Меч Баа Ци
Шрифт:
— Вот враг! — представила его Кара. — Трисмегас!
Глава 46. Почему Аню не вызывают на поединки
Мараша действительно, что называется, хватила кондрашка при виде разнесенного в клочья участка городской стены. А ведь казалось, та устоит и против всех семерых отрядов Ордена.
Аня застал воеводу застывшим словно столб посреди улицы, ведущей к проему. Одна радость — стена столь яростно бабахнула, что все нападавшие, кто был поближе, улетели в реку и там плавали, слегка оглушенные. А их боевые товарищи были заняты
Все высокие здания перед проемом мгновенно заняли стрелки Хвои. Перед противоборствующими сторонами возникла мертвая зона, куда соваться было чревато. Впрочем, никто и не совался.
Обе стороны приостановили боевые действия. После некоторых переговоров к месту сражения поспешили врачеватели, поволокли в разные стороны раненных и убитых. У самых остатков ворот Светлана Николаевна устроила спор с одним из медиков противника за раненного, настолько помятого и в давильне, и от взрыва, что не определишь толком, к какой стороне он принадлежит.
— Да наш это, наш! — настаивала Света, — Посмотри, Газа, какие у него усища. Ваши такие сроду не носят.
— А вот и носят, — отозвалась Газа, опускаясь перед полумертвым на колени. — Медальон-то нашего Ордена!
— Да у нас у каждого четвертого такие же! — возразила Света. — Трофейные.
Врачи решили передать дело опознания военачальникам, а сами поспешили оказать пострадавшему первую помощь. Вскоре он уже был весь обмотанным в тряпицы.
К месту боя прибыли оба военачальника — Мараш, весьма ошеломленный утратой стены и Рубер, еще более опечаленный внезапным исчезновением благородной девицы Эгирэ в самый разгар веселья. Оба сумрачно посмотрели на обмотанного, словно мумия, бойца, на его длинные и непокорные усы, пробивающиеся сквозь все медицинские тряпицы.
— Усы? — хмыкнул Мараш, припоминая, был ли такой в его воинстве. — Усы и те, и другие носят. Усы не лысина, далеко не сверкает.
Рубер, в адрес которого был этот укол, лишь гордо поднял бритую голову.
— Видно, что муж героический и посему скорее всего он из нашего Ордена.
— Ой, герои, — поморщился Мараш. — Дня два тому назад предыдущий ваш отряд так героически и местами вприпрыжку драпал по горящему лесу, что мы трусливо не смогли догнать. Есть какие-то твердые доказательства, что это ваш ранетый? Имя его, принадлежность?
Кашлянула Света, привлекая к себе внимание.
— Предлагаю позвать нашего колдуна. Он же умеет лечить своей энергией? Пусть его пролечит, а там глядишь боец и сам скажет, чьих он знамен.
Послали за Аней. Тот сначала ссылался на внезапно возникшие дела, подозревая, что Мараш прочуял, чьих рук дело погром стены и зовет для профилактической беседы. Но когда его ввели в курс дела, взял с собой Герди, Сашу передал отцу и незамедлительно направился к месту прошедшего боя.
«Парень-колдун», как его представил Мараш Руберу, без лишних слов присел перед раненным и содрал с его ноги сапог.
— Сапоги знатные, не спорю, но ты бы хоть дождался, когда мы точно определимся, что это орденский боец. С наших снимать нельзя, это уже мародерство получается. — подал голос Мараш. Аня поднял на него усталые глаза.
— Тут недавно была знатная потасовка с Темными душами
Ордена, — пояснил он. — Сил осталось мало, потому придется действовать логикой, а не умениями. Хотя логика тоже прекрасное умение.— Да, навалял ты им знатно, — гордо сообщил Мараш Ане, косясь на Рубера. — А одну даже изнасиловал! Вот удаль колдовская-молодецкая!
Рубер едва не закашлялся с таких новостей, выпучив на «парня-колдуна» удивленные глаза. Впрочем, сам герой изнасилования так же изумленно глянул на Мараша. Насколько он помнил, схватка с Темной душой, обрушившей кусок стены в первый раз, завершилась лишь ударом губами в губы, что издали, конечно, можно принять за поцелуй и то с натяжкой. Однако же, с помощью болтливого Мараша он рисковал через пару дней «глухого телефона» в местных слухах стать папашей троих детей от Темной души, а то и ото всех них вместе взятых.
Рубер же взял себя в руки и уколол Мараша в самое больное место воеводы, ткнув кончиком зачехленной сулицы в сторону развалин стены.
— А чего же ваш герой любовной магии не уберег городскую стену? Занят был амурными делами с Темной душой? Ха-ха!
Мараш покрылся малиновыми пятнами, порываясь выхватить меч, однако законы перемирия были святы, и он не решился их нарушить.
— А вы, господин магистр, тоже время зря не теряли, охмуряя Эгирэ, — вступил в перепалку Аня, продолжая крутить снятый сапог и заглядывая внутрь него. — Вместо управления боем! Отличное времяпровождение для командира, браво! Променяли товарищей на бабу!
— Не смеееть! — рявкнул Рубер. — Не сметь называть ее бабой! Это благородная девица из благородного рода! Я…
Аня медленно поставил сапог бойца у его ног и поднялся. А потом шагнул, оказавшись буквально нос к носу с командиром третьего отряда Ордена золотых знамен Рубером Тертиусом. Мараш забеспокоившись, поспешил предупредить: если тот намеревается укусить Рубера за нос — это хорошее дело, но не во время перемирия. Не обращая внимания на него, Аня ядовито улыбнулся лысому магистру:
— Ваша благородная девица Эгирэ — моя тетя. Конечно, она довольно полудурошная, но все же родственница и подчиняется мне, как старшему рода Ци. Так вот, вы видели ее разрушительные умения, но она не умеет и сотой доли моих возможностей. Смекнули, уважаемый магистр? То, что вы под Красноталом в вашем лагере еще не дымитесь, равномерно прожаренные, есть лишь моя милость и доброта.
Аня хотел смутить или запугать магистра. Но вместо этого в глазах лысого рыцаря загорелись огоньки надежды.
— То есть, вы ее знаете? Как ее найти, подскажите!
Аня грустно вздохнул.
— Ступайте к себе, господин магистр и забирайте своего раненного бойца. Это безусловно рыцарь Ордена золотых знамен.
— Как же вы догадались? — спросил Рубер, попутно делая знак лекарям подобрать раненного и нести в госпиталь.
— По вони, — ответил Аня, показывая руководству противоборствующих сторон внутренности снятой обуви.
Только сейчас военачальники увидели, что на обратной стороне голенища виднеется четкий знак Ордена с отметкой третьего отряда. В общих казармах бойцы нарочно метили свою обувь, чтобы во время подъема не перепутать.