Мечта дилетантов

Файзулин вышел в коридор. Прислонился к стене. Взглянул на Дронго.

– Вы из милиции или из прокуратуры? – спросил он.

– Я адвокат Ахмеда Абасова.

– Понимаю, – усмехнулся Радик, – приехали, чтобы со мной увидеться?

– А почему вы улыбаетесь? Разве это так смешно?

– Да ладно вам, адвокат. С такими плечами и бицепсами. Вас нужно снимать в фильме «Гладиатор». Вы бы смотрелись гораздо убедительнее Рассела Кроу. Он был бы вам по пояс.

– Спасибо за комплимент. Но только я действительно адвокат Абасова и меня интересуют несколько вопросов.

– Какие еще ответы вам нужны, если уже все и так ясно, – неожиданно сказал Радик, – кто вам позвонил. Ребрин или Лочмеис?

– Я не совсем понял, что вы сказали.

– Зато я понял, что вы из ФСБ. Нужно заканчивать эту трагедию. Люди уже начинают догадываться, и это выглядит так глупо и некрасиво.

– Что именно выглядит глупо?

– Вся эта идиотская трагедия с убийством. Все понимают, что это самая настоящая провокация. И не понимаю, зачем вы сюда ходите. Скоро об этом догадаются все.

Дронго оглянулся по сторонам. В коридоре никого не было.

– О чем вы говорите? – спросил он.

– Вы же понимаете, о чем я говорю. Вам нужно было убрать Ахмеда Абасова и вы отыгрались на несчастном Леше. Даже ежу понятно, что Паушкин оказался просто глупой жертвой, а нашего Абасова так гадко и некрасиво подставили.

– Теперь спокойно объясните мне, почему вы так считаете?

– А вы разве не знаете?

– Нет.

– Да ладно вам. Не притворяйтесь. Кто-то из ваших нарочно делал все, чтобы подставить Лешу под гнев Ахмеда Абасова. Видимо, рассчетливо учли темперамент южанина. А потом несчастного Лешу отправили в этот «Марриот», где его и зарезали. Только я не совсем понимаю, зачем нужно было убивать Паушкина. Могли обойтись и без этого. Подбросить туда наркотиков или что-нибудь в этом роде. Например, оружие. Как они сначала и хотели сделать.

– Почему вы считаете, что Паушкина подставили?

– Он мне сам сказал об этом перед тем, как отправиться туда.

– В каком смысле? – Дронго старался не выдавать своего волнения.

– Мы встретились с ним вечером четырнадцатого, и он сказал, что едет в этот «Марриот». Поэтому я все знаю. Он мне сообщил, что кто-то воспользовался его кредитной карточкой и заказал ему номер в отеле, предложив поехать туда сразу после работы. Леша не знал, кто это сделал, но ему обещали, что там должна состояться романтическая встреча с его бывшей знакомой. Он, дурак, туда и поехал. Как я понимаю, потом его там и зарезали. Такая глупая и расчетливая провокация. И все свалили на несчастного Ахмеда Нуриевича. Леша мне говорил, что кто-то целенаправленно пытается их поссорить. Очевидно, им удалось это сделать в отеле, когда там появился и Абасов.

– Что значит хотели подставить с оружием?

– Там ведь был еще и нож, которым убили Лешу. Откуда он там появился? У Абасова такого ножа не могло быть. Это всем понятно. И у Леши никогда такого ножа не было, это я точно знаю. Значит, нож принесли и оставили в комнате.

– Почему вы не сказали об этом следователю?

– Не считайте меня кретином. Я думал, что все выяснится сразу, но следователь предпочел сделать вид, что ему не нужны мои показания. Меня три недели не было в Москве. Я улетел в Хельсинки, и у меня была только одноразовая шенгенская виза. Поэтому я никак не мог вернуться обратно в Москву раньше времени. Я шесть раз пытался дозвониться до следователя, но он даже не захотел со мной разговаривать на эту тему, когда я ему стал говорить, что кто-то воспользовался кредитной карточкой Паушкина и заказал ему номер.

– Как он объяснял свой отказ?

– Никак. Просто сказал, что у программистов бывает обычно бурная фантазия. И спросил, какие у меня доказательства. Я не стал настаивать. Ведь у меня не было никаких доказательств. Кто мне поверит, что номер кредитки узнали и заказали номер вместо Паушкина? И насчет ножа я ему ничего не сказал. Если он сам ничего не понимает.

– А почему рассказали мне?

– Надоело бояться. И Лешу жалко. Убили ни за что. Он ведь был моим лучшим другом и все время мне жаловался, что Абасов относится к нему как-то предвзято. Один раз приказал срочно найти, вызвал в приемную, а потом отослал, даже не поговорив с ним. Другой раз устроил скандал, когда Леша улетел в Новосибирск к своей дочери. Абасов пытался выяснить, кто дал разрешение Паушкину на двухдневный отпуск. Но потом оказалось, что разрешение дал сам Гельдфельд.

– Почему вы все время молчали?

– А какой смысл? Меня и сейчас не хотят слушать. Я сегодня утром пошел к Ребрину, он меня прогнал. Пошел к Лочмеису, он просто посмеялся над моими рассказами, посоветовав писать фантастические романы. Пытался поговорить с Вячеславом Константиновичем Орочко, но тот меня даже слушать не стал. На пять часов вечера я записался на прием к Гельдфельду, постараюсь рассказать ему обо всем, может, он меня поймет. А если и он не захочет слушать, пойду к прокурору. Может, меня там послушают.

Он обреченно махнул рукой.

– Нужно было сразу вернуться в Москву и идти к прокурору, – строго сказал Дронго.

– Вам легко говорить. У нас паспорта и билеты были у нашего руководителя. Я не мог вернуться.

Дронго сжал зубы. И все это время Ахмед Абасов сидел в тюрьме.

– Извините, – сказал Радик, взглянув на часы, – я должен забрать документы с нижнего этажа.

– Идите, – кивнул Дронго. Как он потом себя ругал за эту беспечность. Но слова Радика потрясли его настолько сильно, что он испытывал потребность остаться одному и поразмышлять над словами программиста. Файзулин быстро пошел по коридору. Дронго остался стоять у дверей его кабинета. Двери открылись и из комнаты вышли остальные программисты. Двое молодых мужчин и девушка. Они о чем-то весело спорили. Курить разрешалось только на лестничной площадке, сказывались новые правила, введенные почти повсеместно. Они втроем двинулись в конец коридора, продолжая весело спорить. Дронго даже не мог себе представить, что эта тройка фактически спасала его в этот момент, обеспечивая ему необходимое алиби. Уже через несколько секунд раздались их громкие крики. Дронго бросился туда, откуда раздавались крики.

Радик Файзулин лежал на площадке первого этажа. Кто-то расчетливо толкнул его с лестничной площадки пятого этажа в проем между лестничными пролетами. Он пролетел молча и разбился, даже не почувствовав боли. Все ошеломленно молчали. Дронго начал спускаться вниз по лестнице, чувствуя как от напряжения у него болят ноги. Кто-то в банке очень не хотел, чтобы Радик Файзулин попал на прием к президенту Гельдфельду и рассказал ему обо всем, что он знал.

Глава седьмая

Все, что произошло потом, можно было легко предсказать. Приехавшие сотрудники милиции и прокуратуры начали допрос свидетелей, оцепили место происшествия. Потрясенный Гельдфельд приказал прекратить работу центрального аппарата, чтобы помочь прибывшим следователям. Часа через три появился Катусев. Он недовольно вошел в кабинет президента банка, где уже находились сам Гельдфельд, его заместители и Дронго. К этому времени алиби Дронго уже было подтверждено тремя программистами, которые первыми обнаружили погибшего Радика на лестничной площадке.

Ребрин сидел за столом, не глядя в сторону Дронго. Он плохо выглядел для своего возраста. Болезненная худоба, впалые щеки, мешки под глазами. И старческие, костлявые руки. Даже покрашенные волосы не могли скрыть его возраста и болезни.

Катусев вошел в кабинет, когда старший следователь городской прокуратуры уже завершал свою работу. Эксперты проверяли все версии, но пока основной была версия несчастного случая. Возможно, Радик плохо себя почувствовал, оказывается, у него иногда случались серьезные перепады давления. Возможно, он пошатнулся, поскользнулся и, перегнувшись упал, полетев вниз. Все молчали, потрясенные неожиданной смертью молодого человека. Старший следователь объявил, что уголовное дело по факту несчастного случая в банке будет расследовать городская прокуратура, попрощался и вышел из кабинета. Катусев молчал, не вмешиваясь в его разговор. И только когда его коллега покинул кабинет, Валерий Георгиевич посчитал, что настало его время.