Меч и щит

Он бы и дальше развивал эту тему, но тут в пивном зале раздался громкий гул, заставивший нас обернуться. Гул все нарастал и наконец перерос, в дружный рев:

— КОРЖЫК! КОРЖЫК! КОРЖЫК!

В зал вбежало несколько молодцов, затянутых с ног до головы в красную холстину.

— Шапки долой, господа! — закричали они. — Перед вами сам Великий и Блистательный Коржык, сын Геральта, сына Андреаса!

И следом за ними спокойно, без всякого важничанья, вошел тот, кого так восторженно приветствовали: довольно молодой человек с совершенно белыми волосами. И когда я увидел его глаза, то понял, что волосы у него белые не с рождения, так как глаза его были зеленые, со зрачками как у кошки. Несмотря на теплую погоду, он был одет в черный плащ, наброшенный на плечи. Подойдя к стойке, он скинул плащ, и под ним обнаружилась потертая кожаная куртка, а за спиной висела на ремне кифара.

Трактирщик тут же подбежал к нему и подобострастно осведомился:

— Чего пожелаете?

— Пива, — кратко ответил Коржык. Голос у него был неприятный.

Трактирщик тут же вытер руки о фартук и наполнил пивом глиняную кружку. За стол Коржык не сел, а остался у стойки, обводя зал пронзительным взглядом. Потом глотнул и почмокал, оценивая вкус. Похоже, ему понравилось: он допил и се стуком поставил кружку на стойку. После чего, не чинясь, привычным движением взял кифару и пробежался пальцами по струнам, заставив их зазвучать так, что в душе у слушателей (во всяком случае, у меня) возникли образы грома, огня, ревущего потока и свистящего ветра. А потом запел неожиданно звучным и сильным голосом, одновременно повелительным и проникновенным, заставлявшим гадать, что же это за пиво, от которого с человеком происходит такая волшебная перемена. Ведь, насколько мы знали, пиво на шизахнаре имелось только у нас…

А певец между тем ударил по струнам и затянул:

— Давно нам известно от предков: Нет золота в Серых горах, И люди бывают там редко, Их гонит оттуда злой страх.

Пел он на койнэ, торговом языке Межморья, сложившемся во времена левкийской гегемонии и заменившем тар-хагартцам родной тар-хагартский, которого, впрочем, не существовало в природе. Однако Мечислав внимал, замерев от восторга, словно услышал вдруг полузабытую родную речь.

В балладе рассказывалось о бедной сиротке по имени Сандра, у которой, как положено, была злая мачеха, а у мачехи, опять же как положено, имелись собственные дочери, железные зубы и неприятные намерения. Однажды мачеха и названые сестры Сандры отправились в королевский замок на бал, а бедную Сандру оставили дома, поручив ей вымыть окна, натереть пол, выбелить кухню, выполоть грядки, посадить под окнами семь розовых кустов и познать самое себя. И Сандре осталось только тоскливо вздыхать, глядя из хижины лесничего на огни в королевском замке, где веселились на балу мачеха и названые сестры. («Вот только интересно знать, как умудрилась жена какого-то лесничего выхлопотать для себя и дочек приглашение на бал, — промелькнуло у меня в голове. — В Эстимюр такая особа уж точно не попала бы, несмотря ни на какие связи…») Но добрая колдунья, доводившаяся Сандре какой-то родней (какой именно, я не понял, но, видимо, достаточно близкой, раз она нарекла Сандру именем при рождении), произнесла заклинание, что-то вроде «Биббити-боббити-бу» или «Крибле-крабле-бумс», превратив мышей из подполья в шестерку лошадей, крысу — в кучера, а тыкву — в роскошную повозку. Так что Сандра подкатила к королевскому замку с большим шиком и произвела неизгладимое впечатление на наследного принца. Дальнейшее я себе уже примерно представлял, но Коржык оказался не так прост и сумел меня удивить. Потому что, если верить ему, дело развивалось так.

Принц искусно притворился влюбленным и увлек красотку на темную галерею, где и лишил ее невинности, а потом велел стражникам вытолкать ее за ворота. Жаждущая мести Сандра скрылась в Серых горах — тех самых, где золота нет, и развернула там разбойничью войну («А ведь такая война как-то называется», — мелькнула у меня мысль, но я не стал копаться в памяти, так как Коржык продолжал песню) с целью лишить насильника трона. Вскоре благодаря древнему предсказанию (разысканному и обнародованному, естественно, той же доброй колдуньей-родственницей) стало известно, что все права на корону принадлежат как раз Сандре, а нехороший принц — всего лишь незаконнорожденный узурпатор да вдобавок ко всему еще и марионетка в руках злого колдуна. В конечном итоге Сандра побеждает принца в сражении, где насильника убивает его же хозяин-колдун, разочарованный в своем ставленнике. Сам же колдун ухитряется уцелеть, и теперь уже ему приходится искать спасения в Серых горах, где, правда, никакого золота нет и, по всей вероятности, никогда не было, но зато нет там и серебра с железом, равно как и змей, опасных для личностей, занимающихся его ремеслом. Изловили его в конце концов или нет, о том в балладе не говорилось, поскольку заканчивалась она коронацией Сандры как законной, да к тому же теперь еще и единственной, наследницы престола.

Умолкнув, Коржык повесил кифару за спину, набросил на плечи плащ и удалился — очевидно, чтобы осчастливить своим искусством следующую таверну. Слушатели (в том числе и мы) провожали его стоя и хлопая в ладоши. Хотя мы с братьями, как выяснилось, отнеслись к тематике баллады весьма неодинаково, но мастерство певца высоко оценили все, даже Фланнери, пренебрежительно назвавший балладу «сказочкой, детерминисм которой подточен стохастикой случайностей». Это показалась чересчур заумным даже мне, знавшему, что такое детерминисм и стохастика, а уж о Мечиславе с Агнаром и говорить нечего — те выглядели так, словно у них от этой мудреной фрасы зубы заныли.

Мечислав же, которого баллада растрогала до слез, нашел повод обидеться.

— Никакая это не сказочка, — заявил он, — а очень даже известная былина. У нас в Вендии ее все знают. Я как услышал первые строфы, так сразу почувствовал: повеяло чем-то родным и знакомым. А про Серые горы никто ничего не ведает, кроме того что золота там нет. Есть даже пословица такая, «искать золото в Серых горах», то есть заниматься бессмысленным делом, зря стараться и все такое. Нет, это очень хорошая песня, нашенская.

— Ну, положим, месть эта девица осуществила по всем правилам, — скрепя сердце признал Агнар, — но предсказания там или нет, а женщина никаких прав на трон не имеет, даже если кроме нее в роду конунгов совсем не осталось мужчин. Тогда престол должен занять какой-нибудь ярл, и уж он мог бы для обретения большего веса среди ярлов жениться на этой самой Сандре. Вот тогда эта флокка кончилась бы как надо.

Я в разговор не вступал, поскольку чувства меня раздирали весьма противоречивые. С одной стороны, принц, конечно, обошелся с Сандрой некрасиво, мне бы так поступить не позволили принципы, даже если б я знал, что она явилась на бал незваной. Но, с другой стороны, я от души сочувствовал и бедняге принцу. Ладно, допустим, отодрал он эту Сандру, но, как выражается Мечислав, дело-то житейское. Что ж его за это сразу с престола долой? Если так подходить, то, вероятно, следует свергнуть с престола всех монархов Межморья, так как почти наверняка в любом королевстве найдется какая-нибудь девица, которая заявит, будто король ее изнасиловал, особенно если очередная «добрая» колдунья найдет или придумает древнее предсказание, сулящее ей трон…

— А предсказание-то ей досталось получше нашего, — ехидно заметил Мечислав и толкнул меня локтем в бок. — Верно, Главк?

Но я уже думал о другом: как же называлась эта разбойничья война?

Когда Мечислав ткнул меня в бок, то задел рукоять меча, и я решил попробовать вспомнить с его помощью. Выдвинув наполовину клинок из ножен, я повернул его так, что свет подвешенных на цепях к потолку масляных ламп забликовал на металле и сверкнул мне в глаза.

— Герилья, — произнес я словно во сне и со стуком вогнал клинок обратно в ножны.

— Чего? — уставились на меня Агнар с Мечиславом, а Фланнери посмотрел с любопытством ученого, мол, ну-ка, что еще выдашь новенького?

— Разбойничья война, которую вела Сандра, — ответил я им всем. — Она называется «герильей». Слово это означает «малая война», хотя и не могу сказать, на каком языке. По всей вероятности, на каком-то диалекте антийского, в нем тоже есть слово верра…

— Да ты хоть слышал, о чем мы говорили? — с досадой спросил Мечислав. — Или все это время пытался вспомнить, как называется народная война на каком-то непонятном языке?

— Отчего же, отлично слышал и согласен с тобой — предсказание Сандре досталось хорошее, поскольку оно определенное: этого свергнуть, эту — короновать. Но ведь как раз это и должно было вызвать у сторонников Сандры глубокие сомнения — предсказания просто не бывают столь определенными и четкими. Верно? — Я обернулся за подтверждением к Фланнери.

— Более чем ты думаешь, — подтвердил тот. — Открою вам одну тайну, которой маги по вполне понятным причинам предпочитают не делиться с непосвященными. Будущее нельзя предсказать — его можно только предвидеть.

Я недоуменно моргнул, Агнар с Мечиславом — тоже. Потом Агнар помотал головой и попросил:

— Не понял, нельзя ли помедленнее?

— Ну представь себе, — растолковал ему как слабоумному малолетку Фланнери, — что ты заплатишь прорицателю, потребовав предсказать тебе судьбу, и тот изречет, что судьба твоя, ну, скажем, погибнуть сегодня во время драки в трактире, когда тебя треснет стулом по голове вон тот верзила. — И Фланнери кивнул в сторону здоровенного угрюмого типа в кожаных штанах, кожаной же безрукавке и дорогих пурпурных сандалиях. — Что ты сделаешь, услышав такое?