Мечта

Наконец, Володя сообразил, что надо идти снова к тому же месту и искать там. В конце концов именно там была записка с инструкциями к передаче денег посредством плота и реки.

ОН пошел с ними. Я тоже хотела, но на меня только ехидно посмотрели и очень скептически отозвались о моих желаниях.

Ждать опять пришлось долго. Больше двух часов. Мужчины вернулись злые, но с результатом. С сумкой с передатчиком, только без денег.

Оказывается Костя находился чуть выше нас по течению, всего в полу километрах. А к плоту была привязана веревка, за которую он его и вытянул, как только мы ушли. Его искали вниз по течению, а он был вверх по течению…

Получается, бывший охранник всех следователей и оперативников надул. Да еще как надул. И ушел незамеченным.

Володя внимательно обследовал сумку и нашел. Там был листок в конверте с адресом.

====== Где мое счастье? ======

Мы ехали в строну города. Я не представляла даже с какой скоростью. Все остальные машины сильно отстали, а мой Володя гнал. Как он гнал! Обгоняя все встречающиеся машины, порой выскакивая на встречную полосу. Он как будто боялся не успеть… А я что? Я была благодарна, что не ползет, как все остальные. И самое главное, я понимала, что каждая минута, каждый километр приближают меня к моему мальчику. Смотрела на мелькающие деревья и автомобили, в стороны шарахающихся от нашей машины, и молчала. Но в голове стучало, а сердце готово было выскочить из груди. Вот не поверите, я чувствовала, как оно стучит по ребрам, аж до боли.

Я сама себя убеждала, что все почти кончено, что сейчас я увижу ЕГО! Но сколько бы не убеждала, сердце готовое сбежать из моего тела не верило, вот не верило и все…

В Москве пришлось сбросить скорость. Опасно, слишком опасно. Он бил по рулю, попав в пробку, и готов был, казалось, бежать своими ногами, если так будет быстрее. Он матерился и изрыгал такие ругательства, что я таких и не слышала, а смысла многих, не знала.

А я молилась. Молилась Богу-творцу, Богу создавшему всех нас и отправившего своего единственно сына на гибель. Только вот мысль о том, что он может пожертвовать сыном, меня не вдохновляла. А вдруг не только своим сыном, но и моим… Мне снова стало страшно… Вот все-таки мысли нам совершенно не подчиняются. Рождаются, думаются и делают выводы независимо от наших желаний, которые в свою очередь тоже являются нашими мыслями.

Мы въехали во двор. Там кругом стояло оцепление. ОМОН в своих жутких костюмах и штатские, тоже в костюмах.

Я выпрыгнула из машины и побежала к ним. Меня не пропускали. Еще какая-то очень пожилая женщина доказывала человеку в сером костюме, что она тут живет, что ей домой надо, а еще соседке молоко занести, ребенок у той, вроде приболел, а она одна, куда пойдет с ребенком, холодно еще. Вот и просила: «Сергеевна, молоко себе брать будешь, так и мне литр.» А за это платит ей чуть больше, чем в магазине стоит. А ей, пенсионерке деньги — то не лишние. Я же в это время трясла этого мужчину в костюме за полы пиджака, и просила пропустить меня к сыну, потому что я его обязательно узнаю. Тот же обещал меня арестовать, если я не отпущу его пиджак. Все как всегда решило появление Володи. Только глянув на него я подумала о самом ужасном, потому что лица на нем не было. Я закричала… Очнулась у него на руках. Я сидела у него на коленях, а он гладил мои волосы.

— Машенька, он жив. Наш мальчик жив. И она его любит. Видимо настолько, что решила его не отдавать. Но мы найдем его и ее.

А я смотрела в его глаза. Там было все: безысходность, жалость, печаль, мука, только надежды там не было. И почему-то именно в этот момент, я поняла, что теперь я должна быть сильной! И моей материнской любви, и любви женщины, должно хватить на двоих: и на него, и на меня — на нас обоих, потому что мы едины и мы семья. Мы найдем его, чего бы нам это не стоило! Главное поставить цель и верить…

Потом подъехал Федор и следователь. Бабушку никуда не отпустили, а просто по человечески попросили помочь. А она, глядя на меня и поняв, что произошло на самом деле, все причитала: «Как же так! Не по людски ведь!» И никуда не собиралась и готова была сделать, все, что угодно только бы быть полезной в поисках моего сына.

Она рассказала интересную историю. Но прежде мне с Володей позволили войти в квартиру, где жил мой мальчик. Там было чисто и уютно, только немного беспорядок, из-за быстрого бегства той женщины. В ванне на веревке висели уже досохшие, но не снятые пеленки, ползунки и кофточки. Они были мокрыми, когда она уходила, вот и остались… Манеж аккуратно застелен, все очень чисто и с любовью, пусть и не дорого. Сергеевна сказала, что коляска была, исчезла и игрушки погремушки всякие, тоже исчезли.

Потом мы проехали в отделение, где Сергеевна составила фоторобот, и рассказала все, что знала.

Хозяйкой квартиры была некая Александровна. По молодости они с Сергеевной дружили, а потом судьба развела. Так вот Александровна много лет сдавала квартиру. Разные постояльцы встречались: и тихие, и буйные, и скандальные, и даже негры. А два месяца назад ремонт она сделала, так небольшой: потолки закатала, да обои поменяла. Потом квартира пустовала, аж целый месяц пустовала. На Александровну похоже не было. Но факт. А потом в нее заселилась Зина с малышом. Мальчонку звали Сереженька, так Зина говорила. Сама она уже не первой молодости, лет на сорок выглядит. А любовник к ней ходил молодой — лет тридцать- тридцать пять.

Красивый, высокий, при теле, таком накачанном. Видный мужчина. А Зина сама так: — не себе взять, ни людям показать.

Она из дому — то не выходила недели две, а потом стала гулять с мальчонкой. Я с ней гуляла, сдружились мы. Она его жуть как любила, мальчонку в смысле, а вот с любовником ругались. Она его и в дом — то пускать не хотела. Особенно позавчера ругались они. Двери закрыты, а все слышно. То есть слов не разобрать, но все на повышенных тонах. Дети у Зины взрослые, сын и дочка, где живут не знаю. Но не в Москве. У нее и не узнаешь ничего- скрытная она, не то, что я — душа на распашку. Вот я про своих внуков ей все рассказала: и где живут, и где учатся. Я ж как на духу.

Дальше Сергеевна стала рассказывать про детей и внуков, причем с подробностями. Ее следователь еле остановил и вернул к Зине.

— Так, Зина, что, говорит для себя родила. Я спрашиваю, что замуж не вышла, а она: «Не тот он человек, чтобы замуж» Про возраст спросила, так не ответила она, ну я прикинула, лет сорок не меньше. И любовника своего боялась она. Мальца качает бывало и приговаривает: « Сереженька милый, любимый никому я тебя, солнце мое, не отдам!» и слезы у нее капают. А я ей, кто ж у матери ребенка то отнимет. Так она совсем в слезы. Если б ты, говорит, знала, Сергеевна… А что знала, так и не сказала. А мальчик улыбается, милый такой, и ямочки на щечках. А вон оно как, не ее ребенок, значит, у матери украденный. Не, не могла Зина, добрая она. Не могла она. Она ж любит его, как своего любит. Расплакалась Сергеевна, то ли от жалости к Зине, которая ребенка украсть не могла, то ли от того, что мальчика жалко стало. Кто ж ее поймет.

Ей фото показали, Костино, не одно, с десяток и среди них его. Она узнала его. Сразу узнала. А потом хозяйку квартиры привезли, так и она опознала. Фоторобот Зины составили. Пальчики снятые в квартире по всем базам пробили. Одни Костины были, а ее нигде не значились. Не судима, не привлекалась, не задерживалась. Чистый человек. Только вот искать ее где? И куда она с нашим сыном девалась? Вопросы, одни вопросы. Только из всего я теперь знала одно — он жив, и та женщина его любит.

Домой мы вернулись ни с чем и совсем — совсем поздно. Навстречу нам выбежала Виталина и Володины родители.

— Что? — только и спрашивали они.

Он же подошел вплотную к Виталине и очень грозно произнес

— Кто такая Зина? Где вы ее взяли? Откуда она?

— Я не знаю. Володя, я честно не знаю…

Больше она ничего не успела сказать, он наотмашь ударил ее по лицу.

— Будь ты проклята, стерва. Вон из моего дома! И чтобы я о тебе больше никогда не слышал! Ты получишь двадцать процентов от моей компании, в память о твоем отце, и не появляйся здесь больше. Я не прощу тебя никогда!