Меч королей

Я проскользнул мимо кресла-качалки.

Она снова уставилась на огонь в камине, а потом тихо спросила:

– Кто ты такой?

Наталия резко повернулась ко мне, и темные волосы взметнулись над правым плечом.

– Кто ты такой, чтобы так поступить?

– Я просто пацан, который хотел помочь своему дяде.

– Ты – вор.

– Да. Получилось, что вор.

– Мой отец должен был убить тебя, еще когда ты взял меч. Я бы убила.

– А тебе не кажется, что жизнь устроена забавно? – спросил я, а Наталия посмотрела на меня так, будто я заговорил на тарабарском языке. – Ты же наверняка уже заметила, что здесь тоска смертная. Я не знаю точно, сколько времени здесь торчу, но у меня такое ощущение, что уже очень долго, а заняться нечем, только ешь, спишь, ну и думаешь. Вот я и подумал, сколько всего должно было случиться, чтобы я в конце концов оказался в этом месте. Ничего бы не было, если бы мой отец не сбежал от мамы. Если бы мама не умерла от рака. Если бы дядя не вызвался меня воспитывать. Если бы мистер Сэмсон нанял кого-нибудь другого в охранники Сэмсон-Тауэрс. Или если бы дядя Фаррел просто взял и отказал бы Могару, и это было бы правильно. Или если бы я отказал дяде Фаррелу. Я могу продолжать, но ты уже, наверное, поняла, о чем речь. Твой отец часто говорит о судьбе и предназначении. Я-то никогда всерьез о таком не думал. А теперь вот подозреваю, что, может быть, есть что-то такое, что нас направляет и готовит для чего-то важного… А ты как думаешь?

– Я? Я думаю, что ты идиот.

– Тут ты не первая, – признал я.

– Меня тошнит оттого, что тебе нравится мой отец.

– Понятно, – сказал я. – Но может быть, тебе не стоит на меня злиться. Я знаю, каково это.

– Каково – что?

– Каково терять родителей.

Наталия молча смотрела на меня. И это длилось так долго, что мне стало уже совсем не по себе – сильнее, чем раньше.

– У него хотя бы есть шанс остаться в живых, – напомнил я. – У моей мамы даже шанса не было.

36

После того вечера между нами с Наталией что-то изменилось. Не скажу, что у нас наладились отношения, но мы в каком-то смысле достигли взаимопонимания. Я, как и раньше, замечал, что она на меня поглядывает, и Майк, наверно, тоже это засек. Как-то за ужином я поднял голову от тарелки и обнаружил, что она на меня смотрит, а потом глянул на Майка, а он все это видел и улыбался.

Однажды утром я принял душ и после, проходя по коридору мимо комнаты Беннасио, услышал голос Наталии. Беннасио ей тихо отвечал. Похоже, они спорили. Я понял, что Наталия настаивает на том, чтобы пойти с ним на встречу с Могаром. Я прошел в свою комнату и вскоре услышал, как хлопнула дверь, а потом различил легкие шаги Наталии.

Немного выждав, я подошел к комнате Беннасио и тихо постучал. Мне никто не ответил. Я повернул ручку. Дверь оказалась не заперта.

Тогда я вошел. Свет в комнате был выключен, но на столике у дальней стенки горели две свечи. Между ними стояла картинка в позолоченной рамке. На ней был изображен мужчина в белом плаще, который словно парил на черном фоне. Он раскинул огромные пушистые крылья, а в правой руке держал меч.

Беннасио стоял перед картинкой на коленях. Он даже не обернулся, когда я вошел. Мне стало стыдно, как будто я застал его голым. Но больше всего меня поразило, каким он выглядел маленьким рядом с этой картинкой – крохотным и бесконечно одиноким.

– Слушаю тебя, Кропп, – произнес Беннасио, не поворачивая головы.

– Вы должны взять ее с собой, – сказал я.

Он не пошевелился.

– Возьмите ее с собой, Беннасио.

– Ты не понимаешь, о чем просишь.

– Может, и не понимаю, – согласился я. – Я много чего в этой истории не понимаю. И наверное, многое так и не пойму, но вот в этом я точно уверен.

Беннасио поник плечами и опустил голову на грудь, а потом, когда он встал, я впервые осознал, насколько он стар – настоящий дед. Беннасио обернулся и посмотрел мне в глаза.

– В чем ты уверен, Кропп?

– Послушайте, Беннасио, когда моя мама заболела, она все время ругалась на меня за то, что я шляюсь в больницу. Пропускаю уроки, ем не вовремя, мало сплю… Но она умирала. Не было никакой надежды, что она не умрет. Но я все равно приходил к ней каждый день. Больше месяца. Сидел рядом с ней часами, даже когда она не понимала, что я нахожусь рядом.

На меня нахлынули воспоминания. Я вспомнил, как высохла мама, лежавшая на больничной койке, маленькая, как пигмей, и лысая после химиотерапии. Вокруг глаз образовались черные круги, а зубы казались большими, потому что щеки провалились и губы стали совсем тонкими. И она постоянно и слезно просила: «Пожалуйста, Альфред, пожалуйста, сделай что-нибудь. Сделай так, чтобы не было больно».

– Наверно, от моих приходов не было никакого толку. Мне было нечем помочь, но где еще я должен был находиться? Вы говорите, что лишены выбора, но при этом думаете, что у нее он есть. Но может быть, у нее его не больше, чем у вас. Это, между прочим, лицемерие – говорить, будто у вас выбора нет, а у нее есть.

Не знаю, был ли какой-то смысл в том, что я говорил, но Беннасио слушал. Он не перебивал, просто смотрел на меня, но явно слушал.

– Ладно, – выдавил я. – Это все. Больше говорить не о чем.

Я вышел и плотно притворил за собой дверь. Всего в паре шагов от меня стояла Наталия.

Я вытер слезы и быстро прошел мимо нее, бормоча на ходу: «Случайностей не бывает». Не знаю, почему я это сказал.

37

Я убрался в свою комнату, и спустя какое-то время – не знаю, может быть, часа через два – в дверь постучали. Вошел Беннасио с какой-то длинной коробкой в руках. Он все еще был в коричневом плаще.

Беннасио сел рядом со мной, а коробку положил за спину.

– Кропп, – сказал он.

– Беннасио.

– Я не могу взять ее с собой.

– Придется.

– Когда-нибудь, возможно, у тебя будет ребенок, и тогда ты поймешь.

– Фигня.

– Не суди меня слишком строго.

– Ладно, – сказал я, как будто мое мнение о лорде Беннасио, последнем рыцаре Ордена Священного Меча, имело какое-то значение.

Беннасио сидел подле меня, и от него исходила какая-то всепоглощающая печаль, которая окутывала его, как незримое одеяние скорби.

– Та картина в вашей комнате, – произнес я. – На ней святой Михаил?

– Архангел Михаил, да.

– Знаете, я думал об этом. Мистер Сэмсон рассказывал о хозяине меча, и та леди в моем сне – тоже. Это ведь Михаил – тот самый хозяин меча, которого вы ждете?

Беннасио медленно покачал головой и улыбнулся. Я не понял, что он имел в виду. Прав я был или нет?

– Однажды, когда мне было тринадцать, – начал Беннасио, – отец отвел меня в сторону и сообщил, что мы находимся в доме Бедивера. Я тогда уже, конечно, знал историю меча, но так же, как ты, считал ее просто легендой. Отец подвел меня к главе Ордена, отцу Сэмсона, который тогда только-только переехал в Америку. Я увидел меч и уверовал. На смертном одре отец рассказал мне об ошибке Бедивера. – Беннасио вздохнул. – Бедивер должен был бросить меч в озеро, как недвусмысленно приказал Артур, но решил оставить его у себя, и так был основан наш Орден. Бедивер сильнее всех прочих рыцарей любил своего короля, и из этой любви выросла вера в то, что наступит день, когда за мечом придет новый хозяин.

Беннасио снова вздохнул, на сей раз очень тяжко.

– Это особое бремя, Альфред, – происходить из рода Бедивера. В нашем Ордене всегда были рыцари, которые считали, что своим поступком он предал доверие короля. Многие считали, что меч надлежит вернуть водам озера, из которого он появился, и тем устранить любую возможность его использования во зло. Я – последний рыцарь и последний сын Бедивера – клянусь, что, если мне удастся вернуть меч, я так и поступлю. Я искуплю его грех, хотя тот особого рода и был порожден любовью.