Меч Зари

– Я бы также хотел объясниться, - ответил Тозер, - если, конечно, найду щелочку для себя.
– Он выжидательно взглянул на них.
– Щелочку, которая помогла бы нам забыть о щели, если вы меня понимаете...

– Посмотрим, - отозвался Богенталь и приказал вошедшему слуге принести вина.
– Вы голодны, господин Тозер?

– "Я буду есть хлеб Бабеля и мараханское мясо..." - мечтательно ответил Тозер.
– "Ибо все, что подают дураки, просто..."

– В этот час мы можем предложить вам сыру, - с иронией прервал его д'Аверк.

– "Анналы", акт шестой, сцена пятая, - сказал Тозер.

– Помните эту сцену?

– Помню, - кивнул д'Аверк.
– Мне всегда казалось, что эта часть слабее всего остального.

– Утонченнее, - важно ответил Тозер.
– Утонченнее.

Слуга принес вино. Без зазрения совести Тозер налил себе полный кубок.

– Смысл литературы, - сказал он, - не всегда понятен простым людям. Через сто лет они поймут, что последний акт "Анналов" - это, на самом деле, не плохо продуманное и написанное в спешке произведение, как посчитали некоторые тупые критики, а сложная структура...

– Я тоже немного пишу, - сказал Богенталь, - но должен признаться, что и я не увидел никакого скрытого смысла. Может быть, вы объясните нам?

– В другой раз, - сказал Тозер, безразлично махнув рукой. Он выпил вино и снова налил полный кубок.

– А пока, - твердо сказал Хокмун, - расскажите, как вы попали в Камарг. Мы считали, что сюда невозможно проникнуть, но теперь...

– О, не беспокойтесь, - ответил Тозер.
– Сделать это смог только я благодаря силе своего ума.

Д'Аверк скептически посмотрел на него и почесал подбородок.

– Благодаря силе вашего... ума? И каким образом?

– Древнее искусство, которому меня обучил один философ, живущий в недоступных долинах Йеля...
– Тозер рыгнул и налил себе еще вина.

– Йель - это юго-западная провинция Гранбретании, не так ли? спросил Богенталь.

– Да. Далекая, почти безлюдная страна. Несколько темнокожих дикарей, живущих в землянках, и больше никого. После того, как моя пьеса "Чиршиль и Адульф" вызвала недовольство некоторых лиц при дворе, я решил исчезнуть на какое-то время и оставил моим врагам имущество, деньги и всех своих любовниц. В таких мелочах, как политика, я не разбираюсь. Почем мне было знать, что я описал в пьесе кое-какие придворные интриги?

– Вы впали в немилость?
– спросил Хокмун, пристально разглядывая Тозера. Этот рассказ мог быть частью заранее придуманной лжи.

– Более того, я чуть не лишился головы. Да и деревенская жизнь почти доконала меня, потому что...

– И вы встретили философа, который научил вас путешествовать сквозь измерения? И прибыли сюда искать защиты?
– Хокмун внимательно следил за реакцией Тозера на эти вопросы.

– Нет, ну да...
– ответил драматург.
– Я хочу сказать, что точно не знал, куда попаду...

– Думаю, вас послал король-император, чтобы уничтожить нас, - сказал Хокмун.
– Думаю, господин Тозер, вы лжете.

– Лгу? А что такое ложь? И что такое правда?
– Тозер кисло улыбнулся Хокмуну и икнул.

– Правда - это то, что по вашей шее плачет веревка, - спокойно сказал Хокмун.
– Вас надо повесить, Тозер.
– Он коснулся рукой тусклого Черного Камня у себя во лбу.
– Я знаю, на что способна Темная Империя. Я много раз попадал в ее ловушки и не желаю быть обманутым еще раз.
– Он посмотрел на остальных.
– Короче, я за то, чтобы его повесить.

– Но надо узнать, не сможет ли кто-нибудь еще добраться до нас, резонно возразил д'Аверк.
– Не стоит торопиться, Хокмун.

– Клянусь, я единственный!
– Тозер заволновался.
– Скажу откровенно, добрый господин, мне приказали проникнуть сюда. У меня был выбор: либо соглашаться, либо до самой смерти гнить в тюремных подвалах дворца. Узнав секрет старика, я вернулся в Лондру, полагая, что приобретенная способность позволит договориться с теми, кто был недоволен мною. Я только хотел, чтобы мне вернули прежнее положение при дворе, а у моих пьес вновь появились зрители. Однако когда я рассказал о том, чему научился, владыки Гранбретании стали угрожать мне. Поэтому пришлось пообещать, что я перенесусь сюда и разрушу машину, которая перенесла вас в это измерение... И вот я здесь. Признаюсь, я рад, что убежал от них. Очень не хочется рисковать своей шкурой, досаждая вам, добрые люди, но...

– Неужели они не сделали все возможное для того, чтобы вы выполнили приказ?
– спросил Хокмун.
– Странно.

– Сказать по правде, - ответил Тозер, потупив взор, - я не думаю, чтобы они поверили мне - просто хотели проверить. Когда же я согласился и мгновенно исчез, они, наверное, были потрясены.

– Не похоже, чтобы властелины Темной Империи были настолько неосмотрительны, - задумчиво сказал д'Аверк и нахмурился.
– Однако, если вы не можете убедить нас, то нет основания полагать, что и они вам поверили. Тем не менее, я сомневаюсь в вашей искренности.

– Вы ведь рассказали им об этом старике?
– спросил Богенталь. Значит, они сами смогут узнать его секрет!

– Отнюдь, - гордо ответил Тозер.
– Я сказал им, что приобрел эту способность за много месяцев одиночества.

– Не мудрено, что они не приняли вас всерьез, - улыбнулся д'Аверк.

Тозер казался оскорбленным. Он выпил еще вина.

– Трудно поверить, что вы оказались здесь только благодаря силе воли, - признался Богенталь.
– Вы уверены, что не пользовались никакими другими средствами?

– Никакими.

– Мне это совсем не нравится, - хмуро сказал Хокмун.
– Даже если Тозер сказал правду, владыки Гранбретании уже думают над тем, где он приобрел эту способность и будут следить за каждым его шагом. Я почти уверен, что они найдут старика - и тогда у них будет возможность перенестись сюда со всем своим войском. Мы обречены!

– Да, тяжкие времена, - сказал Тозер, вновь наполняя кубок. Вспомните "Короля Сталина", акт четвертый, сцена вторая: "Безумные дни, безумные всадники, и смрад войны по миру всему!" Да, я был провидцем и не знал этого!

Он явно захмелел. Хокмун внимательно посмотрел на пьяницу с безвольным подбородком, все еще не веря, что перед ним великий драматург Тозер.

– Вижу, вы удивлены моей бедностью, - сказал Тозер заплетающимся языком.
– В этом виноваты несколько строк в "Чиршиле и Адульфе", как я уже говорил. О, превратности судьбы! Несколько честных строчек, и вот я здесь, и меня грозятся повесить. Вы, конечно, помните эту сцену и слова? "Двор и король, продажны тот и этот..." Акт первый, сцена первая. Пожалейте меня, сэр, не вешайте. Перед вами великий художник, погубленный силой своего таланта.