Медиа-пиратство в развивающихся экономиках

Мы отмечаем, что такие исследования действительно проведены почти исключительно в странах высокого дохода и что отношения цены/доход в большинстве частей света диктуют совсем другие результаты. Норма 65 % физического замещения и 20 %-ая норма загрузки просто не имеют никакого смысла при ссылке на Бразилию или Индию, где покупательная способность намного ниже. Как уже сообщалось, в исследовании MPAA о пиратстве кино 2005 года предполагалось изучать эффекты замещения в обследуемых странах, рассматривалось потенциальное богатство, а также эффекты цены и дохода. Но MPAA не выпустило свои результаты или не поделилось ими конфиденциально (или с нами, наиболее удивительно, или с OECD, или с GAO, те и другие провели свои исследования в контексте новых инициатив принуждения). Другие данные по этому вопросу мало. Одно недавнее исследование отношений между совместным использованием файлов и продажами билетов в кино в Венгрии — стране с ВВП на душу населения значительно ниже американских и западноевропейских уровней, не находит измеримых отношений между ними (Bal~azs и 2010 Lakatos). Когда Джона Гэнца — руководителя исследования в IDC спросили о воздействии высоких западных цен программного обеспечения на пиратство в развивающихся странах, он предположил, что возможно только одна из десяти несанкционированных копий представляла потерянную продажу. При отсутствии более ясных данных мы назвали бы это правдоподобным предположением, резко уменьшающим плотность потерь в размере $29 миллиардов, озвученных BSA в 2003. Как и наблюдавший Гэнц, «я предпочту называть это ($29 миллиардов) розничной стоимостью пиратского программного обеспечения» (Lohr 2004). В 2010 году Гэнц добился желаемого, когда IDC начала именовать эти числа как «продажная цена нелицензионного программного обеспечения» (BSA/IDC 2010b). Это внешне незначительное изменение, фактически, весьма последовательно: оно спасает взаимно-однозначное соответствие в основе метода IDC, опуская его на более устойчивое методологическое основание. Но любые заявления о потерях теперь ушли.

Компенсирующие выгоды

С 2006 года заявленные потери отрасли были преобразованы в широкий диапазон более представительных оценок социально-экономических воздействий пиратства. По нашему мнению, текущее поколение исследований воздействия на экономику, включая таковые от Стивена Сивека, IDC и TERA Consultants, просто не обеспечивает основу для понимания этих более широких воздействий. На этом уровне повторены многие из обсуждаемых нами проблем, включая недостаточное раскрытие основных наборов данных и ключевых предположений. Но эти исследования также представляют новые проблемы в экстраполяции потерь вне затронутых отраслей. Главное — все они искажают отношения между пиратством, национальными экономиками и международной торговлей. Следовательно, ни одно из них не моделирует другую сторону сделки — излишек для потребителя — в описании полного воздействия на экономику. Символом этого подхода стали две основные проблемы учета.

Во-первых, местное пиратство вполне может причинять ущерб определенным секторам отрасли, но не всей национальной экономике. В пределах данной страны пиратство местных товаров — перераспределение дохода, а не потери. Деньги, сэкономленные потребителями или фирмами на компакт-дисках, DVD или программном обеспечении, не будут исчезать, а скорее будут тратиться иначе на вещи, пищу, другие развлечения, другие коммерческие расходы и так далее. Эти расходы, обычно упоминаемые в колонке потерь исследований отрасли, в свою очередь, сгенерируют налоговые поступления, новые рабочие места, инфраструктурные инвестиции и широкий диапазон других товаров.

Чтобы построить пример вреда для национальной экономики, а не более узких секторов, нужно сопоставить потенциальные использования потерянного дохода: ожидаемые инвестиции в затронутые отрасли промышленности должны представить потенциально лучший экономический результат, чем излишек для потребителя, сгенерированный пиратством (Sanchez 2008). Чистым воздействием на экономику, должным образом понятую, является различие между стоимостью этих двух инвестиций. Такие сравнения выводят на очень сложную территорию, поскольку предельные инвестиции в различные отрасли генерируют различные вклады в рост и производительность. Не было никакого серьезного анализа этой проблемы, однако, потому что отраслевые исследования проигнорировали излишек для потребителя, поддерживая беллетристику, что местное пиратство представляет чистую потерю для национальной экономики. С нашей стороны, мы серьезно принимаем возможность, что излишек для потребителя от пиратства мог бы быть более производительным, социально ценным и/или создающим рабочие места, чем дополнительные инвестиции в сектор медиа и программное обеспечение. Мы думаем, эти увеличения правдоподобны на рынках товаров для развлечения, способствующих росту, но мало добавляющих к производительности, и все еще остающихся в странах импортах большинства аудиовизуальных товаров и программного обеспечения, короче говоря, фактически всюду вне США.

Во-вторых, направленность торговли имеет большое значение при вычислении — куда падают потери (и льготы). Глобальные зоны охвата услугами многих компаний, производящих программное обеспечение и медиа, делают разбивку сценария потоков дохода сложной, но основная динамика относительно проста: Относительно импортированных IP товаров легальные продажи представляют оттоки дохода из национальной экономики. Пиратство IP импорта, наоборот, представляет фактор повышения благосостояния в форме расширенного «свободного» доступа к ценным продуктам. Из-за американского господства на глобальных рынках фильмов и программного обеспечения пиратство этих товаров в других странах целиком падает в эту категорию с доходом, «потерянным» американскими компаниями, но «полученным» потребителями на конце приема.

Проблемы с этим различием есть и у Сивека, и у TERA. Например, оценивая пиратство фильмов, Сивек начинает с оценки MPAA в $6,1 миллиардов потерь студий и применяет мультипликатор примерно три (прописанный американским Бюро Трудовой Статистики для секторных моделей), чтобы получить оценку всех экономических потерь. Однако, даже в случае принятия числа MPAA, эта точка отсчета неправильна. Приблизительно 20 % потерь ($ 1,3 миллиарда) MPAA относит к американскому пиратству, которые не потеряны в национальной экономике, а просто потрачены другими способами. Остающиеся $4,8 миллиарда в заграничных потерях, напротив, сначала «потеряны» США, но даже эта сумма будет частично возмещаться американским фирмам в процессе оборота и трат.

Близкое по теме исследование TERA, со своей стороны, предполагает, что потери падают исключительно на компании ЕС. Однако для рынков кинофильмов, музыки и программного обеспечения в Европе это явное несоответствие. Голливудские фильмы составляют 67 % рынка ЕС (европейская Аудиовизуальная Обсерватория 2010) по доходам от билетов, примерно поровну распределяемым между поставщиками (студии) и местными прокатчиками (Squire 2004). Доля Microsoft, Adobe и других американских компаний на рынке многих ключевых категорий программных продуктов для бизнеса превышает 90 %. [19] Следовательно, для фильмов и программного обеспечения европейские страны — IP импортеры, и любое сравнение местных затрат и выгод должно сначала включать оттоки дохода. При этих обстоятельствах Европа вполне могла бы усвоить чистое пособие по социальному обеспечению от аудиовизуального пиратства и пиратства программного обеспечения. [20]

19

По заявлению IDC около 80 % доходов от программного обеспечения остаются в Европе (BSA/IDC 2010a). Видимо, это включает программное обеспечение, поставленное в Европу, что подразумевает менее благоприятный расклад для иностранных продуктов. Происхождение этих чисел IDC не объясняет.

20

В исследование TERA эти проблемы спрятаны в самом последнем параграфе его заключительного приложения: «Чтобы быть полностью последовательными, мы должны были рассмотреть пропорцию местных/иностранных пиратских продуктов (для всех охваченных результатов творчества), но такие данные не были доступны». По нашим представлениям, это упущение ставит исследование под смертельную угрозу. В конечном счете, важно — чьи продукты грабят.

Недавнее голландское исследование пиратства дает хороший пример в случае музыки. Музыка — более сложный сектор для разделения из-за существенного присутствия местного репертуара в большинстве стран — фактор, который должен тянуть в пользу реальных местных потерь. Тем не менее, по оценкам Huygen и др. (2009) чистый прирост благосостояния от музыкального пиратства в Нидерландах — потерь отрасли по сравнению с излишком для потребителя — составляет положительные €100 миллионов в год. [21]

21

Голландское исследование 2009 года, несмотря на его узкую сосредоточенность на совместном использовании файлов кинофильмов и видеофильмов в Нидерландах, обеспечивает сильный набор контрольных точек. Они (Huygens et al.) исследуют воздействие совместного использования файлов, созданных внутренними и внешними продюсерами, подробно исследуют эффекты замещения и заключают, что голландские потребители наслаждались чистым повышением потребительского благосостояния приблизительно €100 миллионов ежегодно (в стране шестнадцать миллионов). По нашему представлению, версия этого анализа в применении к развивающимся странам обнаружит существенно более высокий чистый прирост дохода и рабочих мест, обеспеченный неофициальной экономикой, при намного более низком замещении в силу меньшего масштаба местной индустрии культуры. Включение сюда делового программного обеспечения с его массивным вкладом в экономическую производительность выдвинуло бы это все еще выше.

Среди консультантов отрасли только IDC проявила большой интерес к выяснению того, как распределяются доходы между внутренней и внешней экономикой. Мы видим этот интерес на общем фоне нежелания воспринимать то, что у ограбленных иностранных поставщиков нет каких-либо местных затрат, и, более узко, отталкивания аргументов местного развития на основе программного обеспечения с открытым кодом. Эти оценки — основа различных статей IDC о воздействии сокращений пиратства на местную экономику, где утверждается, что $1 сокращения пиратства генерирует $3–4 вторичной местной деловой активности (BSA/IDC 2010a). [22] Когда IDC в исследовании, подготовленном для Microsoft, попытался характеризовать стоимость Microsoft «среды программного обеспечения» вне Соединенных Штатов, она утверждала, что $1 в доходах Microsoft генерирует $5,50 в доходах предпринимательской деятельности на данной территории (IDC 2009).

22

От страны к стране IDC ломает это число, находя местную долю выгод от покупок программного обеспечения 76 % в Индии, 73 % в Бразилии, 61 % в России и 68 % в ЮАР (BSA/IDC 2010a).

Как обычно, мы должны спросить: по сравнению с чем? Мы не видим причины предполагать, что использование пиратского программного обеспечения меньше способствует экономическому росту, чем использование легального программного обеспечения. Пиратская копия Windows или Photoshop будет служить так же, как легальная. Соответственно, мы не видим причины предполагать, что пиратское использование не так способствует росту вторичных рынков для сервисов программного обеспечения. Соответственно нашим познаниям никакие вторичные приложения или сервисы не требуют утвержденных копий первичных платформ программного обеспечения.

Напротив, мы считаем вполне вероятным, что у продуктов Microsoft есть добавленная стоимость из-за положительных сетевых эффектов, связанных с преобладанием Microsoft на настольных компьютерах (заведомо более 90 % на развивающихся рынках), которые делают Windows и сопутствующие продукты фактическими стандартами. Но, как показывают числа IDC, это преобладание в странах низким и страны средним доходом относится почти полностью к пиратскому программному обеспечению, а не к легальному лицензированию. Как мы обсудим позже, такие сетевые эффекты делают пиратство главной особенностью моделей бизнеса программного обеспечения в развивающихся экономиках.