Меч, палач и Дракон

— Мститель нашелся, — все еще играя старую роль, возмутилась она, — Послушай меня, Педро не виноват.

— Не убедила. Не бывать тебе королевой, повелительница балов. Пиши письмо, я не буду долго ждать.

Гийом не ошибся, оценивая силу привязанности Гальбы-младшего. Педро объявился быстро. Очень быстро. Взволнованный он буквально ворвался в спальню Марии. Волосы его были растрепанны от быстрой скачки по узким улочкам, на жестком фамильном лице искреннее беспокойство. Под камзолом угадывается кольчуга тонкого плетения, на поясе короткий меч.

— Мария!? — он удивленно оглядел пустую комнату.

Маг не стал читать, то, что написала герцогиня; но, судя по всему, послание вышло отличное. Светская львица прекрасно понимала, что в случае обмана умрет первой. Ее чувства к любовнику не стоили личной жертвы.

— Я вместо нее. Здравствуй, Педро!

— Ты, колдун?! — любовник Марии явно принял его за соперника.

— Вижу, грубость в вашем роду передается по наследству, как и подлость. Я помог вам вернутся из небытия, я вас туда и отправлю! — Гийом привычно взмахнул рукой.

Воздушные когти лишь поцарапали лицо Гальбы-младшего. Бывший халач-виник отпрыгнул назад, схватился за дверь. Та словно окаменела.

— Не так быстро. Да, заколдовали вас неплохо. Хорошие чары. Но мои — лучше, — Педро, кинувшегося на него с мечом, отшвырнуло назад, ударило о стену.

— Убийца, — единственный татуированный гранд Камоэнса проворно вскочил, — Стража! — закричал он.

— Не успеют, — Гийом медленно приближался к нему, ступая мягко, как кошка, — Я палач. А ты, подлец, предатель и детоубийца! — вежливость мага улетучилась.

Педро обожгло огнем, что бесплодно отступил, спалив усы. Он прыгнул, ударил, метя в открывшийся бок колдуна. Алмаз на перстне Гийома сверкнул и растекся каплями. Графа хлестнуло водяной плетью, что отбросила его к двери, но не смогла ранить.

— Гонсало постарался? — сделал вывод из его неуязвимости Гийом.

— Я не причастен к смерти принца!

— Не верю.

Гийом выкинул вперед обе руки, сжал, словно давя что-то между ними. Педро скрючило, кожа его стала краснеть и лопаться. Порвался кафтан. Зачарованная кольчуга разошлась на блестящую проволоку.

— Я не виноват, колдун! Я не вино… — меч выпал из ослабевших рук. Мария в углу пронзительно закричала. Гийом подошел вплотную. Наклонился, схватил за голову. Несколько раз ударил ее об пол.

— Ты был велик, халач-виник Турубанга. Велик, но опустился по уши в дерьмо, — Маг поднял меч, занес его, остановился.

Обнажившуюся грудь Педро покрывала яркая татуировка ягуара, сидящего на троне. Знак высшего доверия народа турубара.

— Я не ви-но-ват, — прохрипел он. — Я не хочу на трон. Я собирался вернуться. Назад. Домой. Душно здесь, — он повернулся на бок и застонал, извергая кровь из горла.

«Домой». Маг отшвырнул меч. Положил ладонь на грудь Гальбы-младшего, сжал, так что длинные пальцы его впились в кожу до крови.

— Повтори! — амулет, способный определять ложь висел на запястье Ангелы, пришлось воспользоваться старым, не слишком точным способом.

— Я невиноват! Слышишь ты, колдун! Не причастен! Я в ужасе! В Турубанге все проще. Без ваших интриг! Я возвращаюсь туда с помощью: солдатами и оружием. Хорхе знал. Отец знает. Мачадо-скупец деньги отпустил, скрипя зубами. Срок наступает через неделю. Корабли готовы, — выкрикивал Педро, чувствуя, как страшная хватка сжимает его сердце, трещат ребра, и кровь выступает сквозь поры кожи.

Гийом молча встал, вытер кисть о портьеру, занавешивающую стену. Педро закрыл глаза, татуированный орел на его лбу расправил крылья для полета.

— Кажется, вы не врете, сеньор Гальба-младший. Но к вашему отцу у меня вопросы остались. Когда он вернется, а случиться это скоро, предупредите его о моем скором визите. Мария вам поможет.

Маг вышел не прощаясь. Окаменевшая было, дверь открылась. Свита Педро — ломившаяся в нее с клинками наголо — застыла на месте, судорожно дыша и сверкая глазами — единственными органами, что сохраняли подвижность.

— Отец не причастен! Его подставили. Вас хотят стравить! — прокричал Педро в спину чародею, но тот не обернулся.

Алькасарский скакун — подарок Мигеля — недовольно фыркнул, но все же подпустил Гийома к себе.

Маг спустился вниз в старый город, зашел в купеческий трактир средней руки, снял отдельный номер, потребовал бумагу и чернила, послал лакея в соседнюю лавку за шкатулкой. Получив необходимое, написал два письма. Одно — своим паасинам, чтобы отправлялись домой, контракт окончен. Другое — в графство Кардес, вдове Риккардо де Вега.

Стилетом, спрятанным в рукаве, вспорол подкладку куртки. Вытащил пять огромных драгоценных камней, да несколько бумаг с сургучными печатями — векселей знаменитого банковского дома семьи Зурьге из Панира.

Вложил камни и письма в шкатулку, наложил на нее магическую печать, мысленно представив адресата — белокурую Патрицию де Вега. Письмо в Кардес подписал именем знакомого парфюмера, чары должны были защитить послание и от любой проверки, и воров.

Пообедал. Расплатился. Одного лакея отправил с письмом в свой особняк. Другого на королевскую почту. За последним проследил.

После, завершив все дела, выехал из города по направлению к загородному дворцу. К Ангеле.

* * *

Гийом достиг его к вечеру, гвардейцы, высланные капитаном Пескара в дальний патруль, молча встретили его, окружили немым сопровождением. Внезапно их командир оглянулся назад, и конники остановились. По безлюдной дороге к дворцу бежал человек. Он увидел гвардейцам и замахал руками.

Голубые глаза Луиса де Кордова ошалело уставились на мага. Его разрывало от желания что-то сказать, но он ни как не мог отдышаться, прижимая руку к колющему боку. Лицо грязное от пыли и пота, рот широко раскрыт. Не привык он к пешим прогулкам.

— Ги-и-ийом, ты здесь?! Как успел? — поэт сделал паузу, — Я загнал коня, пытаясь предупредить тебя, — Он обвел всех безумным взглядом, — Весь город шумит. Это подвиг — убить Педро прямо во дворце, за ору до приезда отца!

— Я не убивал, его, — у Гийома потемнело в глазах, — Когда мы расстались утром в доме Тавора, он был жив.

— Нет, — Луис мотнул головой, — Ты убил его во дворце, днем. Около десятка трупов, разорванных магией. Он шептал твое имя, умирая.

Гвардейцы переглядывались, разинув рты, не зная, кому верить.