Меченый. Том 3. Жребий брошен

Следующие двое суток — определение «два дня» не подходило, поскольку боевые действия не прекращались и ночью — слились у майора Корчагина в непрерывную круговерть. Перебросить бойцов из резерва на угрожаемое направление, уточнить в штабе насчёт подкреплений. Навести авиацию, справиться по поводу дальнейших инструкций. Сводить бойцов в контратаку для восстановления периметра, перевязать новую рану, придумать, что делать со своими «трёхсотыми», которым нужна эвакуация. Выслушать доклад о нехватке боеприпасов, отправить группу с заданием «добыть» — благо основным автоматом армии Пакистана был тот же Калаш, разве что пришедший сюда окольным путём из Китая.

Пару раз вражеские солдаты выходили на связь на открытых частотах и с помощью странной смеси русского, английского и местного урду предлагали русским сдаться. Были посланы далеко и с объяснением, что советские десантники не сдаются… Объяснение было гораздо длиннее, но если выкинуть из него все идиоматические выражения, короткий смысл останется именно такой.

Самым кризисным, наверное, стал момент на третий день обороны, когда кто-то в Исламабаде — а может, и в каком другом месте, поди разбери его в такой-то ситуации — решил, что отбить ядерный центр в целости всё равно не получится, и паки окончательно перестали стесняться в средствах. Тупо вызвали авиацию, которая с небольшой высоты начала скидывать на стоящий посреди города комплекс научных зданий «чугуниевые» бомбы. Разницу в калибре между шестидюймовым снарядом и полутонной бомбой ощутили на себе буквально все и сразу. Благо и тут паки во всю продемонстрировали свою отвратительную подготовку.

Двойка, судя по характерному треугольному крылу Миражей, первый заход откровенно провалила, не сумев с большой высоты уложить бомбы куда надо — вновь досталось ни в чём не повинной гражданской застройке. На второй круг пакистанские истребители-бомбардировщики пошли с заметным снижением, да и скорость, чисто визуально, была поменьше.

— А ну дай сюда, — Корчагин перехватил «трубу» и вскинул её себе на плечо. — Высота? Скорость?

— Около трёх километров. Скорость определить на глаз не получается. Шестьсот. Может, семьсот.

— А, похер, всё равно, у нас только один шанс… — Майор приложился к оптическому прицелу и поймал вражеский самолёт в перекрестье. Миражи как раз ушли на длинный вираж и в лучах заходящего солнца были отлично видны на фоне неба. — Ну, поехали…

Щёлкнул предохранитель, пошло охлаждение жидким азотом головки самонаведения. Теперь у майора имелось всего 30–40 секунд, чтобы поймать самолёт ИК-датчиком и пустить ракету, иначе ПЗРК стоимостью с машину просто превратится в тыкву.

В наушниках пискнуло. Сначала неуверенно, потом звук набрал силу, сигнализируя о захвате цели.

— Пуск! — Уже совсем не стесняясь, выкрикнул Корчагин, вдавливая спусковую кнопку. Бахнуло стартовым ускорителем — по уху как будто врезали открытой ладонью, дезориентировав военного на долгие секунды. Ракету выплюнуло наружу, включился маршевый двигатель, и она ушла навстречу цели. Повезло, что с собой у десантников были новые «Иглы», а не старые «Стрелы» — те можно было запускать только вдогонку, новейший же советский ПЗРК работал и на встречных курсах.

Рядом бахнула ещё одна «Игла» — у советских бойцов было с собой всего две «трубы» карманной зенитной артиллерии, и они, можно сказать, поставили всё на один удар.

К тому, что беззащитная жертва будет огрызаться, пакистанские лётчики явно были не готовы. Заметив поднимающиеся от земли дымные следы, «Миражи» дружно порскнули в разные стороны, начали отстрел тепловых ловушек и резкое снижение вниз. Один самолёт, видимо, для улучшения манёвренности, тут же скинул подвешенную под крылом бомбу, которая опять же упала на многострадальный город.

Вот только манёвры все эти мало смогли помочь пакистанским авиаторам. На фоне неба ГСН захватила самолёт достаточно уверенно, а при пуске «в лоб» тепловые ловушки работают, прямо скажем, не лучшим образом. От первой ракеты ведущий пары успел кое-как уклониться, кинув машину в последний момент в сторону — поражающие элементы лишь незначительно посекли хвостовое оперение машины. А вот вторая ракета уже рванула прямо под днищем «Миража», буквально развалив самолёт на части. Даже катапультироваться пилот не успел.

— Да! Лови, скотина! Получил? Пошёл нахер! Соси жопу! — Позиции советских десантников огласились радостными выкриками — люди, трое суток находящиеся под невероятным давлением, выплёскивали наружу всё, что у них успело накопиться за это время.

Второй самолёт, видимо, решив не испытывать судьбу, просто ушёл в сторону Исламабада, прижавшись к земле и прикрываясь складками местности. На этом попытки авиационных бомбёжек Кахуты фактически закончились. Да и в принципе активность вражеских солдат резко снизилась — из пакистанцев как будто выпустили воздух. Попытки штурма ядерного центра почти прекратились, только артиллерийский обстрел продолжался с завидной регулярностью. Видимо, недостатка снарядов неизвестные артиллеристы особо не испытывали.

К исходу пятых суток в строю под командой майора осталось меньше сотни активных штыков. Он и сам уже перешёл в разряд «полуактивных», если честно, и Корчагин начал активно думать над возможностью прорыва — для сохранения жизней хоть кого-то из десантников.

Один раз к ним смогли прорваться вертушки — забрать раненых, подвести боеприпасы и небольшое подкрепление. Однако всерьёз подобная помощь, конечно, изменить расстановку сил была не способна.

Ситуация стала совсем паршивой — благо паки не догадывались о своём «золотом попадании», иначе бы могло выйти совсем худо — когда на пятую ночь шальной снаряд, выпущенный вражескими артиллеристами на удачу, без особой корректировки накрыл ангар, где обосновались радисты, и десантники лишились связи. Теперь даже заказать поддержку с воздуха стало фактически невозможно — оставшиеся в рабочем состоянии УКВ-говорилки, даже без вражеского глушения, доставали в лучшем случае километров на десять. Шансов связаться с их помощью с «большой землёй» не имелось даже теоретически.

— Тишина… — Рассвет шестого дня принёс неожиданное затишье. — Если до этого паки гвоздили артиллерией не слишком густо, но методично и практически без перерыва, то теперь всё как-то затихло. Даже отдельные выстрелы стихли. Советские десантники сначала недоверчиво, потом всё более «нагло» начали вылезать из своих убежищ. Территория вокруг ядерного центра фактически превратилась в лунный пейзаж. Пострадали не только здания лабораторий, но и все прилегающие кварталы. Гражданские постройки, собранные, как водится, из говна и палок, рассыпались в труху даже при относительно далёких подрывах — и теперь местность вокруг всерьёз напоминала какой-то Сталинград.

— Андреев!

— Я, тащмайор, — без былой бравости откликнулся сержант. Правый рукав выше локтя был перетянут бинтом — царапина, но неприятно. Форма настолько заляпана землёй и бетонной пылью, что её первоначальный зелёный цвет практически не угадывался. В руках боец держал трофейный пакистанский MG-3 с перекинутыми через плечо лентами. Не дать не взять — достойный продолжатель дела своих отцов и дедов, хоть портрет рисуй.

— Возьми пару бойцов и сбегай на разведку. Нужно понять причину затишья. Не нравится мне оно…