Мечты сбываются

Видя, что отец одобряет его выбор, Бала оживился.

Он стал рассказывать о старинных интересных зданиях — мечетях, шахских дворцах.

Услышал Шамси и о древних башнях в окрестных селениях — в Мардакянах, в Раманах. И он удивлялся, как мало знал он об этих башнях, хотя не раз видел их своими глазами.

Рассказал Бала и о нухинском ханском дворце, построенном, как говорят, без единого гвоздя, а сплошь на деревянных скрепах, о его расписных потолках с позолотой, о мраморных водоемах, о затейливых переплетах подъемных окон «шебеке». И Шамси думал: богато, красиво жили ханы, не то что простой трудовой народ!

Но больше всего Бала рассказывал о зданиях, которых еще нет, но которые будут — о новых дворцах культуры, о жилых домах, каких вскоре понастроят в Баку видимо-невидимо.

Бала рассказывал, а Шамси слушал, радуясь, какой у него умный сын, и умиляясь. И, придя в хорошее расположение духа, он самодовольно заметил:

— Это у тебя, сынок, от меня — любовь к красоте!.. Ну и от матери, конечно… — великодушно добавил он, вспомня о коврах Ругя.

Но вдруг Шамси стало обидно за себя. Он полез в карман за выпиской из приказа, извлек ее из толстой пергаментной обертки, сунул Бале и чванливо промолвил:

— Ты не больно-то хвастай своей бумагой об окончании школы, домостроитель, — отец твой тоже кое-что стоит!

Прежде, бывало, уславливаясь с сыном о встрече, Шамси говорил:

— Приезжай, сынок, когда хочешь, я всегда дома… — Иной раз он с горечью добавлял: — Да и куда мне идти?

Но в этот день, прощаясь с Балой, Шамси деловито вынул из кармана памятку и, долго в ней разбираясь, озабоченно произнес:

— В среду и в субботу не приезжай — в магазине у нас большая приемка. Дел — вот столько! — Он провел рукой над головой, невольно подражая Ругя. Но тут же, словно найдя выход из затруднения, он бодро закончил:

— Приезжай-ка лучше, сынок, в воскресенье — в свободный день!

Не так уж много дел у эксперта-специалиста в магазине «Скупка ковров», чтоб не найти время повидаться с единственным сыном, но Шамси нравилось изображать из себя человека, занятого по горло. Он, действительно, чувствовал себя теперь очень деловым, занятым человеком. Ведь он — эксперт-специалист. И притом — штатный!

ТУЧКА

Декретный отпуск давно окончился, шел к концу и дополнительный отпуск за свой счет.

— Наверно, уже соскучилась по работе, рада, что скоро вернешься в театр? — спросил Саша в один из этих дней.

Лицо Баджи выразило тревогу:

— Скажу тебе, Саша, что наша девочка еще очень нуждается в материнском уходе.

И Баджи принялась развивать мысль, с которой успела сжиться. Работа в театре заставит ее уходить по утрам на репетиции, по вечерам — на спектакли. Придется ездить в гастрольные поездки по районам. Кто в ее отсутствие позаботится вовремя накормить ребенка? Кто бережно выкупает его? Кто уложит в постельку, споет колыбельную?

Привела Баджи и рассказы Телли о том, как много сейчас приходится работать в театре, — времени не остается для личной жизни. И еще о многом говорила Баджи, все в том же духе — как бывает обычно, когда человек хочет убедить другого в своей правоте. А как же не чувствовать матери свою правоту, когда она держит дочь на руках, у своей груди?

— Как же быть? — спросил Саша.

— Может быть, снова попросить дирекцию театра об отсрочке? — подсказала Баджи.

— А удобно ли?

— Ну, хотя бы на месяц-два.

Баджи смотрела на Сашу, и было в ее взгляде что-то робкое, просительное, словно от него зависело сейчас решить нечто большое и важное для нее, и, растроганный этим взглядом, он успокаивающе обнял ее за плечи и сказал:

— Ну что ж, давай попросим отсрочку! Не думаю, чтоб тебе отказали.

Вот и все!

Еще никогда не казался ей Саша таким чутким, покладистым, добрым, как в эту минуту…

Отрывной календарь — как много таит он грядущих радостей и печалей за каждым своим листком!

Обычно Баджи отрывала листок вечером, перед сном, словно торопя приход завтрашнего дня, — верилось, что грядущий день будет хорош.

А теперь, отрывая листок, Баджи с грустью думала, что новый день приближает ее к той поре, которая отдалит ее от дочки. Теперь, сама того не сознавая, она оставляла листок календаря не оторванным до утра, словно стремясь задержать как назло торопливое время.

Когда осталось два-три листка до срока, Саша сказал:

— Ну, теперь наша Нелька совсем взрослая барышня — можешь спокойно возвращаться к работе!

Баджи, помедлив, ответила:

— Еще не скоро.

— Не скоро? — удивленно переспросил Саша. — Да ведь в понедельник кончается твой отпуск.

Баджи не сразу решилась сказать то, о чем умалчивала вот уже целую неделю.

— Мне продлили отпуск до весны — по болезни ребенка… — сказала она наконец, не глядя на Сашу.

Тот опешил, встревожился:

— Неужели девочка больна?

— Нет, нет! — заторопилась Баджи, досадуя, что так неумело сообщила о том, о чем собиралась сказать совсем иначе.

— Так почему же? — недоумевал Саша.

— Нашу девочку пожалел один врач из консультации и дал мне справку, что ребенок еще нуждается в постоянном материнском уходе.

Что-то подсказало Баджи не упоминать про Телли, которая надоумила ее и сама же помогла раздобыть справку в консультации у знакомого врача.

— Почему же ты не посоветовалась со мной, прежде чем решиться на такой шаг? — спросил Саша.

В его тоне звучал упрек. Где тот чуткий, покладистый, добрый Саша, каким он проявил себя в прошлый раз, когда возник вопрос об отсрочке?

— А разве я не вольна предпринимать такие шаги сама? — с ноткой вызова спросила Баджи.

— Все же…

— Ты что — против?

— Это как-то неожиданно…

Баджи повела плечами:

— Пойми, что мать не может оставить такую крошку без присмотра!

— А разве нельзя доверить ее Кюбре-хале — она в ребенке души не чает. Охотно возится с ней и Натэлла Георгиевна. А вечерами почти всегда дома я сам. Каждый понемногу и присмотрит.

— Именно: каждый понемногу! А у семи нянек, как известно, дитя без глаза! Нет, Саша, я ребенка никому не доверю, никому! Вот разве что тете Марии.