Мечтатель

А потом стало поздно: волочь пойманных куда проще, чем обезоруживать, да и группа поддержки при Келлане растерялась — почти как в прошлый раз, под ослепительным форслайтом. Как следствие, групповое давление на меня ослабло…

По скулам палатина перекатились желваки. Понял, голубчик, что снова проиграл.

Притом вчистую.

— Так-так, — усмехнулся я. На поляне у приметной скалы стало очень тихо, даже ветер, и без того слабый, окончательно утих. — Какая… неожиданность. Знаете, что-то мне расхотелось мирно беседовать. Зато захотелось покинуть столь… — сморщить нос, как от неприятного запаха, — изысканное общество. А я не привык себе отказывать в небольших и скромных прихотях. Так и быть, я верну ваше в целости, — пойманных стрелков после неторопливого невысокого полёта я аккуратно поставил на ноги: одного на левый фланг группы щитовиков, второго на правый, — и даже не стану снова портить оружие. Если пожелаете задать мне ещё вопросы, обращайтесь в гильдию Охотников. В письменной форме. Ясного вам разума. И прощайте.

Разворот на месте, шаг, второй… Мирг явно собирается вырваться вперёд, дабы поработать проводником — вот и правильно, вот и хорошо. Йени Финр с чуть отставшим Анирой тоже шагают следом… и тут у одного из отпущенных мной арбалетчиков не выдерживают нервы. Фанатик, видать. Он вскидывает своё оружие, выцеливая при этом, что характерно, не меня — Аниру. Живо так, привычненько, без лишних сомнений дёргает спусковой крюк…

Форстэнд, форстэнд, форстэнд — как несколько отстоящих слоёв ваты. В четвёртом слое болт вязнет окончательно. Остановившись, разворачивается на сто восемьдесят градусов. Но не очень быстро, секунду примерно. Чтобы все заинтересованные (включая моих обернувшихся спутников) ясно увидели, в кого стреляли и что происходит, но среагировать не успели. Форспуш! М-да, с мощностью я переборщил. Энергия выстрела получилась не как у арбалета, — скорее, как у гладкоствольного ружья или даже винтовки. Во всяком случае, вернувшийся к отправителю болт прошиб башку стрелка насквозь, улетев по своим делам куда-то вдаль.

Будет ли меня мучить совесть? Сознательное убийство, как-никак. Первое. Причём назвать это самообороной нельзя. Я спланировал и это, пусть как крайнюю ответную меру.

Ну? Совесть, что скажешь? Молчит, партизанка. Наверно, это потому, что глазами тела я не видел ничего, а магическое восприятие — всё же не то. Как происходящее на экране. Как будто не совсем настоящее. Что ж, оно и к лучшему. Если бы опасный и надменный маг вдруг начал рыдать или блевать над трупом с воплями «я не хотел этого!» — впечатление оказалось бы непоправимо испорчено, а само убийство почти обессмыслилось.

И вообще! У любого либерализма должны быть разумные границы. Мои лягут здесь.

Костьми.

Причём, что характерно, чужими.

Авось у следующего стрелка разум и страх возобладают над рефлексами и воспитанием. Потому что убийство как метод мне по-прежнему не нравится.

— Мастер, как вы это сделали?

— В который раз прошу: не называй меня мастером! От Йени Финра заразился, что ли?

— Но мастер…

Они двигались по бездорожью третий день, и двигались заметно быстрее, чем предполагал Мирг. Но, видимо, Иан-па действительно качественно вылечил мага разума, да и сам Иан-па с Анирой оказались то ли более опытными ходоками, то ли владели чарами, увеличивающими выносливость — в общем, от Охотника они не отставали и на взятый темп не жаловались. Более того: на привалах магам хватало сил на досужую болтовню. Хотя… почему сразу досужую? Маги! Вот они обсуждают нечто отвлечённое, вроде причин, из-за которых звёзды на небе моргают, но тут же — бац! — выходит так, что это имеет самое прямое отношение к построению заклятий.

И никакое это не преувеличение: Охотник отлично помнил, как вчера у костра обсуждалось дрожание воздуха над собственно костром, поведение звёздного света, беспорядочное движение каких-то мельчайших, невидимых глазом частиц и снова огонь. Причём Анира аж подскакивал на месте, доказывая, что на самом деле звёзды суть зримое проявление Великого Пламени, что неугасимо пылает по ту сторону небесной завесы и к дрожи воздуха отношения не имеет. Ещё он говорил, цитируя кого-то из премудрых старцев, что колебания сходные по виду своему могут иметь различную природу, подобно тому, как дрожь рук может проистекать от сильного чувства, например, гнева или страха, а ещё от утомления, старости или болезни. Тут обычно молчаливый маг разума вмешался и заметил, что не только дрожь — всякое собственное движение руки можно прекратить, нажав на особые точки в районе плеча и лопатки. Ему, мол, одна старуха-знахарка вот так нажала в каких-то определённых местах, и рука просто повисла плетью, он и чувствовать её перестал, так что пока старуха перелом вправляла, боли не было совершенно. Да это же магия, отмахнулся Анира. А чужак сказал, что ничего магического в этом нет, и знахарка та просто очень хорошо знала устройство человеческого тела.

После этого все трое принялись выяснять, что можно считать магией, а что нельзя и почему природное отличается от сверхприродного — при этом напрочь забыв про движение мельчайших частиц, звёзды, Великое Пламя и прочее, о чём говорили немного раньше.

Все маги чудные, все — Иан-па просто больше прочих.

Впрочем, компания Миргу скорее нравилась. Особенно Йени Финр. Разумник на поверку оказался тем ещё молчуном, а это качество Ухобой ценил. Правда, привычно пустое выражение, не сходившее с лица кастрата, вызывало неуют и холодок под ложечкой, но терпеть можно, а прочее не в счёт. Тем более что Йени Финр вроде бы понемногу оттаивал… по крайней мере, к разговорам у костра прислушивался внимательно и чем дальше, тем чаще вмешивался в них. Как правило, с каким-нибудь уточнением или случаем из жизни.

От Иан-па и Аниры шума было гораздо больше. Маг света вообще вёл себя, словно щенок, норовящий по поводу и без оного наскочить на хозяина, чтобы облизать. А в роли хозяина, ясное дело, выступал чужак. Вопрос «мастер, как вы это сделали?!» повторялся не реже пяти раз на дню. Причём восторг, с которым Анира смотрел на, скажем, разделку валежника перед его отправкой в костёр, выполняемую незримыми лезвиями, или на то, как Иан-па сгоняет с лица воду после умывания, со временем не уменьшался. А когда «мастер» делал что-нибудь особенное (например, как вчера, когда подвесил над головами у себя и спутников четыре невидимых зонта и держал их добрых пол-дня, пока дождь не прошёл) — уж тут Анира просто из кожи лез от восхищения.

Что же до самого чужака, то тут Мирг признавал своё бессилие. Казалось, что в Иан-па уживается несколько разных людей. Он мог со слегка ехидной усмешкой веселить Аниру, нарочно делая что-нибудь бессмысленное, но магическое — например, заставляя часть воды в ручье взлетать вверх тонкой струйкой, как в фонтане, или отправляя в полёт по замысловатым кривым угли костра. Мог сидеть с донельзя угрюмым видом (спустя всего пять минут после того, как сделал «фонтан»). Мог свободно рассуждать о вещах странных и порой нелепых — причём с таким видом, словно эти нелепицы есть несомненная истина. Но порой — и не так уж редко, кстати, — Иан-па уходил в себя так глубоко, что пустое выражение на лице Йени Финра в сравнении казалось живым и дружелюбным.

Впрочем, за всё минувшее время чужак ни разу не рассердился по-настоящему (правда, это мало о чём говорило… на того щитовика, что стрелял в Анира, он тоже как будто не рассердился — просто прибил, даже не оглянувшись). Ещё он ни разу не взялся изображать высокопоставленного сноба, ни разу не отмахнулся от слов Мирга, когда тот считал нужным что-нибудь посоветовать. И поэтому Ухобой решил, что чужак сумеет стать Охотником, причём не из худших.

После очередного замечания Аниры Иан-па внезапно и глубоко задумался. Задавать ему вопросы в таком состоянии было бесполезно, это все уже усвоили, потому младший посвящённый переключился на Охотника.

— Ты говорил, к ночи доберёмся до села?

— Да.

— А что это за село?

— Большие Кожемяки, великокняжеский удел. Почти что вольное поселение, кормчий от Земельной Управы Варрской там появляется дважды в год, для сбора налогов.

— Кто ж там правит-то?

— А все понемногу. Ремесленная старшина, что вечно на ножах с купеческим союзом, выступает заодно с ним только тогда, когда кого-то из землевладельцев надо прижать. Ведь скот перед забоем и снятием шкур надо где-то держать и чем-то кормить — ну а хозяева пастбищ, то есть два враждующих барона и монастырь Иллирса Вдохновенного, вечно норовят арендную плату поднять или там за топтание земли пошлину повысить.

— То есть все ищут выгоды, — изрёк Анира, словно некую истину. Мирг усмехнулся:

— Вот-вот. Вообще-то эти Большие Кожемяки поболее иного города будут, так что нам уже не придётся на ложе из лапника ночевать да звёздным небом укрываться. От села прямой тракт идёт до Сигнара, куда нам надо попасть, и дворов постоялых на том тракте хватает. А ещё мясо в Больших Кожемяках дешёвое и колбасы делают такие, что от одного запаха на слюну изойдёшь…

Анира сглотнул, но тут же понурился.