Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

Я передал ответ Эдингера Железнову, а тот удовлетворенно вздохнул.

— Не беспокойтесь, Пронин не подведет!

И действительно, через четыре дня после моего свидания с Прониным Виктор подошел ко мне и сказал:

— Все в порядке, рацию можно предъявить. В воскресенье осмотрим ее сами, а в среду свезете Эдингера.

В воскресенье мы поехали на взморье.

Был серенький день, в небе клубились сизые тучи, с моря подувал неприятный холодный ветерок. Мы ехали по невеселой, заснеженной дороге, мимо необитаемых дач, хозяева которых были разметены ветром войны в разные стороны.

— Кажется, за мной снова установлена слежка, — высказал я Железнову свое предположение. — Эдингер вот–вот готов сорваться.

— Вы не ошибаетесь, хотя он никогда не обходил вас своим вниманием, — согласился Железнов. — Он боится, как бы вы вообще не замели следов к своей рации.

— Значит, за нами следят? — спросил я.

— Разумеется, — подтвердил Железнов. — Ну и пускай. Доставим немцам удовольствие перехитрить английского разведчика.

Перед одной из самых унылых и невзрачных дач Железнов остановился. Вдалеке на дороге маячила неподвижная фигура какого–то долговязого субъекта. Железнов, не обращая на него внимания, распахнул незапертую калитку.

— Входите и запоминайте все, запоминайте каждую мелочь, запоминайте как можно внимательнее! — предупредил он меня. — Эдингер должен сразу почувствовать, что все здесь для вас привычно.

Мы подошли к веранде, Железнов достал из кармана ключи, отпер наружную дверь, потом дверь, ведущую с веранды в дом. Внутри Дача казалась не такой уж заброшенной: простая мебель аккуратно стояла по местам, словно комнаты были покинуты своими жильцами совсем недавно.

Из кухни спустились в погреб. Железнов повернул выключатель, вспыхнула электрическая лампочка, он отодвинул от стены большую бочку, обнаружилась дверка, ведущая в соседнее помещение.

Мы проникли туда, и на большом ящике, сколоченном из толстых досок, я увидел радиопередатчик.

— А антенна? — поинтересовался я

— Видели петуха над входом? — в свою очередь спросил меня Железнов. — Его хохолок из металлических прутьев, торчащих в разные стороны?

— Слабая маскировка, — заметил я. — Как же это немцы не обнаружили ее до сих пор?

— Они и не могли обнаружить, — объяснил Железнов. — Этот петух сидит на своей крыше всего второй день.

— Так ведь немцы это тоже заметят?

— Петуха заметили бы, но пустые крыши не запоминаются, — пояснил Железнов. — Эдингер, конечно, упрекнет своих сотрудников в ротозействе… — Он кивнул на рацию. — Умеете на ней работать?

— Более или менее, — признался я. — Любительски.

— Достаточно, — сказал Железнов. — Можете сообщить своему шефу, что с вами говорят дважды в месяц, каждое четырнадцатое и двадцать восьмое число, от четырнадцати до пятнадцати, на волне одиннадцать и шесть десятых. Ваши позывные: «Правь, Британия!», и в ответ продолжение. Знаете гимн англичан? «Британия, правь над волнами!» Иван Николаевич сказал: не надо оригинальничать, чем проще, тем достовернее. И не вздумайте сказать, что вы непосредственно связываетесь с Лондоном, вы говорите с резидентом Интеллидженс сервис, находящимся в Стокгольме.

— Но ведь от меня потребуют код? — спросил я.

— Будет и код, — согласился Железнов. — За три дня вам придется основательно его выучить.

Уходя, Железнов извлек из кармана небольшой пульверизатор и распылил перед дверьми какой–то порошок.

— Зачем это? — удивился я.

— Пыль, цемент, — объяснил Железнов. — Вернувшись сюда, вы сразу узнаете, был ли здесь кто–нибудь после нас.

Мы вышли. Ничто не нарушало унылого спокойствия зимнего дня в опустелом дачном поселке. Только долговязый субъект переместился поближе к нашей даче.

Мы сели в машину, и Железнов с пренебрежительным равнодушием поехал прямо на незнакомца, заставив его поспешно отскочить в сторону. На следующий день я позвонил в гестапо.

— Господин обергруппенфюрер, это Берзинь, — назвался я. — Вам угодно прогуляться со мной в среду за город?

— В среду или в четверг? — почему–то переспросил Эдингер.

— Мне кажется, среда более приятна для разговоров, — ответил я.

— Хорошо, пусть будет в среду, — согласился он.

Это был довольно торжественный выезд: впереди два мотоциклиста, затем лимузин Эдингера, в котором находились Эдингер, я и еще двое гестаповцев, как выяснилось в дальнейшем, инженер, специалист по связи, и радист, и, наконец, сзади открытая машина с охраной.

В продолжение всей дороги Эдингер самодовольно молчал, но, подъезжая к даче, внезапно обратился ко мне:

— Не указывайте мне местонахождения своей рации, Блейк…

По всей вероятности, ему очень хотелось поразить меня. Утверждающим жестом он указал на дачу с железным петухом.

— Здесь?

Кажется, я неплохо разыграл свое изумление, потому что у Эдингера вырвался довольный смешок.

— Видите, Блейк, нам все известно, — самодовольно произнес он. — Я лишь хотел проверить, насколько вы правдивы. — Он подошел к калитке и пригласил меня идти вперед. — Показывайте.

Я открыл двери и посмотрел под ноги: не было никаких следов, но и не было пыли; кто–то, кто был здесь после Железнова и меня, подмел пыль, уничтожая свои следы.

Мы прошли в кухню, спустились в погреб, я сдвинул бочку, и мы очутились перед передатчиком.

Я слегка поклонился Эдингеру.

— Прошу вас. — И не преминул слегка его упрекнуть: — А вы еще сомневались во мне!

Эдингер обернулся к инженеру:

— Ознакомьтесь, господин Штраус.

Инженер наклонился, радист подал ему отвертку, он быстро отвинтил какую–то деталь, осмотрел, заглянул еще куда–то. Все это делалось очень быстро, квалифицированно, со всем знанием предмета.

— Да, господин обергруппенфюрер, это английский аппарат, — подтвердил он. — Изготовлен на Острове.

— Тем лучше, — одобрительно сказал Эдингер и обратился ко мне: — Когда вы на нем работаете?

— Дважды в месяц, — объяснил я. — Четырнадцатого и двадцать восьмого, от четырнадцати до пятнадцати, одиннадцать и шесть десятых.

— О, вы совсем молодец! — похвалил меня Эдингер. — Теперь я понимаю, почему среда приятнее четверга. Сегодня четырнадцатое.

Он взглянул на часы, позвал радиста.

— Пауль!

Взглянул на меня.

— Позывные?

— «Правь, Британия!» — сказал я.

— Отзыв?

— «Британия, правь над волнами!»

— Отлично, — сказал Эдингер. — Сейчас тринадцать сорок. Благодарю вас, господин Берзинь, за то, что вы выбрали такое подходящее время. Ганс, к аппарату! Слышали позывные… И затем переходите на прием.

Потянулись минуты томительного ожидания. Ганс работал.

Я, конечно, понимал, что в этот день все было предусмотрено с обеих сторон, но все же облегченно вздохнул, когда заметил, что Ганс услышал ответ… Эдингер властно указал мне на аппарат: