Меч Руса. Волхв

И старец тоже ждал, недвижимый и благостный, так, будто он снисходил до князя, он внимал его просьбам, он вершил судьбы людей, он мог карать или миловать, его воины ждали рядом приказа, так, будто он один имел в запасе целую вечность и мог ждать эту вечность, чтобы тайна его стала нужна. Нужна, как воздух, как эти воины, как все, без чего не может жить княжеская власть. Ни одна тяжкая дума не легла на лицо старика, ничто не смутило его.

Наконец Мстислав посмотрел прямо в глаза мудрецу. Князь был добр по натуре, и неудача его тонкой игры не злила, а веселила его, и потому взгляд его светлых глаз был немного насмешлив.

– Нам недоступна мудрость твоей книги, старик. Зачем же ты принес ее мне?

Мудрец встрепенулся, словно певчая птица, услышавшая знакомую песню.

– Твой воин правильно назвал руны тайной. Для северных народов руны всегда были тайной. Они были для них тайной и тогда, когда они принимали этот бесценный дар знания от наших мудрецов, и после, когда они оплели их темными легендами и попытались вдохнуть в эти знаки свой сокровенный смысл, так же далекий от истины, как небо от земли. В языке же наших пращуров «руна» означала всего лишь «резать, писать», ибо руны не были для них тайной. И этим все сказано, ибо великое знание было доступно нашим мудрецам, и они по крупицам давали его другим народам, так, чтобы не обратилась во зло полученная мудрость.

Старец остановился, чтоб перевести дух, но видно было, что не речь, сказанная на одном дыхании, утомила его, а некая сила, которая притекала в его хрупкое тело, наполняя его невиданной энергией, заставляя светиться его глаза, и с которой ему было все трудней и трудней совладать. Он поднял руки, по которым струились длинные белые одежды, словно желая увеличить свой объем, и посох в его правой руке стал переливаться голубоватым светом. Этот посох, весь украшенный причудливой резьбой и тайными знаками, венчал набалдашник в виде птицы, сжимавшей в когтях большой прозрачный, чуть желтоватый камень. Вот этот-то камень, изменив свой изначальный цвет, испускал теперь бледное голубоватое сияние. Но почти никто не заметил этого сияния в косых полосах красноватого света, которыми освещало заходящее солнце княжеские палаты Тмутараканского замка.

– Велики были эти знания, и многие силы были им подвластны, и, если бы не христово учение, ты бы, князь, имел иную силу своих воинов, ты бы знал язык своих могучих предков и не ждал бы моей помощи, чтобы познать великие тайны сокровенного смысла этих писаний, – продолжил мудрец.

– Так это я нуждаюсь в твоей помощи?! – гневно воскликнул Мстислав, останавливая старца.

Глаза его все еще продолжали насмешничать, и было непонятно, притворен ли его гнев или он зол не на шутку.

– Эта книга – ключ к великой силе, – торопливо продолжал мудрец, пытаясь поскорей закидать словами неудачное выражение, озлившее князя. – Она может привести к священному оружию, данному нашим предкам самим Сварогом! И тот, кто будет владеть этим оружием, тот…

Тут мудрец осекся и беспомощно обернулся на окружавших князя воинов. Вся его поза горького сожаления говорила, что много, слишком много он позволил себе сказать среди скопления такого множества разных людей. Кто смотрел этим людям в души, и нет ли среди них верных слуг самого Чернобога? Превратна судьба, и любое неосторожное слово может дорого стоить тому, кто играет с ней, кто владеет тайной знаний и не умеет беречь их от мира, где рассеяны люди народов Тьмы с их неистребимой жаждой злобной власти и порочного богатства.

Князь мгновенно понял его и всю важность того, что этот незнакомый старец пытался передать ему, русскому князю, так непростительно по-детски игравшему с ним. Он поднял властную руку, и его первые слова чуть не накрыли последние слова мудреца, ибо князь умом был зело быстр.

– Что ж, братья мои, дружина моя верная, довольно с нас на сегодня книжных премудростей. Порадуем себя доброй трапезой.

Мстислав встал, расправив могутные плечи, и легкий кожаный доспех, усеянный серебряными бляшками, скрипнул на нем звуком тугой нерастраченной силы.

– Лешко, – глянул искоса на слугу, – собери в гриднице стол, да не забудь пива и меда поставить.

И, глянув на дружину тем особенным всеобъемлющим взглядом, который, казалось, доставал всех и каждого воина по отдельности, добавил зычным басом:

– Пировать будем, други мои!

– Слава князю! – откликнулись дружные молодые голоса.

– Добре! – буркнули старые гриди.

Промолчали и вовсе бояре, ухмыльнувшись в седые усы, но мысли всех, послушно повинуясь инстинкту, понеслись в другом направлении, подальше от странного старца. И, казалось, Мстислав первый думал уже о другом, повернувшись к мудрецу спиной и давая распоряжения слугам. Но это только казалось. Едва взгляды всех устремились, следуя повелению князя, к выходу, как Мстислав быстрым движением руки чуть тронул своего наивернейшего боярина Искреня. И только тот обернулся, как князь, сверкнув глазами на мудреца, тихо молвил:

– В тайную.

«Тайной» называлась небольшая светелка подле покоев князя, где он вел самые сокровенные разговоры.

Глядя на то, как он, Мстислав, вынужден хитрить и таиться в своих же хоромах, любой другой князь Русской земли только рассмеялся бы. Ибо каждый из них был полновластным властелином в своих землях, и ничья воля не могла лечь поперек воли князя. И так было везде и всегда, но только не в далекой Тмутаракани, оторванной дикой степью от остальной Руси. Слишком далеко была матушка-Русь с ее вековой Правдой и слишком близко стояли города коварных и лукавых греков, алчных и жестоких хазар. Здесь еще ходили по улицам полуголые воины с волнообразными мечами, один взгляд которых заставлял вздрагивать и рыхлых неторопливых византийцев, и вертлявых болтливых арабов, и хазарских степняков с затаенной злобой. Но город давно и неуклонно перерождался, теряя свой свирепый нрав древних русов. Здесь все уверенней ступала нога греческих и хазарских купцов, а следом шла любимая забава лукавого народа – интрига. Она уже не стеснялась своих козней и все шире раскидывала свои сети среди жадной оравы наемного воинства, охранявшего и обиравшего многочисленных разноплеменных купцов. Уже подсылали наемных убийц к наместникам князя, уже травили слуг его наивернейших. И что еще мог измыслить коварный народец, можно было только гадать. Как говорила народная мудрость: не бойся сильного, бойся слабого.

Вот так и жил Мстислав, чуя за спиной темную силу своих невидимых врагов и уповая на волю божью.

А на что еще можно было уповать в этом мире, полном смертельных врагов, где никто не мог с уверенностью посмотреть в день завтрашний, где в одночасье рушилось то, что человек создавал многие годы упорным и тяжким трудом, где все могло стать прахом и уйти в небытие, исчезнуть с лица земли без малейшего следа даже в человеческой памяти. Чей ум не будоражила эта тяжкая дума, кто мучительно не желал знать свое будущее, будущее своих дел и замыслов, и вспомнят ли твое имя спустя многие годы, и как вспомнят.

Глава 11

Тайный враг

Мстислав проводил своих верных бояр до резных дубовых дверей, закрывавших вход в княжеские палаты. По обычаю, он должен был первым покинуть палаты в сопровождении бояр, но он намеренно задержал их, словно продолжая начатый со всей дружиной совет. Но сделал он это не для беседы, а для того, чтобы незаметно выпроводить всех и пойти в тайную каморку. Остерегаясь любого лишнего глаза, он не желал показывать всей дружине свой интерес к волхву и для того вел с боярами разговор, который мог задеть их за живое.

– Что скажете, верные други мои, – вопрошал князь знатных воинов, неторопливо шедших рядом с ним позади всей дружины. – Стоит ли нам прислушаться к словам волхва или нет?

– Ежели прислушаемся, то надо золото ромеям вернуть, – молвил один.

– Что злато, когда вои могут сгинуть! – грозно хмуря брови, отвечал другой. – Воев ты ни за какое злато не купишь, а на купленный меч я полагаться не стану.

– Че ж не полагаться-то? – встрял в разговор грузный и седовласый боярин с маленькими глазками на красном опухшем лице. – Вон ромеи сколько наших нанимали, и варягов нанимали, и ничего, воюют наймитами. А нам все мужика надо от сохи оторвать да в бой его кинуть. Неправильно это.