Медицина Древнего

— Да я…

— Завтра пятница, снова не выспишься, а ты обещал мне…

— Всё, всё, — я поднял руки и закрыл крышку ноутбука. — Уже иду спать.

Раз обещал, надо выполнять. Тем более Тихон прав. Каждый вечер я думаю об одном и том же, а надо действовать. Разведать всё не только через интернет.

* * *

Холодное зимнее солнце отражалось от снежной корки на окнах аудитории. Я проскользнул на свое место в предпоследнем ряду за минуту до начала пары, отряхивая с плеч последние снежинки. Потер озябшие ладони и только тогда поднял взгляд.

Сердце пропустило удар.

Виктория стояла у кафедры, склонившись над ежедневником. Сегодня она выглядела иначе. Вместо привычного строгого костюма и рубашки, застегнутой наглухо, на ней было темно-бордовое платье-футляр. Не вызывающее — для любого другого преподавателя оно считалось бы вполне деловым — но на ней оно смотрелось… потрясающе. Ткань обнимала фигуру, подчеркивая каждый изгиб, а длина была ровно такой, чтобы показать стройные ноги, но не нарушить академические правила.

Волосы она собрала не в привычный тугой пучок, а в мягкую, чуть небрежную прическу, из которой выбивались несколько прядей, обрамляя лицо. И, что самое необычное, очки. Их не было. Линзы, догадался я. Это открывало ее лицо, делая взгляд более открытым и прямым.

Уже неделю она вела эту странную игру. После нашей встречи в парке, когда я намеренно показал холодность, что-то изменилось.

Сначала я даже не придал значения мелким деталям. Чуть более яркая помада. Накрахмаленная блузка, расстегнутая на одну пуговицу больше обычного. Приятный, едва уловимый аромат духов, который раньше она не использовала.

На второй день она вызвала меня к доске отвечать по теме восстановления Афин после персидских войн. Вроде бы ничего необычного — преподаватель спрашивает студента. Но когда я закончил ответ, она подошла так близко, что я ощутил тепло ее тела. Под предлогом проверки записей в моей тетради наклонилась, почти касаясь плечом, и я почувствовал запах ее волос — чуть пряный, с нотками ванили и чего-то цветочного.

— Интересная трактовка политики Фемистокла, Кирилл, — произнесла она тогда, чуть понизив голос. — У вас как всегда свежий взгляд на древнюю историю.

Я лишь кивнул, сохраняя невозмутимость, хотя внутри все перевернулось. Эта женщина знала, как использовать свое присутствие будто оружие.

На третий день она провела контрольную и намеренно задержалась у моей парты, проверяя работу. Ее духи теперь были более насыщенными, с теплыми древесными нотами. Чуть наклонившись над моим плечом, она помечала красной ручкой какие-то детали, а ее дыхание легко касалось моей щеки.

— Кирилл, вы опять используете современную терминологию для описания древних концепций, — прошептала она, и эта фраза могла бы быть обычным замечанием преподавателя, если бы не интонация, превратившая ее в нечто личное, почти интимное.

К четвертому дню она перешла к более прямым действиям. После пары попросила помочь отнести книги в ее кабинет. В тесном пространстве преподавательской мы несколько раз соприкасались плечами и руками — будто случайно, но слишком часто для простого совпадения.

А вчера… вчера она зашла дальше всего. Во время обсуждения архитектурных особенностей храма Аполлона в Дельфах она вызвала меня к доске, чтобы я нарисовал схему. Когда я закончил, она подошла, взяла мел из моих пальцев, случайно или намеренно скользнув своими по моей ладони.

Это было уже за гранью её обычного преподавательского поведения. Я видел, как переглядывались студенты. Слышал шепот за спиной. Виктория явно вела свою игру, и мне становилось все труднее оставаться холодным наблюдателем.

Звонок вырвал меня из воспоминаний. Виктория закрыла ежедневник и обвела аудиторию взглядом, на мгновение задержавшись на мне. Легкая полуулыбка тронула ее губы.

— Сегодня мы продолжим изучение Древней Греции, — начала она, и ее голос, казалось, полился прямо в мои вены. — Но перейдем от архитектуры к более… человеческой стороне истории.

Она повернулась к доске, и мел в ее руке начал выводить слова «Культ Афродиты». Платье натянулось на бедрах, подчеркивая их изгиб. Несколько студентов неловко кашлянули.

— Кирилл Дмитриевич, — она внезапно повернулась, поймав мой взгляд, — что вы знаете о культе Афродиты в классический период греческой истории?

Я выпрямился, стараясь сосредоточиться на вопросе, а не на том, как солнечный луч подсветил ее силуэт, делая ткань платья почти прозрачной.

— Богиня любви, красоты и страсти, — начал я ровным голосом. — В классический период ее культ был широко распространен по всей Греции, но имел региональные особенности. В Афинах поклонялись Афродите Урании — покровительнице возвышенной, духовной любви. В Коринфе, напротив, больше чтили Афродиту Пандемос — покровительницу физического влечения.

Виктория медленно кивнула, едва заметно облизнув губы.

— Очень хорошо, — она сделала несколько шагов между рядами, приближаясь ко мне. — А как вы думаете, может ли возвышенная любовь существовать без физического влечения? Или это две стороны одной медали?

Вопрос явно выходил за рамки сухого исторического анализа. В аудитории повисла тишина, все взгляды устремились на меня.

— Древние греки нашли интересное решение этой дилеммы, — ответил я, не отводя взгляда. — Они не противопоставляли эти понятия, а рассматривали как разные проявления единой силы. Платон в «Пире» говорит об Эросе как о демоне, соединяющем земное и небесное. Значит, обе стороны любви необходимы для полноты переживания.

Виктория остановилась у моей парты, опираясь на край ладонями. Ее лицо было достаточно близко, чтобы я мог различить золотистые крапинки в карих глазах.

— Интересное наблюдение, — промурлыкала она, и в ее голосе прозвучали мягкие, бархатистые ноты. — Кажется, вы уделяли особое внимание этой теме.

Знакомый аромат ее духов окутал меня — сегодня он был ярче, насыщеннее, с нотками чего-то пряного. Не приторного, но достаточно интенсивного, чтобы вызвать мгновенную реакцию — учащенное сердцебиение, легкое головокружение. Я заметил, как дрогнул уголок ее рта, выдавая удовлетворение моей реакцией.

Виктория выпрямилась и отошла к доске, продолжая лекцию. Я на мгновение прикрыл глаза, восстанавливая самообладание. Что она делает? Этот флирт становился все откровеннее, и я уже не был уверен, что смогу выдержать этот спектакль до конца пары.

— Храмы Афродиты часто располагались на возвышенностях, — продолжала Виктория, снова проходя между рядами. — Символизм очевиден: восхождение от земного к небесному, от плотского к духовному…

Вдруг она остановилась и наклонилась, чтобы поднять что-то с пола. Карандаш — должно быть, выронила одна из студенток. Виктория наклонилась низко, слишком низко для преподавателя, и в этот момент вырез ее платья предательски открыл гораздо больше, чем следовало бы.