Мечта скинхеда

Юрий Петрович понял, что продолжать разговор бесполезно.

Николай Хромов

14 ноября

— И ради этого вы меня разбудили?! — Вождь был помят и бледен, вокруг глаз залегли темные круги. Он сидел в потертом махровом халате и шлепанцах на босу ногу, одной рукой подпирая раскалывающуюся с бодуна голову, другой с трудом удерживая бутылку пива. — Лена!!! Ну где ее носит?!

Лена убежала за водкой. Убежала пять минут назад, так что возвращения ее можно было ждать минут через пятнадцать: ближайший ларек в десяти минутах ходьбы. А потом еще ждать, пока вождь поправит здоровье…

— Вам нужно немедленно уехать! — Наташа Шаповал была не в силах ждать. — Немедленно!

Вождь впал в какое-то оцепенение, сидел совершенно неподвижно и медленно-медленно мигал. Казалось, он спит. Шаповал потрясла его за плечо. Он, встрепенувшись, отпрыгнул вместе со стулом:

— Голова моя-я-а! — Бросив пиво, обеими руками сжал виски.

Шаповал подала ему две таблетки аспирина.

— Внизу ждет машина, мы нашли вполне безопасное место.

— Заче-е-ем?

— Там можно пересидеть пару недель, пока не уляжется шум.

— Заче-е-ем?

— Герасимова убита. С минуты на минуту здесь будет полно милиции или фээсбэшников…

— И ради этого вы меня разбудили?! Ле-е-на!!!

— Одевайтесь, мы подождем внизу.

— Лена!!!

— Она еще не вернулась, — подал голос до сих пор молчавший Сидорчук.

Они примчались сюда вдвоем с Шаповал, как только узнали из утренних новостей об убийстве Герасимовой. Вечерние новости прошли мимо: вчера, после погрома в «Ямайке», в «Белом кресте» была грандиозная оргия, и, честно говоря, Сидорчук сам не слишком хорошо себя чувствовал, но нашел силы собраться. А вождь? Сидорчук наблюдал за ним, не скрывая презрения: руины! И этот человек хочет управлять Россией!

— Там под раковиной посмотри, — промычал вождь, — может, осталось со вчера?..

— Я?! — Сидорчук побагровел от возмущения. — Я вам кто?!

— Я посмотрю. — Шаповал бросилась к раковине, под ней на полу стояли длинные ряды пустых бутылок. В четырех или пяти на дне осталось по нескольку капель, вместе набралось грамм тридцать. — Только потом мы сразу уедем, хорошо?

Вождь жадно высосал «огненную воду» и тыльной стороной ладони вытер губы:

— Зачем?

— Герасимова убита, первым делом начнут хватать наших…

— Убита?

— Герасимова?

— Да, Герасимова убита. Кто-то забил ее камнями до смерти.

— Ты? — вождь удивленно воззрился на Сидорчука.

— Что — я?

— Твоя работа, орел? Молодца! Сука была Герасимова. Собаке — собачья смерть!

— Я тут вообще ни при чем, — заверил Сидорчук.

— Врешь! Не ври, страна должна знать своих героев! — Тридцать грамм водки практически явили чудо. Вождь оживал на глазах: разглаживались морщины, розовело лицо, язык уже почти не заплетался, а рука держала бутылку пива твердо и уверенно. — Вот когда я был суворовцем…

Эту историю и Сидорчук, и Шаповал знали наизусть. Биография вождя целиком приводилась в «Началах Русизма» как иллюстрация к основополагающему тезису «кровь определяет судьбу», в том смысле, что русский по крови не станет жидо-масоном, как бы ни вынуждали его к этому обстоятельства. Так вот, будучи курсантом Суворовского училища, вождь не побоялся сказать в лицо командиру-казаху, что не станет выполнять приказы «урюка», ибо это унижает его достоинство, за что и был отчислен. Впоследствии, с боем закончив среднюю школу и добравшись до высшей, Вождь успел поучиться на факультете журналистики, на историческом, даже на биологическом, но верность убеждениям и смелое их отстаивание неизменно приводили к тому, что его отчисляли или он сам уходил, громко хлопнув дверью. В 92-м он вступил под знамена Баркашова, но и там не нашел возможности отдать себя целиком делу освобождения русского народа, а потому в 94-м сплотил вокруг себя единомышленников — так родилось ВНПД.

Сидорчук тоже мог бы поведать народу свою биографию. Она была, конечно, покороче — все-таки двадцать лет разницы в возрасте, но не менее поучительной. В 93-м, в шестнадцать лет, он пришел в скинхеды. Тогда еще не было «Штурмовых бригад 88», организация вообще никак не называлась. Они издавали журнал «Под ноль» и нещадно били каждую нерусь, а их били в ментовских камерах, а потом отпускали и они снова шли на улицы и снова кровянили черные рожи! Тоже зов крови, тоже подтверждение основополагающему тезису, только вождь один, а значит, и биография в «Началах» должна быть одна…

Шаповал тревожно посматривала на часы, а вождь с упоением вспоминал детство, кажется давно забыв, к чему он вообще начал эту историю.

— Лена?! — История оборвалась на полуслове: вернулась Лена с водкой и горячими пирожками с капустой. — Лена!..

— А в магазине сказали, что арестовали ночью убийцу этой Герасимовой! — сообщила Лена, споро полоща стаканы и вываливая пирожки на тарелку. — Фамилия ее Пухова, вроде бы это мать того парня из твоих, помнишь, Сидорчук, которого хачи убили?

Шаповал и Сидорчук недоуменно переглянулись:

— Влада Пухова?

— Не знаю, Влада, не Влада, — отмахнулась Лена. — Бабы этой фамилия — Пухова. И сказали, что сын ее был в «Штурмовых бригадах 88» и его убили.

— Так мы никуда не едем? — все еще не оправившись от удивления, спросила Шаповал.

Вождь налил себе полный стакан водки и с наслаждением не спеша выпил.

— Врут! — гаркнул он на выдохе. — Все врут! Ты мне, Сидорчук, скажи, только мне. Как на духу. Как на исповеди. Твоя работа?

— Не моя, — отрицательно замотал головой Сидорчук.

— Не дрейфь! — настаивал вождь. — Мы тебя так спрячем, что ни одна собака не найдет.

— Да не делал я этого! Может, и собирался… планировал, но не успел.

— Опередил, значит, нас кто-то?

— Опередил, выходит.

— Но мы не можем остаться в стороне и просто промолчать! — воскликнула Шаповал. — Физическое и моральное уничтожение таких, как Герасимова, — это наше дело…

— Угу, — кивнул вождь. — Всех их надо душить, душить и еще раз душить! А еще лучше вешать на фонарных столбах! И табличку на грудь «Jude»! Жидов и иуд — в гроб!

— Можно собрать пресс-конференцию и, объяснив, что мы к делу непричастны, тем не менее выразить моральную поддержку Пуховой, — продолжала разглагольствовать Шаповал. — Можно через прессу же предложить ей членство в ВНПД, можно весь следующий номер партийной газеты полностью посвятить ей. Особенно если сделать две большие статьи: «Пухова» и «Герасимова», патриот поневоле и предатель по совести, а?