Media Sapiens. Повесть о третьем сроке

– Главное, забить их на пресс-конференции, если они её отважатся провести, – замечает Вадим, – Антон, они пойдут на пресс-конференцию?

– У них не будет шанса не пойти. Речь идёт о терроризме.

– Антон, сколько времени у тебя уйдёт на подготовку материалов для меня?

– Сутки, Аркадий Яковлевич. Одни сутки.

– Отлично. Я прошу тебя об одном – детальный сценарий. Как ты понимаешь, мы идём на огромный риск.

– Вы мне в прошлый раз про Зайцева так же говорили. Я повторюсь, мы ничем не рискуем. Выруливать ситуацию будут они, а не мы. Помните мой ответ про то, что это их армия, а не наша?

– Да, помню, – усмехается Вербицкий.

– Так и в этом случае. Это они будут успокаивать своё население. Наша задача минимальная – нанять двух пиротехников.

– Да… – вздыхает Вербицкий, – в общем, жду бумаг. Закончим на этом.

Вадим выходит первым, я вторым, и тут Вербицкий окликает меня:

– Антон, одну секунду.

– Да?

– Я хотел тебе сказать… закрой дверь… я хотел тебе сказать, что ты сильно изменился с того момента, как пришёл ко мне простым медийщиком, – Вербицкий говорит это с удивительно серьёзным лицом. Видимо, моя сегодняшняя реприза произвела на него шоковое впечатление.

– Вы сильно заблуждаетесь, если считаете меня обыкновенным медийщиком, Аркадий Яковлевич…

Я выхожу из кабинета и иду к лифту, у которого вижу ожидающего меня Вадима. Кажется, что вниз мы едем целую вечность. Лифт останавливается на каждом этаже и принимает новых пассажиров. Вадим смотрит на меня, терзаемый каким-то вопросом, но молчит. Только на улице он, наконец, решается:

– Антон, ты не боишься того, что этот проект будет последним для нас?

– Нет, а ты? – я закуриваю, – боишься?

– Боюсь, – честно отвечает он, – не так сильно, как испугался бы год назад, но боюсь.

– Не бойся, – усмехаюсь я, – в крайнем случае, тайгу посмотрим. Говорят, там места красивые. Ты был в тайге?

– Не-а, – Вадим сплёвывает через плечо.

– На самом деле всё получится, – я доверительно касаюсь руки Вадима, – честное слово.

– Ты знаешь, а я тебе верю, – кивает головой он, – наверное, ты гений.

– Ладно тебе, – смеюсь я, – хотя, может, ты и прав.

– Эй, коллеги, – мы оборачиваемся и видим, что из припаркованной «Тойоты» высунулся Генка Орлов, который машет нам рукой.

– Чего? – откликаюсь я.

– Я вообще-то вас жду, – говорит Генка, – у водителя жену с аппендицитом увезли в больницу, он домой поехал, а я вас развезу. Заодно есть чего показать.

– Хорошо, – киваю я, – меня домой.

– А меня в офис, – откликается Вадик.

Когда мы выезжаем на Олимпийский проспект, я замечаю едущий нам навстречу свадебный кортеж:

– О, свадьба. Очень хорошо, когда встречаешь свадьбу.

– Почему? – интересуется Вадим.

– К удаче.

– Люди женятся, ебутся, а тут не во что обуться, – хохмит Генка.

– Скоро обуешься, – хлопаю я по спинке водительского сиденья, – мы новый проект начинаем.

– Ого! Какой же?

– Завтра на собрании расскажу.

– Кстати о проектах. Сегодня на «Эхо» письмо пришло из Газпроммедиа, – Генка плюёт в окно, – по поводу «лживой информации, распространяемой радио „Эхо Москвы“ в отношении активов, меняющих собственников».

– Это по поводу чего? – кривится Вадим.

– Это по поводу того, что вчера на «Эхо» была программа о том, что госструктуры отнимают все оставшиеся мало-мальски интересные активы Березовского – будь то сырьё, СМИ или просто компании, в которых у него есть участие. Заставляют продавать за копейки и проч. И это после того, что он продал государственным компаниям почти все. Мы вчера в Интернете, везде, где только можно, распространили плакат, – Генка протягивает назад файл. В нём картинка, изображающая Бориса Березовского в образе Алёнушки, скорбно сидящей на берегу пруда с распущенными волосами и грустящей по потерянному братцу. За спиной Алёнушки ветки деревьев и стихи. Я читаю вслух:

Над рекой стояли ивы.Низко головы склоня.Я продал свои активы,Отъебитесь от меня!

Мы хохочем.

– Сильная вещь, – восклицает Вадим.

– Да уж, – я кидаю файл на переднее сиденье. – а чего ответил Комитет Третьего Срока?

– Они, похоже, всерьёз озаботились пиаром возвращения активов государству, – Генка передаёт мне ещё один файл, – это сегодня с утра в блогах и на некоторых новостниках, в качестве стёба.

Плакат был разделён косой чертой по диагонали. Две части объединила надпись – «Роман Абрамович продаёт „Сибнефть“ Родине по справедливой цене». В правой части плаката, на фоне Вестминстера, стоял Роман Абрамович, одетый в форму футбольного клуба «Челси». Он махал правой рукой и застенчиво улыбался. Над его головой лепились друг к другу латинские буквы, исполненные готическим шрифтом:

«Motherland. You have never been in love!»

В левой его части на фоне Кремля был изображён Владимир Путин в красном адидасовском костюме с гербом СССР, поднявший над головой сцепленные в замок руки, на манер приветствия победившего олимпийца. Над головой Путина было написано:

«Родина. Когда любишь – не считаешь!»

– Это пять, – сказал Вадим и закашлялся, – тока «Ю хэв невер бин ин лове» не так переводится. Это значит «Вы никогда не влюблялись». Неправильный перевод.

– Это перевод… кого надо перевод. Правильный, не то слово, – ответил я, – Ген, а кто у них креативит все это?

– Не знаю, по ходу, какие то молодые перцы из «Лайв-Джорнал». А английская фраза на плакате из какой-то песни… чего-то знакомое название…

– Это Моррисси, я только забыл, как она называется, такое длинное название…

– Чего-то там, «Лайт зет невер…» – предполагает Вадим.

– Не, не она. Ладно, проехали. Ген, а нам бы таких креативных где взять?

– Так, может, это кто из наших и есть, я же не в курсе.

– То есть как? – я подаюсь вперёд и смотрю на Гену.

– То есть так. Они же за бабки работают. Их попросили в фотошопе такую изобразить и объявили гонорар, вот они и работают. Сегодня нам, завтра им.

– Ужас. Никаких моральных устоев и убеждений. Только бабла срубить. Как-то бездуховно все. – Я скорбно качаю головой, отворачиваюсь к окну и вижу, что мы проехали мой поворот. – Эй, Ген, тормози. Проехали поворот мой.

– Давай я развернусь? – предлагает он.

– Да ладно, не надо. Просто тормозни, я дойду.

Я вылезаю из машины, собираюсь захлопнуть дверь, затем вспоминаю название песни, сую голову в машину и говорю:

– Я вспомнил, как она называется. «First of the gang to die». Ладно, до завтра.

– Во как, – делает глупое лицо Генка.

Дома я сразу же сажусь писать. Все идеи «тёмника» крутятся вокруг одной – власть пытается замолчать теракт. Но этого мало. Прибавил про коррупцию в органах. Затем провёл логичную стрелку к «власть готова на все». Где-то полтора часа уходят у меня на то, чтобы выдавить из себя две страницы довольно примитивного текста: