Мечта скинхеда

Киря заказал и десерт: яблочный и кофейно-ореховый пироги.

— А пить что будем, они спрашивают? — Киря вопросительно посмотрел на Икс-боя. Все остальные — тоже. В эти минуты они явно чувствовали его превосходство.

— Лучше ничего не говори. Они в доставку кладут баночки с пепси. Это вроде как подарок от фирмы, дополнительно платить не нужно.

— Так что, еще и вода халявная будет? — хохотнул Светик.

— А вы находитесь в пределах Кольцевой автодороги? — подозрительно спросила тетка из «Транспиццы».

— Можете не сомневаться! — гордо ответил Киря.

Через минуту из «Транспиццы» перезвонили, проверили заказ. Уточнили адрес. Киря назвал адрес: номер дома, код подъезда, этаж, только с квартирой вышла заминка.

— Вот что… Пусть ваш курьер поднимается, а я тут… курю, стою, никуда не денусь.

— Так он же только через час приедет?! — удивилась тетка из «Транспиццы».

— А я через час опять закурю, — пообещал Киря и закончил разговор. — А теперь говори, Икс-бой, откуда ты все эти буржуйские приемчики знаешь, а? — строго спросил Киря.

Икс-бой опустил голову и негромко сказал:

— Я еще когда дома жил… и с братом… мы иногда так делали.

Спустя полтора часа, когда все безудержно чавкали, Светик подобрался поближе к Икс-бою, хлопнул его по плечу и громко сказал:

— Как я погляжу, ты, паря, в итальянской жратве знаешь толк! — И затем тихо, так, что было слышно только им двоим: — Ты определись со стволом-то. Что конкретно тебе нужно? Дело на мази.

— А что, можно выбирать?! — поразился Икс-бой. — Я не думал…

— Ты не думал… Фирма веников не вяжет! Это же серьезные люди. Что скажешь, то и привезут. Хоть снайперскую винтовку, хоть базуку.

Икс-бой хотел было что-то сказать, но прикусил язык. Тут было о чем поразмыслить.

Денис Грязнов

15 ноября

Дениса вызвали на допрос в Генпрокуратуру. Рано или поздно это должно было случиться. Всех так или иначе близких Пуховой людей обязаны были опросить. Следствию нужен был полный ее психологический портрет. Только к коллегам Анастасии по работе или к соседям по дому наверняка наведался какой-нибудь простой опер, а Денис вот удостоился беседы со следователем.

На самом деле было бы лучше, если бы это рандеву состоялось попозже. За сутки Денис практически ничего не успел сделать. По идее, своими показаниями он собирался заронить в голову следователя хоть каплю сомнения, хоть немного поколебать его уверенность в виновности Пуховой. Но Черный Человек оставался пока неуловимым фантомом, а в каждом слове Дениса Игорь Дегтярев умудрялся находить подтверждение для версии следствия.

Его интересовало все: как вела себя Пухова, когда обратилась в «Глорию» для поисков младшего сына, что рассказывала о старшем, чувствовалась ли в ней неуравновешенность и склонность к бесконтрольным вспышкам гнева, не говорила ли о желании отомстить убийцам сына, не упоминала ли имен политиков или государственных деятелей (не обязательно Герасимову)?

Денис отвечал сдержанно. Очень сдержанно. Врать или умалчивать о чем-либо необходимости не было, поскольку Пухова в его присутствии не страдала приступами ярости и не призывала к свержению существующего строя. Но Денис против своей воли и желания в данный момент выступал фактически свидетелем обвинения, а не защиты, и от этого ему было сильно не по себе.

В какой-то момент он поймал себя на том, что чисто инстинктивно поглядывает на сейф. Кабинет у Дегтярева был почти такой же, как у старшего следователя по особо важным делам той же Генпрокуратуры А. Б. Турецкого. Мало того что они находились на одном этаже, тут у Дегтярева стоял у стены точно такой же изрядно потертый диван, а в углу — точно такой же, как у Турецкого, сейф. И, наверное, в этом сейфе стояла точно такая же початая бутылка приличного коньяку…

Следователь, конечно, его взглядов не заметил, потому что сам на сейф не косился — если даже и был там коньяк, посреди рабочего дня взбодриться Дегтярева не тянуло. Он вообще, наверное, пил только по большим праздникам. Оттого и выглядел просто воплощением здоровья, хотя было ему уже изрядно за сорок. В его довольно длинных темных волосах, зачесанных назад, уже блестела седина. Но она ему очень шла, добавляя мужественности. А еще она гармонировала с серо-стальными глазами, смотревшими на мир с всепроникающим чистосердечием. Легкая полнота особенно усугубляла его достоинство, как бы придавая больший вес словам. Неторопливые спокойные движения, очевидно, практически у каждого вызывали чувство доверия. А еще он так плотно занимал свое кресло, что трудно было отделаться от впечатления, что он восседает на постаменте.

Естественно, не подозревая о тайных желаниях Дениса, он поил его чаем и показаниями был абсолютно удовлетворен:

— Ваши слова полностью соответствуют показаниям Пуховой. Поскольку сговор между вами я практически исключаю, значит, в вашем лице следствие имеет надежного свидетеля. — Он так и лучился улыбкой. — И все-таки, соблюдая последние формальности, я должен поинтересоваться у вас, где вы были 13 ноября с 19.00 до 19.35, поскольку, насколько нам удалось установить, вы — единственный человек, которому Пухова рассказала о своей предстоящей встрече с Герасимовой.

Этот вопрос Дениса немного развеселил: интересно, если сказать, что алиби нет, и более того, «вспомнить», что, кажется, бесцельно катался на машине где-то по Подмосковью, бросятся они все это проверять или даже не почешутся, ибо синица в руках намного круче журавля в небе? Вслух он сказал правду, как и подобает надежному свидетелю:

— Был на работе, подтвердить это могут трое сотрудников.

Дегтярев записал это в протокол, попросил еще раз рассказать о телефонном звонке Пуховой перед визитом к Герасимовой.

— У вас точно нет магнитофонной записи этого разговора? — спросил он.

— Точно нет.

— Ну ладно, тогда попробуйте вспомнить каждое слово Пуховой в той части, где она говорила о вине Герасимовой.

Денис помнил скорее свои мысли по этому поводу, нежели слова Пуховой, но мыслями делиться со следователем не собирался.

— Она спросила, не думаю ли я, что Герасимова чувствует себя виноватой в гибели Влада. И сама же ответила: наверное, чувствует. Все.

— Мне она, в конце концов, сказала намного больше.

— Призналась, что желала отомстить Герасимовой?

— Нет, но признала, что Герасимова косвенно виновна, поскольку возглавляемый Герасимовой парламентский комитет, по сути, ничего не сделал для запрещения неофашистских организаций. Правда, Пухова тут же оговорилась, что Герасимова не может одна отвечать за беспредел в стране и все такое. Но самое интересное она сказала потом. Она сказала, что до этого приглашения на встречу даже не задумывалась над тем, что в смерти мальчика виноваты не только его непосредственные убийцы. Ясно, что она накручивала себя весь день, ясно, что подготовила гневную обличительную речь… Все это идеально укладывается в версию об убийстве в состоянии аффекта.