Мечь и перо (Часть 1)
Шрифт:
– Завтра или послезавтра.
– Завтра или послезавтра? Нам не нужно столько времени. Через час Хюсамеддин будет во дворце.
– Неужели ты сможешь так быстро разыскать его?
– Хюсамеддина искать не нужно. Сегодня он ждет меня на площади шорников, прогуливаясь под чинарами. Ему не терпится получить новое известие о мелеке.
Себа-ханум ушла.
Гатиба вызвала машшату, которая начала наряжать ее. Это длилось более двух часов.
Наконец опять появилась Себа-ханум и доложила, что Хюсамеддин ждет в коридоре.
Гатиба быстро поднялась с кресла.
–
– И, обернувшись к рабыне-машшате, добавила: - На сегодня достаточно. Ступай! Хюсамеддин, войдя, не поздоровался. Гатиба встретила его как ни в чем не бывало.
– Алейкюм-салам, уважаемый Хюсамеддин, проходи, садись!
– сказала она.
Сипахсалар подошел к креслу и сел.
Гатиба показала ему письмо, которое Себа-ханум получила от него обманным путем.
– Ты передавал мне это письмо через Себу-ханум?
– спросила она с укором.
– Да, письмо писал я.
– Так можно писать только простым, незнатным девушкам. Подобный тон в обращении к супруге великого хекмдара - неслыханная дерзость и непочтение!
– Я много лет был почтительным и вежливым, а какова награда?!
– Интересно знать, какую награду ты ждал от девушки, которую постоянно обманывал?
– Обманывал?.. Кого?
– Гатибу, дочь эмира Инанча! Женщину, которая сидит перед тобой и которую теперь все величают мелеке!
– Ты по-прежнему не хочешь отказаться от лжи и клеветы?!
– недовольно спросил Хюсамеддин.
– От лжи и клеветы? Я не переношу обмана. Когда у меня в руках доказательства, я смело говорю правду в глаза.
– Какие у тебя могут быть доказательства?
– Ах, лучше не говорить о прошлом, ведь ты виновен передо мной. Но я позвала тебя не для того, чтобы обвинять и осыпать упреками. Я хочу помириться с тобой, хочу, чтобы наша старая дружба продолжалась. Давай поговорим об этом. Ты сам хорошо знаешь, я вышла замуж не по любви, - это был политический шаг. Что мне оставалось? На кого я могла опереться? Как я могла избежать этого замужества? Поэт Низами не оценил моей любви, ты тоже жестоко посмеялся надо мной...
– Я посмеялся над тобой?!
– Да, на словах ты объяснялся мне в любви, а сердце твое страдало по Махтаб-ханум.
– Мое сердце?! По Махтаб-ханум?!
– Да, по Махтаб-ханум! Ты думаешь, Джахан-бану не передала мне письма, которые ты писал ее дочери?
Гатиба достала из шкатулки письмо Хюсамеддина к Махтаб-ханум и показала собеседнику.
– Разве это письмо написано не твоей рукой? Разве это не твоя подпись? Ты написал это письмо задолго до того, как атабек Мухаммед приехал в Гянджу. Когда поэт Низами отверг
меня, я собиралась позвать тебя и открыть тебе свое сердце. Но в этот момент в мои руки попало твое письмо к Махтаб. Скажи сам, неужели я поступила бесчестно по отношению к тебе? Ответь мне, могла ли я надеяться на тебя и отвергнуть предложение атабека? Представь себя на моем месте! Уверена, ты никогда бы не призвал меня к себе и не стал бы разговаривать со мной после всего случившегося.
Хюсамеддин молчал, не смея возразить, не находя слов для оправдания. Его письмо к Махтаб-ханум было неопровержимым доказательством его вины.
Он проклинал в
душе Себу-ханум: "Да накажет ее Аллах!– думал он. Себа виновница моего несчастья. Ведь это она, проклятая рабыня, сводила меня с Махтаб-ханум!"
От стыда Хюсамеддин не смел поднять на Гатибу глаз.
Она подошла к нему, взяла его за руку и примирительно сказала:
– Друг мой, я позвала тебя не для того чтобы упрекать в былых грехах. Я позвала тебя затем, чтобы мы вместе подумали о нашем будущем. Хочешь ли ты выслушать меня? Скажи
правду, осталась ли в твоем сердце хоть частица былой любви ко мне?
Хюсамеддин прижал к своей груди руку Гатибы.
– Клянусь твоими прекрасными глазами, Гатиба, я люблю тебя как прежде! Моя любовь будет жить, пока бьется это сердце.
– Я знала это, потому и осмелилась позвать тебя во дворец. Мы оба молоды, и надежда пока не захлопнула перед нами своих дверей. Подадим же друг другу руки и будем действовать. У нас довольно обширное поле деятельности. Теперь мы можем вершить делами не только в Гяндже, но и во всем салтанате. Ты должен знать, я добьюсь у атабека согласия на твой переезд в Хамадан.
– Ты хочешь увезти меня в Хамадан как пленника? Думаешь этим самым спасти своего отца эмира от моей мести?
– Вовсе нет. Ты поедешь в столицу не как пленник, а как славный полководец. В Хамадане я буду доверять только одному тебе, только на тебя буду полагаться. Что касается моего отца, ты не имеешь права сердиться на него, Не дай я сама согласия, он бы не посмел насильно выдать меня за атабека. Это нечестно - мстить другим за допущенные тобой ошибки. Ты один виноват во всем! Если бы твое письмо к Махтаб не попало в мои руки, я бы никогда в жизни не вышла замуж за атабека Мухаммеда, хотя бы даже меня приехал уговаривать сам халиф багдадский. Отвечай, ты веришь мне?
Колебание Хюсамеддина длилось мгновение.
– Да, верю!
– воскликнул он.
Гатиба ласково улыбнулась.
– Я хочу наградить тебя. Ты примешь мою награду?
– спросила она.
– Щедрость прекрасной Гатибы безгранична!
Молодая мелеке протянула Хюсамеддину свои губы. Он, как безумный, впился в них.
Гатиба с трудом вырвалась из его объятий.
– Остальное потом...
– шепнула она.
ГЮТЛЮГ-ИНАНЧ
У Гатибы родился сын.
Когда младенцу исполнился месяц, в столице салтаната были устроены пышные торжества. Город Хамадан утопал в цветах. Тысячи фонарей и факелов на стенах крепости Кюлейн, как днем, освещали раскинувшийся на холмистой местности город, насчитывающий в окружности восемнадцать верст.
Мысли всякого, кто смотрел на город с гробницы Баба-Тахира, которая возвышалась в самом его центре, возвращались к далекому прошлому. Сверкающий в огнях город напоминал те времена, когда персидский царь Кейхосров II вступил в Экба-тану114, столицу индийского императора Астияга, и поджег ее.
Зарево от факелов, горящих на склонах горы Алванд, освещало гробницу имама Гусейна, находящуюся на расстоянии двух ферсахов, и проникая внутрь гробницы сквозь окна с железными решетками, нарушало покой суетливо порхающих меж мраморных колонн летучих мышей.