– Бог простит, – тихо произнесла я, глядя на опустевшую бутылку. – И меня, наверное, тоже. Надо бы еще за одной сходить… Только бы… подняться… черт.

Кажется, я налегаю на алкоголь уже несколько дней подряд и почти ничего не ем. У этого есть отвратительный эффект – чем больше и чаще пьешь, тем сложнее опьянеть, тем сложнее уйти от реальности. И вот я смотрю на пустую бутылку, размышляя, нужно ли идти за следующей, если толку от этого почти не будет. Я смотрю на нее так долго, что в стеклянной поверхности начинаю видеть, как в телевизоре, события давно ушедших дней.

– Черт, кажется, галлюны… – я так сильно залипла на бутылке, что не могу перестать на нее смотреть.

Не знаю, сколько проходит времени, но когда дверь снова отворяется, я слышу смутно знакомый голос. С огромным трудом отрываюсь от емкости и смотрю на парня, стоящего на пороге. Длинные каштановые волосы, собранные в хвост, зеленые глаза, вязь татуировки на левой стороне лица и шее. Где-то я явно его видела, вот только…

– Сеньорита, как Вы?

– …А… Адреано, – все-таки вылавливаю я из своей помутнившейся памяти его имя. – Проходи, что ты застрял там. Только… я сейчас не в лучшей… ну, ты понимаешь.

– Ничего страшного, сеньорита. Я принес Вам поесть.

Парень присел возле меня на пол и поставил на него несколько контейнеров.

– О… нет, я не хочу есть, – от одного вида еды меня замутило.

– Его Ураганное Высочество очень беспокоится о Вас, сеньорита, – заметил Адреано, открывая одну пластиковую коробку за другой.

– Я не могу сейчас с ним разговаривать, – вздохнула я, глядя на свои ноги с длинными царапинами на икрах. – Я даже с Луссурией еще не виделась с тех пор, как его выписали из больницы. Он, наверное, страшно обижается на меня. Я бы обиделась на его месте. Но…

– Все все понимают, – произнес Адреано своим не меняющим интонаций баритоном, подталкивая ко мне контейнеры с бутербродами и салатом. Я отрицательно покачала головой. – Тогда… Вы не против, если я съем несколько? Я сегодня еще не ел.

– Конечно, бери. Что, так все плохо, да? На фронте? – Не знаю, зачем я задала этот вопрос, потому что ответ на него я слышать явно не хотела.

– Пока держимся, сеньорита. Помните, что я говорил Вам когда-то, – он с таким аппетитом умял бутерброд, что мой желудок предательски заурчал, и я с сомнением уставилась на салат, – «если сейчас у тебя все очень плохо, значит, потом у тебя все будет очень хорошо». Я до сих пор в это верю.

– Ладно, дай мне этот гребанный бутерброд! – я набросилась на еду, как дикий голодный зверь.

– Конечно, нам немного тяжеловато без Вас, сеньорита, – заметил парень, с едва заметной улыбкой глядя на то, как я ем.

– Без меня?! – я чуть не поперхнулась.

– Ну, да. Во-первых, как я уже сказал, Его Ураганное Высочество все время не в духе. И без Вашей помощи в сборе информации по предположительным точкам атак Мельфиоре нам сложнее обороняться.

– А чем занимается отдел? – я продолжила уплетать еду, опустив глаза в пол. Мне было неудобно, что я всех вот так бросила. Но я все равно вряд ли была сейчас хоть на что-то способна.

– Без руководства они работают… так себе. – «Нда, если уж даже Адреано сменил интонацию, значит, дело совсем плохо».

– Кажется, – едва я подумала о том, кто еще работает без руководства, меланхолия снова заявила о себе, – это мой самый долгий разговор за… за то время, что я тут торчу.

– Простите, сеньорита, – он поднялся на ноги таким плавным движением, что я обзавидовалась.

– Тебе не за что извиняться. Просто… просто он меня переоценил. Если бы я не была такой размазней, то смогла бы помочь вам как-то, смогла бы… но я не могу. Мне больше ничего не нужно, как бы эгоистично это ни было.

– Это пройдет, сеньорита. Вам потребуется много времени, но Вы справитесь с этим. Я думаю. – Он встал на пороге. – Если я Вам понадоблюсь, я за дверью.

– Адреано.

– Да?

– Я рада, что ты выжил, – на последнем слове мой голос предательски дрогнул. – Серьезно, ты славный парень.

– Спасибо, сеньорита, – он вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

И все же… все же я хотела бы, чтобы выжил совсем не он. Я бы с радостью променяла любую жизнь в этом замке, даже свою, лишь бы только Скуало остался в живых. И самое ужасное, что я и только я виновата в его смерти. Если бы он не встретил меня, не было бы этой дуэли, ему не пришлось бы рисковать собой ради меня. Если бы я не поступила так эгоистично тогда, мы бы не поссорились, и я смогла бы его… Нет, вряд ли, смогла бы уговорить, но мы хотя бы расстались бы не так. А теперь он этой глупой клятвой вынуждает меня жить с ощущением того, что я никогда уже не скажу ему главных слов, что я не успела… «Я слишком сильно люблю тебя», – шепчу я потрескавшимися губами и медленно падаю на пол, царапая его ногтями, сдирая только подсохшие корки, так что пальцы снова начинают кровить. «Я не могу без тебя жить! Я не хочу! Я хочу быть с тобой…»