Меч Сварога
Шрифт:
Подала она рученьку Велияру и входила в палаты царские. За столы садилась дубовые да за скатерти самобраные.
Стали гости есть-пить, веселиться. А Вельминушка выпьет сурьи, а последочки во рукав польёт. А закусит лебедем — косточки во другой рукав побросает.
Как попили гости, поели — стали от стола подыматься и пустилися в плясовую. И пошла плясать млада вилушка. Как махнёт рукой — станет озеро, а другой — летят белы лебеди. Все дивуются и любуются…
— Как ты нас, Вельмина, порадовала!
Стала вила петь — все заслушались.
А бог Велес тут встал полегонечку, с пира он ушёл потихонечку. Побежал скорее в свой терем. Там увидел кожу лягушечью. Как схватил её — сразу бросил в печь.
— Разгорайся, Огонь палящий! Ты сожги, как Змей Огненный, кожу вилы! И с неё заклятье сними!
Воротилась Вельминушка с пира. И увидела — кожи лягушечьей нет.
Опечалилась она и заплакала:
— Ай же ты, милый муж Велиярушка! Потерпел бы ты только день один — я б навеки стала твоею! А теперь мы должны расстаться — не разрушить заклятия Змея!
Закружился тут Огненный вихорь… Задрожали горы высокие, все дубравушки приклонились. То явился на зов Велияра сам Змей Огненный, князь подземный, вместе с ним и Леля Свароговна:
— Ай же ты, неразумный Велес! Ты зачем сжёг кожу Лягушки? Коль не ты надел — не тебе снимать! И за кожу Премудрой Вилы — ты заплатишь своею кожей! Стань же, Велес, теперь Чудо-Юдом!
И сказала так Леля-вила:
— Пусть заклятие будет крепко! Сокрушить великие чары лишь девица красная сможет, что полюбит тебя всем сердцем даже в сём ужасном обличье!
А Змей Огненный подхватил Вельмину — и тотчас взвился дымом под небеса и умчался в Тёмное Царство.
И остался Велиярушка Суревич в том лесу ужасным чудовищем. Стала кожа его — что елова кора, ну а волосы — что ковыль-трава. Стали ноги, как грабли, а ручушки — вилы, нос его обратился в совиный клюв, ногти стали как когти, а зубы — кинжалы, а глаза — колодцы бездонные…
Змей Огненный с Лелею, залетев в царство Нави, увели Вельмину во замок Вия. И её там в темнице оставили. Пусть исполнится, что предначертано!
Брал её Вий Седунич за ручушки белые да за перстни её золочёные. И хотел Вельминушку целовать.
Но сказала ему так Вельмина:
— А у нас замужние женщины до трёх лет ещё не целуются. Не целуются, не милуются…
И ответил Вий, Тёмный князь:
— Будь по-твоему, млада вилушка! Впереди у нас вечность целая! Подождать обещанного три года — вовсе не срок и не времечко.
И ушёл он гулять в Навьем царстве. Стал стрелять из лука железного во летучих мышей, в чёрных галок. Стал гонять жаб, змей, скорпионов и охотиться на пещерных крыс.
И ещё своим слугам наказывал:
— Коль Вельминушка закручинится — дайте ей подружек-служаночек, волкодлакушек и вампирш. Пусть они её развлекают.
Как уехал Вий на охоту — подошла Вельмина к окошечку. Села вилушка и заплакала. Мимо шла мать Вия — Седунюшка. И спросила она у вилы:
— Что ж ты
плачешь и уливаешься?И ответила так млада вила:
— А сегодня во светлом Ирии отмечают наш праздник — Седыев день! Праздник Родушки-Прародителя… Все гуляют, поют-веселятся… Я же здесь сижу у окошка в тоске, слёзы горькие проливаю!
— И у нас, — отвечала Седуня ей, — ныне чествуют все Седыя. Он и мой Родитель, а Вию — Дед. Есть и вам что славить, а нам проклинать!
И позвала Седунюшка к пленнице нянек, и дала напиточков разных. И с козлом любимым Седуневым отпустила её погулять, ноженьки её поразмять.
Выходила гулять пленница Вельмина. Тут же нянек допьяна напоила. Только нянюшки те напились — сразу же в кусты повалились. И козла Седуни зарезала — в жертву Роду в Седыев день.
И коня она отыскала, и из плена прочь поскакала.
То не белая лебедь по небу летит — то Вельминушка-вила от Вия бежит. Жемчуг скатный мечется по её груди, на руке её перстенёк горит.
И под нею конь растягается, хвост и грива коня расстилаются.
Тут ей путь преградила Смородина-речка. Видит там она у брега — русалочку. То была Дарьюшка-вила, что супруга Даниярушки Сурича.
И взмолилася вила русалке речной:
— Ой ты, сношенька родная, Дарьюшка-русалочка! Есть ли на реке броды мелкие? Иль мосточечки хоть калиновые? Может, где-то есть перевозчики?
Ничего русалочка ей не ответила, даже брода в реченьке не указала. Лишь хвостом над волной вильнула, прочь во тёмные водушки унырнула…
Тут подплыла колодушка белодубова, а в колодушке перевозчик — там волшебник был Китаврул. Он подослан был богом Хорсом и супругой его Зареницею.
И взмолилась ему Вельмина:
— Ой ты гой еси, Китаврулушка! Ты меня доставь на ту сторону! К отцу-матери, роду-племени! Я за то тебе заплачу! Дам тебе коня, кунью шубочку, скатный жемчуг и перстенёк с дорогим самоцветным камнем!
Китаврул же с Вельминою не торговался:
— Не хочу я ни злата, ни жемчуга, и ни шубочки, ни коня! А хочу, чтобы ты, млада вила, замуж вышла бы за меня!
Но на речи те Китаврулушки млада вилушка отвечала:
— За меня сам Велес просватался! Как же заповедь мне нарушить? Как же совесть свою не слушать? Про иное уж умолчу… Как же я пойду за тебя? Даже в шуточку не хочу!
Что за топот и крики слышатся? Вой звериный, вороний грай… То бежит погонюшка Вия! Не уйти от нас! Догоняй!
И тогда на Камешек Марабель подымалась Вельминушка-вила, и о камешек чёрный грянулась. Дабы с волею не расстаться и немилому не достаться…
Там, где вилушка упадала, — там святая горушка встала. Где упали вилины руки — вырастали вязы и буки. Там, где ноженьки вилы пали, — ёлки-сосенки вырастали. А где русая пала коса — подымалися там леса. Кровь где вилушка проливала — речка быстрая побежала…
Так остался вновь Велес Суревич без супруги своей дорогой, сам обёрнутый Чудом-Юдом — одинокий во чаще лесной…