Меч и щит

Улош вернулся в избу и разбудил меня и Кольбейна. Мы прошли к неподвижно лежащему телу и перетащили его на двор, где подвергли тщательному обыску. И не нашли ничего подозрительного, кроме хранившегося за пазухой бронзового квадратика с головой дракона. Вещица была похожа на джуигарскую монету, только у джунгарских монет, помнится, есть дырочка в середке для нанизывания на шнур…

Тут я вспомнил, что такой же квадратик с драконом обнаружил у мертвого главаря банды вратников, которая подарила мне первого пленника.

Утром мы расспросили старейшин Багбю, и выяснилось, что покойник был нездешним.

— Сказал, что его зовут Слейг и он из сожженной вратниками деревни Эйкисма, — прошамкал самый седой из первых людей деревни.

— Вот как? — насмешливо отозвался знатный арантконец из моего отряда. — В таком случае, он добирался сюда очень долго, ведь эту деревню сожгли еще три года назад.

Происшествие меня изрядно встревожило. Пусть этот шпион уже ничего не передаст своим, но ведь могут быть и другие!

Естественно, я после той ночи всегда окружал стоянку тайным караулом, но ведь подходящие к нам отряды могли не знать про этот случай с лыжником и не проявить необходимой бдительности. Особенно это относилось к отрядам знати. За акристов я тревожился меньше, они привыкли держаться настороже и вряд ли оплошают.

Так что в последующие два дня я едва удерживался от соблазна пустить коня вскачь, чтобы опередить вражьих осведомителей. Но это сломало бы всю схему подхода войсковых соединений. Поэтому я крепился до Ульфбанитуны, где к нам присоединился последний отряд акритов и где нас ждали заранее подвезенное со всей округи продовольствие для людей и лошадей, на которое мы и будем в основном полагаться в походе до Мулетана.

Но и после выезда из Ульфбанитуны Кольбейн уговорил меня не пороть горячку и не гнать лошадей, рискуя запалить их. Ведь нам осталось всего четыре дня пути, и едва ли даже самый лучший лыжник одолеет его быстрее нас по лесному бурелому. Я дал себя уговорить, но все эти четверо суток изнывал от беспокойства. Ведь если вратники получат предупреждение и успеют подготовить встречу, то никто из нас не выберется из этой заснеженной лесной западни.

Но когда мы свернули с Хвиты на лед ее притока, довольно узкой речушки Фрик (всего в две аммы шириной) и за день добрались по ней до зимника, ведущего непосредственно к Мулетану, я немного повеселел. Теперь поздно принимать какие-то меры.

Я приказал разбить лагерь, но на всякий случай не разводить костров. Это решение далось мне нелегко — ведь даже по пути через Ухреллу мы ночевали в тепле деревенских изб, а теперь приходилось спать прямо на снегу. Не передать, какими добрыми словами поминали мы волков, у которых позаимствовали шкуры. Арантконская знать тоже запаслась полушубками из волчьего меха, а акриты носили казенные, из шкур, собранных вместо податей. Пригодились и старые одеяла из верблюжьей шерсти — ими мы укрыли продрогших коней, надев им на морды торбы с овсом.

Мы переночевали, и ничего, никто не погиб от холода, хотя и было отморожено несколько носов. Утро выдалось ясное, и мы, собравшись в плотную колонну, двинулись в прекрасном настроении по зимнику.

По через несколько часов впереди показался заиндевелый камыш, и мое настроение стало портиться. Я вспомнил, что, по словам пленных, Мулетан стоял на широком острове в окружении не замерзающих до конца болот. Это «не до конца» меня сильно нервировало, поскольку означало, что приблизиться к Мулетану мы сможем лишь по возведенным над незамерзающей частью болота мосткам на сваях, которые, естественно, неусыпно охранялись. И проехать по этим мосткам могли только двое, от силы трое.

Готовясь к походу, я много думал, как преодолеть этот проклятый участок. Но так ничего и не придумал. Поэтому, когда мы к полудню подъехали к мосткам, я взял своих стрелков и телохранителей, велел остальным укрыться в камышах и ждать семана и двинул напрямик с развернутыми знаменами.

На другом конце мостков стояла деревянная крепостца, а точнее, просто изба с глухими стенами, предназначенная скорее для удобства караульных, чем для защиты переправы. И вообще, по канонам фортификационного искусства такие укрепления положено возводить по обе стороны переправы. Но вратникам это к чему? Ведь им ничто не угрожало в их логове. Во всяком случае, так они думали… Теперь будут думать иначе, пока не останутся без того, чем думают.

* * *

Тяжелая дубовая дверь со скрипом отворилась, из крепостцы вышел на свет ражий детина в шлеме и пластинчатом панцире поверх тулупа. В руках он держал косарь, которым и перегораживал нам дорогу.

— А ну, стой! — крикнул он на том же собачьем ромейском, который я уже слышал от пленных вратников. — Вы чего это вырядились волкодавами? Для мистерии, что ль? — И заржал, крайне довольный собственной остротой. Потом вдруг снова напустил на себя грозный вид и приказал: — А ну, подай твой знак. — Он обращался ко мне — явно признал главного.

Меня внезапно осенила догадка, и я полез в седельную сумку, слегка пнув Улоша по голени.

— Этот, что ли? — отозвался я на том же ублюдочном ромейском, показывая часовому бронзовый квадратик с драконом. И, пока часовой щурился, силясь разглядеть дракона с пятидесяти шагов, Улош одним движением выхватил из горита лук, вставил стрелу и пригвоздил к двери метнувшегося было в избу часового.

Тот, однако, успел закричать, но его всполошенные товарищи не успели запереться в избе. Мы пустили коней во весь опор, взялись за мечи и порубили караульных всех до одного. Но один из них исхитрился опрокинуть жаровню на соломенные тюфяки, и всю крепостцу с такой быстротой охватил огонь, что мы едва успели выскочить наружу. Теперь уж вратники точно догадаются, что к ним пожаловали «гости» Но предпринять ничего не успеют. Их убежище, расположенное среди незамерзающих болот, теперь обернулось для них смертельным капканом.

Поэтому я приказал своему войску переходить через мостки, но не торопиться — не хватало еще, чтобы кто-то сорвался и потерял коня, да вдобавок промок. Особенно медленно перетаскивали обозные сани, а под розвальнями Диона мостки так и прогибались. Но через два-три часа вся наша рать благополучно переправилась, и мы двинулись на Мулетан.

Его мы увидели примерно через час, он стоял посреди открытого со всех сторон поля, — большой правильный квадрат, окруженный рвом, валом и частоколом с деревянными башнями по углам. Длина стороны этого квадрата равнялась, по моей прикидке, двум плетрам, то есть его площадь была четыреста квадратных акенов.

Я усмехнулся, поймав себя на этих школьных вычислениях. Как бы то ни было, этой территории вполне хватало для размещения полутора тысяч человек — по моим расчетам, столько здесь собиралось на шарвары. Около тысячи постоянных обитателей, да еще по полсотни человек от каждого из десяти лагерей (командный состав вместе с сопровождающими).

Когда мы подъехали ближе, снег перед Мулетаном почернел от множества высыпавших за ворота людей. Все они были вооружены, и толпа продолжала расти, словно в Мулетане находился какой-то неиссякаемый источник живой силы.