Мед.ведь.ма

– Что у нас за беда? – взяла я коробку со всем необходимым: спирт, пластырь, бинт, зеленка.

– Ехал на велосипеде, упал на разбитую бутылку, - парень задрал футболку, показывая заклеенный белым квадратом бок. – Уже зажило почти, последняя перевязка.

– Это хорошо! – бодро кивнула я, осторожно отклеивая старый пластырь с его кожи. Он дернул носом, прошипев коротко сквозь белоснежные зубы. Наклонившаяся к его боку, я была между одной его рукой, на которую он опирался, и другой, которая держала поднятой футболку. Был обнажен не только бок, но и живот, который показался мне очень спортивным. Отрывая до конца старую марлю, я мельком взглянула на ноги в черных кожаных штанах. Они были накачанными и длинными. Точно спортсмен. – Занимаетесь чем-то?

– На вас любуюсь, - я посмотрела на него снизу вверх. Улыбнулась шире его доброму веселью.

– Не сейчас. Вообще. Вы выглядите, как бегун, или легкоатлет.

– Да так, для себя, поддерживаю физическую форму.

Продолжая улыбаться, я вернулась к его ране, представшей передо мной. Цзы явно зашивал тут, но и швы уже были сняты, и края затянулись, оставляя пока ещё яркий, но ровный шрам, обещавший стать когда-нибудь почти незаметным. Тронув смоченной в спирту ватой его кожу, чтобы оттереть липкие остатки пластыря, я была выброшена сознанием куда-то в сторону. Вот я стояла в процедурной, обрабатывала заживающую рану, и вот я вижу моментально картину какой-то улицы, незнакомой мне, темной, мелькает нож, проходится по коже, вокруг шорохи одежд, как бывает в драке. Я моргаю, и картинка исчезает. Опять подняв лицо, чтобы посмотреть в глаза молодому человеку, я потеряла улыбку. Я видела его, не падающего с велосипеда, а дерущегося, а порез этот не от разбитой бутылки, а от острого ножа.

– Что-то не так? – поинтересовался парень, заметив перемены в моей мимике.

– Вы… - надо было что-то сказать, чтобы оправдаться, но не то, что я увидела и подумала. – Не китаец?

– Вы угадали. Я кореец, - вновь озарился он. – А вы? – Я-то услышала у него акцент, легкий, но слышный. К тому же, он действительно отличался от местных, да и вообще ото всех азиатов, что я видела. Выше, статнее, красивее. А почему он задал этот вопрос? Понятно. Белая ворона.

– Я из горных йети, - пошутила я на корейском, прикрепляя к нему новый бинт. Он удивился.

– Из корейских йети?

– Арктических, - оторвав кусочек пластыря зубами, прилепила я его по одну сторону, потому по другую, перешла к третьей, предпоследней. – Видите, там совсем не было солнца.

– А меня Чонгук зовут, - сообщил он мне одновременно с тем, как я закончила работу. Что было ему ответить?

– Очень приятно, Чонгук, не падай больше с велосипеда, - он посмотрел на меня как-то особенно. Особенно загадочно и вкрадчиво, будто понял что-то, например то, что я разоблачила его обман. Но он ничего не сказал и, поблагодарив за оказанную помощь, вышел из кабинета.

Хранитель

После окончания работы я переоделась, сняв халат и накинув легкую кофту от прохлады, что гуляла тут по вечерам. В округе были горы, ниже тех, в которых я выросла, но всё же напоминающие о покинутом доме, поэтому мне не было тяжело обживаться здесь, всё-таки было нечто привычное. Выйдя из больницы, я увидела Чонгука, сидящего на лавочке возле входа. Заметив меня, он поднялся и пошел в мою сторону. Я, напротив, отвела глаза и чуть сменила угол направления, чтобы он увеличивал расстояние между мною и парнем по мере движения. Но ноги юноши были длиннее и быстрее моих. Что ему от меня надо?

– Ты так и не представилась, - улыбаясь, поравнялся он со мной, зашагав в унисон. – Я, конечно, слышал, как тебя назвали, но хочу разрешения быть знакомым.

– Зачем? – подозрительно покосилась я на него.

– Ну… чтобы проводить тебя. Можно? – Я остановилась, остановив тем и его.

– Нет, я не хочу, чтобы меня провожал обманщик.

– Обманщик? – переспросил Чонгук.

– Я не первый день работаю. Твоя рана резаная, а не колотая, - произнесла я, сама тут же став лгуньей. Легче было сослаться на наметанный и опытный глаз, чем на видение из его недавнего прошлого. Парень смущено потупился.

– Прости, это так. Я подрался, а не упал. Не хотелось вдаваться в подробности. Теперь ты знаешь правду. Начнём заново? – Он протянул мне ладонь. – Чонгук. – Я посмотрела на него, на его руку, попыталась пробудить в себе что-нибудь из бабушкиной наследственности, которая помогла бы отличить плохое от хорошего, как у той всегда получалось, но кроме солнечной улыбки, располагающей и открытой, я ничего не видела.

– Элия, - ответила я на рукопожатие, скорее забрав ладонь обратно. Ничего не прозрела сквозь энергетическую связь на этот раз, но всё равно мне иногда казалось, что люди могут почувствовать мои невидимые глаза, расположившиеся между линиями жизни и ума. Знать бы ещё точно, что те содержат нечто экстрасенсорное, а не просто больное воображение или расстройство рассудка, выдающее мне порой какие-то миражи. Но Чонгук только что подтвердил, что я была права.

– Красивое имя.

– Всего лишь не очень распространенное. В этих местах, по крайней мере.

– Так ты не отсюда? – С той самой ночи, как скончалась бабушка, я постоянно видела во снах преследования и иногда, даже днём, оглядывалась, а не придут ли за мной? Те люди не знали, что у их преступления была свидетельница, но раз они сумели найти бабушку, много лет скрывавшуюся от них, что помешает им узнать однажды, что у той была внучка, и внучка эта слишком многое знает? А если им захочется воспользоваться и моим неразвитым провидческим даром, который открылся лишь после того, как бабушки не стало? Именно поэтому я скрывала о себе всё. Я никому не говорила откуда я, где жила раньше. И первому встречному, даже милому, ничего докладывать не собираюсь.

– Ты очень любопытный, Чонгук, - тактично заметила я.

– Возможно. Или просто задаю вопросы к слову. Как иначе ещё складывается беседа? – Мы неспешно пошли дальше, в сторону моего жилища. – Я проездом в Баосине, недели на две-три. Никого здесь не знаю, подумал, что ты моя землячка, поэтому и решил познакомиться. – Всё звучало миролюбиво и правдоподобно. Отвернуться от парня просто потому, что я подозрительна и живу в состоянии вечного напряжения? Не страха – тот улёгся ещё года два назад, но настороженность точно жила во мне, никуда не деваясь.

– Что ж, могу показать тебе наш городок. Только не сегодня. Мне нужно готовиться к экзаменам.

Чонгук довёл меня до двухэтажного старого здания с облезлой штукатуркой на стенах. Тут я и обитала.

– Ладно, я зайду за тобой завтра вечером, если ты не против? Где твоя комната? – Я указала на окно первого этажа, с покосившейся старой рамой и маленьким отколотым уголком стекла сверху слева.

– Она не моя, я делю её со студенткой, но если ты осторожно постучишь, так, чтобы стекло окончательно не треснуло, кто-нибудь из нас обязательно откликнется, - улыбнулась я.

– Хорошо, я буду аккуратен, - пообещал он, и мы простились. Я вошла в дом, половина которого сдавалась под самое дешевое общежитие в мире, наверное. На каждом из двух этажей по восемь комнат, в некоторых жило по два, в некоторых по три-четыре человека. Кухни было две, на первом и на втором этаже, общие. Душевых было по две на этаж, вроде как для мужчин и для женщин, раздельные. Моя соседка уже была в комнате. Болтливая и вездесущая Мао, иногда утомляла, но без неё я бы не выжила последние месяцы. Она помогала с учебой, давала советы, и пару раз в долг, когда мне не хватало на что-то. Учащаяся в университете, она подрабатывала когда где, то на почте, то в магазине, то в библиотеке, но при этом деньги ей ежемесячно присылали и родители, чтобы она могла не отвлекаться на заработки. Но она не могла, желая постоянно покупать себе что-то сверх необходимого, но имея совесть не требовать этого от отца и матери.