Меч над пропастью

Он задумался, но ответа на свой вопрос не обнаружил. У земной науки даже понятия не имелось о ментальных талантах даскинов; вдруг их слабые сигналы превосходят возможности гомо сапиенс?.. Не такой уж он сапиенс, этот гомо – даже в сравнении с парапримами, не говоря о даскинах!.. Паранормальные способности людей развивались медленно, хотя за последнюю тысячу лет, в связи с появлением психокибернетики, некоторый прогресс все же был достигнут.

«Натянуть шлем?.. – подумал Тревельян, вздыхая. – Видно, без этого не обойтись… Но если придет ответный импульс, усиленный шлемом, последствия будут фатальными».

– Эмиссар, – раздался голос Мозга, – однажды вы вступили в ментальную связь со мной. Помните? Это было еще на Сайкатской станции.

– Разве такое забудешь? – сказал Тревельян. – В ментальном плане ты… гмм… очень достойная личность.

– Благодарю. Я проанализировал воспоминания о том контакте и пришел к определенным выводам. Они касаются мощности сигнала, эмиссар. На фоне обмена информацией были периоды сильных всплесков. Я имею в виду ваши ментальные импульсы. Временами их мощность резко возрастала.

Тревельян насторожился.

– В самом деле? Когда же ты это фиксировал?

– В момент, когда вы высказывали желание. Это человеческий термин. Я воспринимаю ваши желания, как подлежащие выполнению команды.

– Команды… – повторил Ивар, коснувшись виска. – Желания и команды… что-то в этом есть, дружок. Сейчас я ведь не высказал желания, я только представил вторую камеру с порталом и этим монументом… Пожалуй, надо уточнить, чего я, собственно, хочу. Подержи-ка это. – Он протянул шлем трафору, поймавшему ментальный усилитель гибким щупальцем. – Сделаем еще одну попытку. Сезам, откройся! Джинн, исполни мое желание!

Привычным усилием воли он погрузился в транс. В неуловимый миг реальность, окружавшая Ивара, словно раздвоилась: он видел зал со Спящей Водой и его мысленное отражение – другую станцию с вратами и изваянием лоона эо. Эту картину нужно было передвинуть так, чтобы она легла на падавший сверху занавес, так, чтобы два потока Спящей Воды соединились и один зал казался продолжением другого. Он сделал это и внезапно понял, каким будет следующий шаг: две удаленные точки соприкоснулись, и их контакт нужно зафиксировать. Желание, оформленное в команду… мысленный приказ, который воспримет неведомое устройство… воспримет обязательно, ибо именно в этом – его назначение и смысл.

Он пожелал.

– Получилось, эмиссар! – Голос трафора был преисполнен торжества. – Мои поздравления! Получилось!

Ивар открыл глаза. Завеса, делившая зал на две половины, будто растаяла, исчезла вместе с ущельем, грудами мусора и брошенным лагерем шас-га; теперь перед ним открылось сумрачное подземелье с высоким куполом и гладкими стенами. В скудном свете, струившемся от врат, он мог рассмотреть эту вторую станцию во всех подробностях, и тут же понял, что она не была отражением первой. Ни трещины в стене, ни голокамеры, парившей над полом, ни трафора с десятком щупальцев… Безлюдье, тишина и пустота! Конечно, если не считать изваяний, что высились сбоку от врат.

– Я иду туда, – сказал Тревельян. Слова прозвучали точно хрип; от волнения перехватило горло, жаркая волна ударила в голову. Через миг он успокоился – медицинский имплант восстановил баланс, поглотив избыток адреналина. – Я иду, – повторил он и сделал шаг к невидимой сейчас завесе.

– Мне остаться здесь? Или сопровождать эмиссара? – с надеждой поинтересовался трафор.

– Останься и продолжай записывать. Думаю, видеосвязь не нарушится. – Ивар замер у границы, разделявшей подземелья, потом решительно шагнул вперед и обернулся. Теперь перед ним была первая станция: стена, в которой зиял пролом, висевшая в воздухе голокамера и плоский диск его помощника. Десяток манипуляторов трафора поддерживали сканеры и записывающую аппаратуру, десяток глаз следил за Тревельяном, и это успокаивало.

Убедившись, что визуальная связь сохранилась, Ивар приблизился к скульптурной группе. Тела и головы статуй были слегка развернуты, и казалось, что они глядят друг на друга, но в то же время не выпускают наблюдателя из поля зрения. Чувствуя себя незваным гостем, Тревельян обошел вокруг пьедестала, всмотрелся в прекрасные лица, встретил взгляд каждой фигуры; женщина смотрела ласково, будто желая его подбодрить, но черты остальных застыли в безмятежном покое. Протянув руку, он коснулся тонкой четырехпалой кисти, вздрогнул и отступил на шаг – ему почудилось, что мрамор ожил под его ладонью, наполнился мягкостью и теплом.

– Такие похожие на нас, – вырвалось у Ивара, – и такие непохожие…

Он отошел еще дальше и остановился там, глядя на статуи и словно бы чего-то ожидая. Собственно, он мог уйти, вернуться к первой станции, вызвать Маевского, Миллер и остальных коллег. Они исследуют это подземелье, явятся сюда с роботами, инструментами и приборами, проверят крепость стен, сканируют их интравизором и, может быть, поймут, как управлять даскинской машинерией. Они придут, и через недолгое время зал наполнится голосами людей, шипением лазеров, лязгом, стуками и шорохами; забегают роботы, потащат то и это, поднимутся вверх световые шары и дюжина камер, и чьи-то руки прикоснутся к статуям – пусть бережно, пусть осторожно, но руки будут не его…

Мысль об этом казалась кощунственной.

– Не для нас сделано, – вслух произнес Тревельян. – Или все-таки для нас? Вроде бы такой подарок от старших братьев младшим: если найдете, берите и пользуйтесь… Пахнет чудом? Ну и что с того! Вселенная полнится чудесами, и жизнь тоже. Вот предок мой Сергей Вальдес, служивший в Защитниках… Если верить тому серву…

Не спуская глаз со статуй, он принялся вспоминать услышанное много лет назад в Посольском Куполе, рассказ о земном мужчине и женщине лоона эо по имени Занту. То, что Вальдес в нее влюбился, не казалось странным, если она была похожа на эту каменную красавицу; красота чарует и властвует над всеми, над терукси и землянами, кни'лина и обитателями Осиера – может быть, даже над хапторами… Однако серв утверждал, что Вальдес и Занту породили дитя. Вот это было настоящим чудом! Хоть Ивар не являлся специалистом по лоона эо, но, как любой ксенолог, твердо знал, что половые признаки, обычные для гуманоидов, у них отсутствуют, и эта раса воспроизводит потомство при помощи ментальной конъюгации. Правда, если верить серву, были у Вальдеса некие таланты, и потому…

Что-то изменилось, прервав его воспоминания. Свет, исходивший от Спящей Воды, внезапно померк, тень накрыла мраморные изваяния, и Тревельян, повернувшись к порталу, уже не увидел ни плавающей в воздухе голокамеры, ни трафора, ни подземелья, в котором остался его помощник. Тьма затопила врата, беспросветная тьма, в которой кружились, ворочались, сталкивались какие-то серые массы, неимоверно огромные, безжизненные и страшные, как видение ада. Ужас сковал Тревельяна; ему чудилось, что он погружается в Лимб, тонет в этой изнанке Вселенной, где нет ни времени, ни пространства, ни тепла, ни света, а только мрак и холод. И хоть земные корабли летали в Лимбе почти тысячелетие, зрелище было не для человеческих глаз и чувств, таких беззащитных без корабельной брони, приборов, роботов и силовых полей. Впрочем, люди привыкают ко всему; быть может, пройдет какое-то время, и фантомы Лимба станут для них обычными, как грозовые тучи. Но будут ли они тогда людьми?..

Мысль исчезла и унесла с собой атавистический ужас. Тревельян вздохнул, вытер со лба испарину, сглотнул застрявший в горле ком. Мрак, затянувший врата, раздался, точно его полоснули ножом, что-то вспыхнуло, засияло, и гибкая фигура скользнула в светлую прореху, которая все ширилась и ширилась, оттесняя серые чудовищные глыбы, мертвые звезды или космические облака, что ворочались во тьме портала. Но Ивар уже не смотрел на них; сейчас он видел только серва, копию Первого Регистратора. Те же огромные глаза и золотые волосы, тот же крохотный рот, руки с узкими четырехпалыми кистями, хрупкое изящное сложение… И платье то же, что он носил когда-то, – облегающий комбинезон и мантия, падавшая до пола широкими складками.