Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада

С врагами внутренними было сложнее. Почуяв, что наследник Рожера II не обладает столь же твердой рукой, как отец, бароны начали плести заговоры против королевской власти. Главной ошибкой и слабостью Вильгельма Злого было то, что он вручил бразды правления своим советникам, которых именовал familiares regis — «близкие короля». Число таких «близких» «на определенном этапе достигло десяти, но обычно их было от трех до пяти. Принимая важнейшие политические решения, они были наиболее влиятельными лицами королевства»^{179}. По меньшей мере одному из них, Майо из Бари, удалось достичь положения всесильного фаворита и фактического правителя королевства (с арабским титулом «эмир эмиров» — еще одно свидетельство того, что нормандцы с готовностью принимали наследие культур, закрепившихся на Сицилии до их прихода). Убийство Майо в 1160 году положило начало бурным событиям, в ходе которых король и его семья на несколько дней оказались в плену у заговорщиков. В начавшейся суматохе погиб, смертельно раненный шальной стрелой, девятилетний Рожер, старший сын Вильгельма I, которого участники заговора хотели провозгласить королем, чтобы под его формальной властью обеспечить себе свободу действий. К 1166 году, когда Вильгельм Злой умер в возрасте лишь 40 лет, порядок в королевстве был восстановлен (ценой довольно жестоких репрессий), но от шрамов, нанесенных престижу монаршей власти в это бурное царствование, Отвили уже так и не сумели избавиться.

Это звучит почти анекдотично, но младший сын покойного короля, вступивший на престол под именем Вильгельма II, вошел в историю под прямо противоположным прозвищем — «Добрый». И эта оценка монарха и его правления была столь же далекой от реализма, как и в случае с его отцом. Вильгельму II в гораздо большей мере подошло бы прозвище «Ленивый» — он не любил вникать в государственные дела, за исключением некоторых вопросов внешней политики. Однако по характеру, судя по всему, он был куда более приятным и покладистым человеком, чем Вильгельм I, что и принесло ему любовь окружающих. Но главное — при Вильгельме II ситуация на юге Италии стала спокойнее, торговля и ремесла вступили в новую фазу подъема, а между правомочиями короны и интересами вассалов был достигнут хрупкий баланс. Вильгельм II был таким же жизнелюбом, как и его отец, но правил в более спокойные времена, а потому его эпоха вошла в сицилийскую историю как «золотой век» или «прекрасные времена короля Вильгельма Доброго». Вопрос о роли личности в истории вечен и, видимо, неразрешим, и оба сицилийских Вильгельма служат тому иллюстрацией: если «Злого» часто упрекают в том, что слабость его характера обернулась смутой, то слабость характера «Доброго», напротив, обеспечила Сицилии несколько десятилетий мира и процветания.

В начале правления Вильгельма II произошел эпизод, на котором стоит остановиться отдельно, поскольку он перекликается с событиями, которые произошли спустя более чем столетие и привели к потере Сицилии Карлом Анжуйским. После смерти Вильгельма I регентшей при малолетнем Вильгельме II стала королева-вдова Маргарита Наваррская. Не обладая большими политическими талантами, королева искала советника, на которого могла бы опереться. При этом она доверяла главным образом своим французским родичам. По совету архиепископа Руанского, приходившегося Маргарите кузеном, на Сицилию по пути в Святую землю направился их общий родственник — молодой Стефан, младший сын Ротру II, графа дю Перша. В сентябре 1166 года он прибыл в Палермо и настолько понравился Маргарите, что в течение нескольких месяцев стал не только канцлером королевства, но и архиепископом Палермским — не имея до этого духовного сана! Как утверждает Джон Норвич, «Стефан выказал себя человеком способным и энергичным; что не менее важно — он оказался неподкупен. Маргарита была им очарована»^{180}. Своей стремительной карьерой Стефан оказался обязан исключительно благосклонности Маргариты. Насколько далеко зашла эта благосклонность, спекулировать не будем, но в принципе Стефан, несмотря на молодость (ему было чуть за 20), видимо, и в самом деле был толков. Во всяком случае, он один из немногих, о ком со сдержанной похвалой отзывается Гуго Фальканд — хронист, отличавшийся большим скепсисом в оценках своих персонажей^{181}.

Со Стефаном приехало несколько десятков французских рыцарей, и вскоре они заняли важнейшие посты при сицилийском дворе. Это пришлось не по нраву местным вельможам. Основания для недовольства появились и у остального населения: «…Противники канцлера разжигали ксенофобию сицилийцев, вызванную тем, что французские господа якобы пытались в нарушение местных обычаев ввести систему налогов и повинностей, существовавшую во Франции… На Сицилии эти повинности [94] были неизвестны и не приветствовались. Сколь бы «нормандским» ни был правящий класс, он встретил в штыки «французское» влияние» ^{182} . С другой стороны, Стефан дю Перш настроил против себя многих влиятельных лиц тем, что попытался провести реформы, направленные против самоуправства местных чиновников и некоторых баронов. В результате недолгое правление Стефана оказалось полно заговоров и интриг, направленных против канцлера. В пб8 году они вылились в восстание, которое началось в Мессине и вскоре охватило другие города. Стефан был вынужден бежать, вернее, продолжить свое паломничество в Святую землю, которое на два года прервала сицилийская эпопея. Вскоре он умер в Иерусалиме от болезни. Многим его французским сподвижникам повезло еще меньше — так, хроники графства Перш, откуда был родом Стефан, упоминают о некоем Роберте де Беллеме, который «окончил свои дни в 1168 году, отравленный ядом в Салерно судьей этого города, подкупленным врагами Стефана-Ротру, канцлера короля Вильгельма» ^{183} .

94

Имеются» виду прежде всего выплаты сеньорам натуральными продуктами (redditus) и деньгами (pensiones). На Сицилии в описываемый период подобными податями облагались только арабские и греческие крестьяне. Особенно бурное противодействие нововведения северян вызвали в городах, чьи обитатели [oppidan"i] располагали личной свободой.

Эпизод со Стефаном, при всей его краткости, важен и исторически, и психологически: «Стефан не был ни жесток, ни корыстолюбив; он просто никому не нравился. И не исключено, что главная его заслуга перед королевством состоит не в проведении административных реформ, а в том, что он напомнил своим противникам, что они прежде всего сицилийцы и у них есть общее дело — избавить страну от вторгшегося в нее иностранца»^{184}. Это очень существенное наблюдение. В культурно и этнически пестрой сицилийской среде идентичность формировалась по специфическим законам — отчасти за счет верности местным обычаям, в том числе экономическим (см. вопрос о податях) и правовым, отчасти как бы «от противного», когда местных жителей, при всей их собственной разнородности, объединяло присутствие явных и несомненных пришельцев, чужаков, которых следовало устранить. В этом отношении, при всей разнице политических обстоятельств, «Сицилийская вечерня» 1282 года была прямым продолжением антифранцузского восстания 1168-го.

Закат династии Отвилей оказался неожиданно быстрым. Вильгельм II, понимая, что его королевство расположено на полпути между Западом и Востоком, пытался выстраивать свою внешнюю политику, балансируя между западными государствами и Византией, чей император Мануил Комнин пытался восстановить былое могущество Константинополя в Средиземноморье — как силой оружия, так и средствами дипломатии. Однако Мануил нанес Вильгельму оскорбление, причина которого остается неясной до сих пор. В 1171 году он пообещал юному королю в жены свою дочь Марию; была заключена договоренность о том, что принцесса приедет к жениху на Сицилию, но Мария так и не появилась, а из Константинополя не пришло ни извинений, ни объяснений. Этот эпизод предопределил антивизантийскую направленность дальнейшей политики Вильгельма II. Король позднее женился на Джоанне из рода Плантагенетов, дочери английского короля Генриха II.

В момент заключения брака девочке не было и 12 лет, так что какое-то время отсутствие у королевской четы наследников казалось естественным. Но детей не появилось и впоследствии, из-за чего брак тетки Вильгельма II, Констанции Сицилийской [95] , и Генриха Гогенштауфена, будущего императора Генриха VI, приобрел важное династическое значение. Брак этот был заключен по инициативе Вильгельма II в 1186 году с политической целью — обезопасить королевство с севера, примирившись с империей Гогенштауфенов. Сам король не мог предполагать, что именно к его тетке, выходившей замуж в «перезрелом» по тем временам 32-летнем возрасте, перейдут права наследования сицилийской короны. Но произошло именно это: в ноябре 1189 года Вильгельм II заболел и умер, не оставив прямых наследников. Констанция же, напротив, в почти невероятные тогда для деторождения 40 лет произвела на свет сына-будущего Фридриха II.

95

Констанция была младшей, посмертной дочерью Рожера II в его третьем браке с Беатрисой Ретельской.

Пять лет, которые отвела история династии Отвилей после смерти Вильгельма Доброго, были заполнены борьбой с Гогенштауфенами, предъявившими права на корону Сицилии. Здесь вновь проявилось нежелание сицилийцев принять власть пришельца: чтобы не допустить воцарения iure uxoris Генриха Гогенштауфена, местная знать избрала на опустевший трон Танкреда, графа Лечче. Он приходился Вильгельму II двоюродным братом, но династические права Танкреда перечеркивало его нелегитимное происхождение [96] . Тем не менее после ряда перипетий в идо году Танкред был коронован, а папа Климент III, формальный сюзерен Сицилийского королевства, признал его права, что было тут же оспорено Генрихом VI. Так впервые в истории Regno [97] столкнулись два принципа наследования — династический, защитником которого в этой ситуации выступал Генрих, и феодально-правовой, на который опирался Танкред, получивший признание своего королевского достоинства от папы. Эта коллизия повторится 75 лет спустя, когда последние Гогенштауфены будут по-прежнему отстаивать наследование короны «по крови», а Карл Анжуйский выступит от имени папы, вручившего ему корону Сицилии.

96

Танкред был незаконнорожденным сыном Рожера III, герцога Апулии, старшего сына Рожера II. Рожер III умер раньше отца, поэтому королем не стал.

97

Regno (ит.) — буквально «королевство». Поскольку других государств, имевших ранг королевства, в Италии в Средние века не существовало (древнее Итальянское королевство, основанное лангобардами, было скорее историко-правовой фикцией), Сицилийское королевство часто обозначалось и обиходе и документах того времени просто как Regno. M дальнейшем мы тоже будем для краткости иногда использовать это название.

Король Танкред умер в начале 1194 года, спустя два месяца после скоропостижной смерти его старшего сына и наследника, Рожера. Корона досталась младшему сыну, Вильгельму III, восьмилетнему мальчику, которого ждала трагическая судьба. Летом 1194 года Генрих двинул войска и флот на Сицилию. У покойного Танкреда всегда было немало врагов, и теперь они подняли голову. Мальчика-короля и его мать, королеву Сибиллу, предали почти все; упорное сопротивление императору оказал лишь город Салерно. Генрих вступил в Палермо и на Рождество был коронован. Семья Танкреда оказалась в плену. Позднее родственников Отвилей и часть местной знати сурово наказали по обвинению в причастности к заговору против Генриха, подлинному или мнимому, неизвестно. Сибиллу с дочерьми наконец все-таки отпустили; они осели в одном из монастырей в Эльзасе. «Что до самого Вильгельма III, его судьба остается загадкой, — отмечает Джон Норвич. — Согласно одной версии, его ослепили и кастрировали в числе прочих по приказу Генриха VI, согласно другой… — его отпустили, и он стал монахом. Единственное, в чем мы можем быть уверены, — пленником или монахом он прожил недолго»^{185}.

Правление Отвилей закончилось, на смену им пришли Гогенштауфены — хотя по женской линии, через королеву Констанцию, потомки нормандских рыцарей-авантюристов продолжали править Сицилийским королевством [98] . Тем не менее большинство историков считает 1194 год концом правления нормандцев в Regno. Наследие Отвилей оказалось богатым: крепко сколоченное — несмотря на повторявшиеся распри и мятежи — зажиточное королевство с централизованным (прежде всего в островной части) государственным аппаратом, сильным войском, процветающей торговлей и оригинальной культурой, сочетавшей в себе западные, византийские и арабские элементы. Отвилям удалось сделать свое пестрое государство не просто важным игроком на итальянской и, шире, средиземноморской политической сцене, но и «постепенно переместить Сицилию с Востока в мир [западного] феодализма и в европейскую политику» ^{186} .

98

До восшествия на сицилийский трон Карла Анжуйского, а па самом острове Сицилии — вернулись к власти в 1282 г., так как Педро III Арагонский, провозглашенный королем после «Сицилийской вечерни» (см. Главу VI), был связан с Отвилями дважды: он сам являлся потомком Роберта Гвискара по женской линии, а его супруга Констанция приходилась дочерью Манфреду Гогенштауфену и соответственно правнучкой Рожеру II.

Поэма Петра из Эболи Liber ad honorera Augusti sive de rebus Siculis («Песнь в похвалу Августа и о делах сицилийских»), посвященная бурным последним годам правления нормандской династии на Сицилии, была написана вскоре после падения Отвилей и воцарения Генриха VI, ярым сторонником которого был автор поэмы^{187}. Она снабжена несколькими миниатюрами, одна из которых привлекает особое внимание своей символичностью. На ней изображено колесо Фортуны, над которым видна фигура торжествующего Генриха VI, увенчанного короной и воздевшего руки в благодарственной молитве; под колесом, раздавленный, лежит несчастный Танкред. Подобными иллюстрациями можно было бы снабдить и последующую сицилийскую историю, причем в трех случаях на них фигурировал бы Карл Анжуйский: дважды — как вознесенный судьбой наверх, однажды — как сброшенный вниз. Переместимся в середину XIII столетия, когда колесо Фортуны впервые повернулось в благоприятном для Карла направлении — чтобы уничтожить Гогенштауфенов и принести ему наследие Отвилей.