Мед.ведь.ма

Ужин принесли прямо в наш павильончик. Ничего не нужно было делать, только принимать щедроты гостеприимства Джиёна. Мы с Воном разложились на кровати, включив для фона телевизор и, понимающие, что вновь можем отдохнуть под надёжной крышей, накинулись на еду. С сытного завтрака в доме Черин прошло много часов, а по дороге мы перебивались какими-то закусками и, естественно, такой крепкий и энергичный парень как Вон требовал внушительной порции пищи для восстановления сил. Я украдкой любовалась им, как он хватал палочками кусочки цыплёнка в кунжутном соусе, как проносил рис с овощами до рта, косясь на экран и иногда улыбаясь мне. От каждой его улыбки я краснела и отводила глаза. Небрежно разлохматившаяся челка, следы давних ссадин в виде тонких и едва заметных шрамов над бровью, неподалёку от губ, создавали Вону образ одновременно цельно-постоянный и неуловимо-ускользающий, что-то вроде ветра, потенциал которого вокруг нас всегда, но дуть начинает временами, а поймать его и вовсе дело неисполнимое. Из-за мыслей и сдерживаемых эмоций, которые отвлекали меня, я ужинала раза в два дольше, Вон же, закончив с едой, вытер салфеткой губы и принялся комментировать шоу, которые крутили по включенному каналу. Он шутил, смеялся и рассказывал о давних случаях, какие с ним приключались в дороге. Дорога занимала добрую половину его жизни, с тех пор, как он получил права на вождение мотоцикла. Вон говорил о пути и передвижении с фанатизмом и энтузиазмом, сравнимыми разве что с моим восторгом перед самим Воном. Только вот когда он повествовал о быстрой езде и ощущаемой при этом свободе, меня он словно и не замечал, и не видел, и становилось одновременно здорово от его азарта, передающегося мне, и тоскливо от его удаленности, не физической, а внутренней. В его зрачках бежала полоса, очерченная белыми сплошными или пунктирными линиями и уходящая к горизонту, и конца этому горизонту не было. Мне захотелось снова взять его руку и попытаться теперь уже увидеть его будущее, но стало страшновато. А что, если я увижу там что-то для себя нерадостное, неприятное, разочаровывающее? Если мы расстанемся, пусть даже нескоро, я не хочу об этом знать сейчас. Знать о конечности счастья, когда оно в твоих руках – это уже потерять его часть. Так устроены люди, они переживают о том, чего ещё нет и близко, но ведь и тучи на небе, предвещающие дождь через два-три часа, отменяют продолжительную прогулку. Я собрала посуду с кровати и переставила её на стол. Посмотрела на постель. Вон увлечено глядел начавшийся фильм, полностью вертящийся сюжетом на драках и боевых искусствах.

– Я пойду, ополоснусь с дороги, - сообщила я, гадая, к чему готовиться и готовиться ли?

– Хорошо, - кивнул Вон и, отвлекшись от экрана, с хитрецой посмотрел на меня. – Позовёшь потереть спинку?

– Вон… - смущенно взяла я одну ладонь в другую, не зная, как закончить фразу. Нужно дать понять, что я так быстро и просто к себе его не подпущу. Не потому, что не хочу, а потому, что не положено и неприлично. Как я буду выглядеть в его же глазах, если позволю войти к себе, пока принимаю душ? Всякая девушка, мне думалось, желает выглядеть добродетельной, ведь не на этом ли качестве основывается уважение к ней парней?

– Ладно-ладно, я не буду врываться, - заверил он тут же, возвращая внимание к телевизору. Успокоенная нравственно, но не чувственно, я отправилась мыться.

Ночью я пристроилась на самом краю кровати, боясь коснуться ненароком Вона, и обострить свои же натянутые нервы. Когда рядом был Ви, я так не переживала. Почему? Потому что считала его бесполым духом, а знай я, что он такой же парень, как Вон, каково бы мне было? Ви, то есть, Тэхён, говорил с Чонгуком что-то о лжи, когда я услышала их, что я приняла бы его за вора, застань в комнате… Неужели обман был не специальным, а вынужденным? Но это не отменяет того, что он пробрался в мою комнату и копался в моих вещах.

Вон внезапно коснулся меня, и я вздрогнула от неожиданности. В совершенной темноте, потому что окна выходили на неосвещенные заросли вершины Лишань, я могла видеть только слабые светлые пятна рук, плеч, лица и груди Вона, неприкрытые одеялом. Развернув меня к себе, он принялся целовать мои губы, прижимаясь всё теснее. Не разделенные почти ничем, кроме моего нижнего белья, мы в момент перешли черту безобидных и невинных отношений. Ладони молодого человека разжигали во мне желания, прежде неизвестные, но понимаемые. Я старалась не концентрироваться на этих касаниях, боясь, что погружусь в транс видений. Не закрывая глаз, я растеряно плутала пальцами по плечам Вона, не имея представления, что делают девушки, которым приятны поцелуи, но которые не хотят доходить до конца. За стенами домика поднялся ветер, и ветки сосен стали скрести по крыше. Рука Вона, дойдя до моего бедра, остановилась в ту секунду, когда я уже собралась упереться в него и не дать с себя ничего снять. Он пожелал мне спокойно ночи и, поцеловав ещё раз, вернулся на свою половину кровати. Разворошенная, как угли после костра, я уставилась в потолок. Тлеть, разгораться или гаснуть? Жаль, что он не обнял меня сзади, чтобы уснуть вот так, вдвоём. Это было бы мило. Но не все ведь любят спать с кем-то, не все умеют высыпаться в позах, непривычных для них. Если Вон предпочитает пространство в постели и отсутствие каких-либо преград на пути его спящего тела, то это свидетельствует о том, что не было у него до меня девушек, с которыми он выработал бы привычку спать в объятиях. Мне хотелось самой прильнуть к нему, но я не решилась, посмотрев на светлеющее во мраке отвернутое плечо. Всему своё время.

Следующие два дня уподобились началу медового месяца, так это всё было беззаботно, радостно, счастливо. Высыпаясь, мы завтракали, опять же, прямо в спальне. Вон звонил по внутреннему телефону и заказывал официантам те или иные блюда. Потом мы спускались на фуникулёре вниз и катались по окрестностям на байке, побывав и на кургане Шихуанди, и на раскопках его терракотовой армии, что находились немного в стороне, в крытых археологических амбарах. Я прошлась вдоль рядов глиняных воинов, вспоминая то утро, когда с тремя товарищами оказалась в Шэньси. Воистину, те призраки, вышедшие из тумана, очень напоминали этих, стоящих ниже уровня земли, в ямах-коридорах, умещавших даже колесницы. По предположениям ученых, участвовавших в раскопках, эти сотни солдат лишь малая часть из тех, которых ещё хранит земля. Поддаваясь впечатлительности, я начинала представлять, как эти воины оживали, обнаруженные археологами, и выходили наружу, чтобы взяться за оружие и отправиться служить Джоуми, чтобы оберегать императорское наследие до тех пор, пока Цинь Шихуан в каком бы то ни было виде не возродится.

Мы обошли все термальные источники, купальни и бассейны, оставшиеся или восстановленные со времён династии Тан, прогулялись вдоль всех прудов, на которые когда-то вот так же любовалась красавица Гуйфэй, чью очередную статую, белоснежную, как гипс, я нашла возле воды. Полуобнаженная, императорская наложница застыла в веках, улыбаясь и символизируя любовь, которую ничто не властно разорвать. Но и у этой любви был печальный конец. С восхищением и жалостью я думала об этой женщине, каждый раз замедляясь, когда мы с Воном шли мимо её изображений. Хуанци, переполненный воспоминаниями о легендарных событиях и эпохах, несмотря на восторг и замирание души пред окружающим величием, вызывал грусть. Кроме того, к концу второго дня стала ощущаться непоседливость Вона. Ему снова не терпелось двигаться дальше, уехать куда-нибудь. Он говорил об этом вскользь, всего два раза, как о неблизкой перспективе, но всё же движения его рук при этом и взгляд, ищущий даль и ровный асфальт, по которому можно разогнать Волчицу, выдавали его стремление сменить локацию. Куда он в конечном итоге едет? Он знает? Я спросила его об этом прямо, но Вон ответил, что жить интереснее в движении, к тому же, зарабатывать тоже приятнее разной работой, а не рутиной на одном месте. Я смотрела на него, и в момент, когда моя надежда на спокойствие и семейную жизнь в доме, вроде того, каким владела Черин, подтачивалась, моё сердце жгло от любви к этому парню, которого тем сильнее мне хотелось понять, чем сильнее я не представляла, что за образ жизни для нас он избрал. Да и была ли мне разница? Ждут испытания и трудности, что-то, что не всегда мне понравится, или даже не будет соответствовать моим мечтам, но рядом будет Вон, всегда готовый помочь, спасти, поддержать. Может, в этом есть смысл и прелесть, срываться и уезжать куда-то, когда судьба не приносит никаких радостей? Может, искать их проще и слаще, чем пытаться создать? Главное, чтобы это колесение по свету не было бегом от самого себя, тогда оно точно ни к чему не приведёт.

Вечером мы опять поднимались в кабинке по канату. Она медленно ползла, открывая нам горизонт всё шире, богаче и раздольнее. Совсем поздно мы не возвращались, чтобы успеть до закрытия работы фуникулёра. Карабкаться на Лишань пешком целое испытание, которого мы успешно избегали. За два дня мы с Воном умудрялись выдыхаться и без этого, бродя по всем закоулкам района Линьтуна. Он отлучался от меня ненадолго, буквально часа на три за эти дни, для каких-то тех самых дел с Джиёном, ради которых сюда привёз меня, и, как сообщил сам, смог заработать. На мой вопрос «как?» Вон с улыбкой отмахнулся. Я перевела взгляд с земли на небо, к которому мы потихоньку становились ближе, но до которого всё равно не дотянемся.

– Смотри, месяц родился! – показала я пальцем на тощую проявляющуюся дольку луны, вертикально ухмыляющуюся тем, кто обитал внизу. Вон посмотрел, куда я указывала, и его улыбка стала беднее на радость.

– Вижу.

– Бабушка говорила, что я лунный ребёнок. Но советовала ориентироваться на солнце.

– Луна отражает солнечный свет, не всё ли равно? – помрачневший почему-то, откинулся на спинку стульчика Вон.

– Не знаю, - пришла я в замешательство. Да, у луны нет своего света, это правда, она только отзеркаливает.

Выйдя из кабинки, Вон сказал, что ему нужно отойти, чтобы я шла в дом, а он придёт позже. Не подав мне руки, как обычно делал, он поспешил вперёд, растворяясь среди тропинок, плутающих между соснами и кипарисами. Иногда смена его настроения, а следом и поведения обескураживала. Я добралась до двери и, когда вошла, оставила её открытой, чтобы Вону не пришлось стучать и ждать. Куда он ушёл? Опять к Джиёну?

Пройдя в спальню, где привычно включила телевизор, я подошла к зеркалу. Начавшие отрастать волосы создали тот самый визуальный ужас, который бывал, когда я жила в Тибете. Белые корни у тёмных волос смахивали на проплешины, если не присматриваться. Нужно покраситься вскоре опять, потому что ждать, пока отрастёт достаточная длина – слишком долго. Расплетя косу, которую носила днём, чтобы не развевались пряди при езде на мотоцикле, я поизучала фиолетово-синий цвет, оставшийся после помывки. Да, лучше взять ещё черной-черной краски и затемнить всё полностью. Вона всё не было, и я решила принять душ до ужина, а не после, как обычно делала. Но и когда я вышла из ванной, молодой человек так и не пришёл. Меня стало одолевать волнение. Опустившись на кровать и уставившись на какую-то китайскую комедию, я не могла понять, в чём её суть, потому что думала о Воне. Куда он запропастился? Сходить к Джиёну и спросить? Я подошла к окну, за которым небо затягивало облаками. Ещё недавно было видно месяц и появляющиеся звёзды, а теперь почти ничего. Неужели намечается непогода? Ничего ведь её не предвещало.

Уже почти решившись на поиски Вона, я услышала его поступь. То есть, сначала я её не узнала, испугавшись, потому что она была немного не такой, как всегда. Но, попятившись в угол от неизвестности, я увидела на пороге спальни именно его, скидывающего один ботинок, который никак не хотел слезать следом за вторым, откинутым у входа в дом. В руке его была полупустая бутылка с золотистой жидкостью, которую он грохнул на тумбочку, чтобы отделаться от непослушной обуви. Я с изумлением глядела на него, принявшегося избавляться от куртки, что получалось тоже как-то дёргано и неумело. Да он же хорошенько выпил! Я не видела до этого, чтобы Вон хоть немного пьянел… даже на мой день рождения, когда он выпил шампанское… я выпила больше, и он вёл себя, как обычно. Но сейчас…

– Ты выпил? – зачем-то спросила я об очевидном. Вон поднял глаза и нашёл меня ими.

– Да, немного, - расплылся он, кивнув на бутылку. – Ещё немного захватил, допить тут.

– В честь чего ты вдруг это решил? – напряглась я, бессознательно, каким-то врожденным чутьём отрицательно относясь к выпившим до охмелевшего состояния людям.

– А почему бы нет? – пожал плечами он. – Я получил неплохие деньги, это уже один из поводов.