Мечты
Шрифт:
— Отчего вы не берете примра съ Генри Семмерса? Онъ никогда не обливаетъ чернилами своей тетради и самого себя.
Намъ, въ конц-концовъ, такъ надолъ этотъ «образецъ» всхъ добродтелей, что мы всей гурьбою въ одинъ прекрасный вечеръ подкараулили его за угломъ и такъ раздлали, что онъ на дв недли слегъ въ постель.
Теперь же мы только и слышимъ:
— Посмотрите на Шекспира. Отчего вы не подражаете Шекспиру? Шекспиръ никогда не позволялъ себ подобныхъ шутокъ и остротъ! Почему вы не можете шутить и острословить такъ, какъ Шекспиръ?
Если вы драматургъ, то вамъ еще больше
— Отчего вы не берете себ въ образецъ Шекспира? Онъ никогда не выбиралъ въ герои своихъ безсмертныхъ твореній такихъ людей, какихъ изображаете вы.
Но попробуйте хоть разъ разршить себ небольшое позаимствованіе изъ Шекспира или «близкое подражаніе» ему, тогда вс сейчасъ же закричатъ, что надо быть сумасшедшимъ, чтобы осмлиться на такое кощунство. Заимствовать хоть слово у божественнаго Шекспира! Дерзнуть подражать ему, этому титану драматургіи!
Хорошо, что Шекспиръ уже не живъ, иначе тоже, пожалуй, гд-нибудь въ пустынномъ мст его подкараулила бы компанія выведенныхъ изъ терпнія современныхъ драматурговъ и дала бы ему основательную трепку.
Но вернемся къ моему пріятелю-критику.
— Какъ могу я поврить теб, когда все твое произведеніе, кром заключительныхъ строкъ, состоитъ изъ мыслей и положеній, встрчающихся у поименованныхъ мною авторовъ? — говорилъ этотъ пріятель. — Я даже могу показать теб въ ихъ сочиненіяхъ т мста, которыя почти слово въ слово повторены тобою. Желаешь, я сейчасъ принесу эти книги, и ты самъ убдишься…
Но я отклонилъ это любезное предложеніе, сказавъ, что врю ему и такъ.
— Удивительное дло! — продолжалъ я, глубоко возмущенный;- выходитъ, что вс эти Платоны, Сократы, Аристотели, Софоклы, Аристофаны и прочіе прославленные люди, воспользовавшись моимъ отсутствіемъ въ ихъ время на свт, только для того и написали свои произведенія, чтобы испортить мн все удовольствіе. Ну, и Богъ съ ними! Больше я не желаю слышать о нихъ.
Я взялъ свою рукопись, бросилъ ее въ топившійся каминъ моего пріятеля и, разсерженный, ушелъ отъ него съ тмъ, чтобы никогда не заглядывать къ нему.
Съ тхъ поръ я пересталъ стараться объ «оригинальности». Впослдствіи тотъ пріятель самъ пришелъ ко мн съ похвальнымъ отзывомъ о моихъ новыхъ «трудахъ», и мы помирились.
Когда-то я имлъ сонное видніе… (Люди всегда свои сны видятъ во сн; насколько мн извстно, наяву никто не видитъ сновъ. Но вышеприведенная фраза звучитъ такъ поэтически и по-библейски, что я нашелъ возможнымъ воспользоваться ею). Итакъ, меня было сонное видніе. Мн снилось, будто я нахожусь въ какой-то совсмъ особенной стран, управляемой одними критиками.
Населеніе этой страны было очень высокаго мннія о критикахъ, — такого же высокаго, какого обыкновенно придерживаются о себ сами господа критики, — почему и пожелало быть управляемо исключительно ими. Но мн тамъ очень не понравилось.
Я пробылъ въ этой «критической» стран нсколько лтъ, (во сн вдь иногда въ нсколько минутъ переживаешь чуть не цлый вкъ) и усплъ хорошо къ ней приглядться, такъ что меня нельзя обвинять въ томъ, что я составилъ о ней свое сужденіе, такъ сказать, съ плеча.
Въ начал тамъ были писатели, которые сочиняли книги. Но критики не находили
ничего самобытнаго въ этихъ книгахъ и выражали сожалніе, зачмъ люди, которые съ большей пользой могли бы воздлывать картофель, тратятъ свои силы и время, а также и время критиковъ — что было всего хуже — на то, чтобы съ такимъ трудомъ нацплять одну на другую цлую уйму пошлостей, извстныхъ каждому школьнику, описывать разные заговоры и семейныя или политическія интриги, которыя уже сотни разъ подносились подъ разными соусами почтеннйшей публик и давно уже набили ей оскомину?И почтеннйшая публика читала только то, что писалось критиками, и не брала раскритикованныхъ книгъ. Писатели волей-неволей перестали марать бумагу и занялись воздлываніемъ картофеля, но и картофель у нихъ выходилъ такимъ плохимъ, что никто не хотлъ покупать его, и вс совтовали имъ лучше опять взяться за перо, чмъ зря портить огороды. Но, убоясь критиковъ, злополучные неудачники этимъ совтомъ не воспользовались и принялись за какое-то новое дло.
Были въ начал въ этой стран и живописцы, писавшіе картины. Пришли критики, стали разсматривать эти картины сквозь свои бинокли и изрекли:
— Ни одного оригинальнаго штриха и вообще ничего своего, ничего новаго: т же старыя краски, т же старыя перспективы и формы, т же старые виды, пейзажи, моря, облака и люди. И охота этимъ бднякамъ тратить столько времени, силъ и труда надъ воспроизведеніемъ такого старья, когда они съ гораздо большею пользою могли бы красить дома, крыши и заборы!
Какъ видите, ничто такъ сильно не тревожитъ критиковъ, какъ мысль о томъ, что художникъ «зря» тратитъ свои силы и время, — главное — время.
— Господи! — восклицаетъ про себя критикъ, читая написанную кмъ-нибудь книгу или картину, — подумать только, что за все то время, которое потрачено этимъ человкомъ совершенно зря на такую белиберду, онъ могъ бы перечистить, по крайней мр, пятнадцать тысячъ паръ сапогъ или перетаскать на стройку пятнадцать тысячъ кирпичей. Вотъ какъ непроизводительно тратится людьми драгоцнное время!
Одного только критику никогда не приходитъ въ голову, а именно, что раскритиковываемый имъ писатель или художникъ скоре сталъ бы плевать въ потолокъ, чмъ чистить сапоги или таскать кирпичи.
Помню, какъ я, будучи еще мальчикомъ, сижу, бывало, о смирнехонько за книгою подъ заманчивымъ заглавіемъ «Логовище морского разбойника», и вдругъ кто-то изъ старшихъ, заглянувъ черезъ мое плечо въ книгу, говоритъ:
— Ну, зачмъ ты зря тратишь время надъ такой ерундой. Шелъ бы лучше длать что-нибудь полезное.
И отниметъ у меня книгу.
Я иду длать что-нибудь «полезное» и часа черезъ два-три возвращаюсь въ такомъ вид, точно сбжалъ съ поля сраженія. За этотъ промежутокъ времени я облазилъ вс сосдніе заборы и крыши, пока, наконецъ, самъ не зная какъ, не очутился на стеклянной крыш оранжереи мистера Бетса; проломилъ тамъ одно изъ стеколъ и свалился внизъ прямо на группу огромныхъ колючихъ кактусовъ, въ которыхъ весь исцарапался въ кровь и разодралъ всю одежду; кром того, получилъ хорошую порцію шлепанцевъ отъ самого мистера Бретса за причиненный ему убытокъ и безпорядокъ. Не лучше ли было бы оставить меня съ моимъ «пиратомъ»?