Мечта

— Ой! Мне-то хоть по ушам не езди!

Ирка, кажется, наслаждалась подробностями развода наивной курочки. Правда, у него возникло чувство неприязни к сестрице, словно она подглядывала в замочную скважину их с Евой спальни. Она еще что-то говорила, и Пашок положил трубу рядом с ухом дохлого мужика — пусть послушает. Да и кто она такая, чтобы пилить его? Психолог фигов.

Он быстро разделался с мужиком, потом принял двух новеньких, бомжатского вида теток, с которыми не надо было канителиться, и уже вечерком, с чувством выполненного долга, зашел к себе на страницу.

Евочка закидала его сообщениями и ссылками. Во темперамент! Пашок пробежался по всему списку — ничего интересного, работы никому не известных мазил, скорее всего озабоченных педиков, написано из рук вон плохо, коряво и невыразительно. Убогие серенькие пейзажи, портреты упырей с кривыми тонкими руками и большими головами, больше похожие на изображения боскопов. Он рассмеялся: восторженная натура не знает покоя ни днем ни ночью. Затем галантно отправил ей несколько лестных слов, добавив к ним смайликов. Она немедленно ответила благодарными витиеватыми фразами, нашпигованными неизвестными терминами и определениями. Пришлось залезть в поисковик, а там… пошло-поехало. Он гуглил быстро и так же быстро писал, контролируя каждое слово, чтобы не слететь с планки «умника».

Позавчера, например, он обещал открыть ей своих Шопена, Серебрякову и Цветаеву. С Серебряковой вышел конфуз — он с чего-то решил, что она поэтесса, а оказалось — художница. Вернее, «художник», поправила его Ева, объяснив разницу между поэтом и поэтессой, художником и художницей… Пашок выкрутился, робко заметив, что, общаясь с высоким искусством, нервничает, сбивается и путается. Самое смешное заключалось в том, что она ему верила безгранично и безоговорочно. И вообще, он давно заметил: чем глупее и нелепее ложь, тем быстрее в нее верят. Парадокс.

@

Пашок сидел в полутемной ординаторской и копался на фотосайтах в поисках приличных мужских физиономий. Над столом висело овальное потемневшее зеркало, но подойти к нему вплотную не было никакой возможности — мешала слишком широкая столешница. Отодвинув стол, Пашок протиснулся в образовавшейся проем и вгляделся в свое отражение, изучая каждую черту.

— Согласен, не красавец, — пробормотал он, — хотя с какой стороны посмотреть. Зато не дурак и не подлец… Подумаешь, прикалывается в Сети, и что с того? Все по-разному поднимают себе настроение. Вот Иринке, например, нужно жить в шикарной квартире, пару раз в неделю сходить в бар или клуб, потусоваться с мажорами, потрепаться о тряпках и новых фильмах, а ему — нет. Не любит он выкрутасы.

Пашок еще раз взглянул на себя, прикидывая, что сказала бы Ева, если бы увидела его? Вчера он прогнал ей совершенную чушь — мол, брутальный тип на его новой аватарке и есть тот самый близнец. Девушка обиделась. Он с ней и так и эдак, а она словно воды в рот набрала. Он даже расстроился из-за обломившихся ста баксов, проклиная себя за глупую инициативу, но Евочка неожиданно ответила. Оказывается, красавчик на аватарке — известная модель, и зовут его Карл; кроме того, Евочка лично с ним знакома. Но суть заключалась в другом — брутальный красавчик оказался натуральным геем…

ГЛАВА 4 Сиамка

Мы существовали виртуально, не видя и не слыша друг друга. Не было ни копии, ни оригинала — только разность пола, все остальное пугающе идентично. Всплески эмоций, музыкальные и цветовые ассоциации совпадали до бита и пикселя. Мы писали другу другу сообщения одними и теми же словами, ставили равное количество запятых, скобочек, вспыхивая одними и теми же междометиями… Я назвала его Близнецом, и он тут же откликнулся на это определение.

Мой Близнец не выкладывал свои фотографии, ссылаясь на броскую внешность и женщин, которые вели на него охоту. Для него чужая назойливость — кара, бич, сжигающие нервы и время. Человек, спасающий жизни других, дорожит временем. А еще он был удивительно тонким, чувственным, наполненным внутренним светом… самым добрым человеком в виртуальности. С ним я настраивалась на другой лад, стараясь приспособиться к повседневности и серости своего реального мирка. Близнец бесстрашно вскрывал свою подноготную, нисколько не заботясь о том, что может показаться слабым или незащищенным. Возможно, в умении быть таким искренним и откровенным таится необыкновенная сила духа.

Он умел выражать свое настроение сочно, в красках, рисуя словами, как кистью.

…Пастернака обожаю с детства… странный выбор ребенка, не правда ли?..

…Пастернак — чудо… открытие юности…

…а еще я люблю Пушкина, с особым почтением люблю… я тоже… жаль, что его сделали коммерческим ((

…перед Гумилевым хочется стоять на коленях…

…у меня особые отношения с поэтами Серебряного века… символисты…

…Великие экспериментаторы!))

…Серебрякова… акварельная сказка))… Цветаева в живописи…

…осень… тонкие ветки… кружево оград…

…улицы… купола зонтов…

…люблю Москву и… раннюю весну…

…это мой город!.. и чтоб дождик обязательно…

@

Иногда мне казалось, что он плачет, не понимая, кто он и в чем его предназначение. Я успокаивала его, как могла, — мы живы, здесь и сейчас, чувствуем плечо друг друга и, каждый по-своему, можем творить, даря надежду другим.

Мы, не сговариваясь, одновременно входили в Сеть, часто молча, и молчание это заряжало нас импульсами тепла и желания выговориться. Каждый из нас успел пережить свою главную утрату, которая не помещалась и при малейшем движении души давала о себе знать.

@

Маргарита))) (19:49)

В детстве мне все давалось легко — грамота, математика, рисование и музыка. А еще меня очень любили. Очень. Знаешь, раньше я думала, что счастье похоже на мыльный пузырь — дотронешься до блестящей оболочки, и он лопнет, но ты сразу можешь надуть другой. Это в твоей власти. Но потом я поняла, что есть другая сила, страшная и более могущественная, чем ты сам, и вдруг, ни с того ни сего, эта сила коснется тонкой стенки твоего счастья, и оно исчезнет мгновенно и навсегда. Я много думала об этом…

Face Off (19:58)

Мое детство было лучшим из всего того, что я помню. Оно было заполнено музыкой и литературой. Я читал запоем все подряд. Домашняя библиотека занимала практически все стены нашего дома. Я почти не помню маму. Она ушла рано — сердце. Мной и сестрой занимался отец. Мама мечтала увидеть нас врачами. Сестра закончила Кембридж и получила профессию психолога, а я стал кардиологом… Мой выбор специализации не случаен.

Маргарита))) (21:03)

Моей мамы не было рядом… Она серьезно занимается искусством: семинары, командировки… Все это принесло результат, но мне от этого не легче. Как-то она привезла редкое издание сказок Андерсена. Я рассматривала иллюстрации, не поверишь, плача от наслаждения, а потом вырезала почти все картинки, наклеила на картон и поставила свой первый спектакль. Наказание последовало незамедлительно — кладовка и время на осознание вандализма)). Именно тогда я решила, что режиссерская профессия опасна заключением в темницу и полным непониманием.