Медноголовый

— «Свинъярд и сыновья», — подтвердил редактор, глядя на дождь, — Торговцы рабами, благородный и уважаемый виргинский род.

— Папаша спустил семейное дело в карты, полковник. — доверительно уточнил Свинъярд, — Но были времена, когда «Свинъярд» означало то же, что «торговля рабами». Подкосила нас папашина страсть к игре. С тех пор мы бедны, как церковные мыши.

— Свинъярд — мой двоюродный братец. Родич. — объяснил Дэниел, затягиваясь сигарой, и последние сомнения относительно сути предлагаемой ему сделки у Фальконера развеялись.

— Родич, который обратился к вам с просьбой пристроить его куда-нибудь? — предположил полковник.

— Не куда-нибудь. — встрял Свинъярд, — Какой из меня газетчик, например? Я двух слов связать не могу. Этим пусть промышляют башковитые парни вроде братца Джонни. Нет, я — солдат до мозга костей. Рождён в пушечном жерле, так сказать. Я — боец, полковник, и об этом вам лучше меня рассказали бы те дикари, чьи шкурки лежат в сундуках в Тайдуотере!

— Сейчас ты без работы. — напомнил ему Дэниел.

— Ну да. — спохватился раздухарившийся майор, — Ищу место, где мог бы развернуться во всю ширь талантов, так сказать.

Повисла пауза. Дэниел достал из кармана гранки и стал рассеянно пробегать глазами строчки. Фальконер намёк понял:

— Если я получу бригаду под начало, майор, то почту за честь, если вы согласитесь стать моей правой рукой.

— Заместителем, ты хотел сказать, а, Фальконер? — поправил Джон Дэниел из президентского кресла.

— Именно, именно. Моим заместителем. — послушно повторил полковник.

Свинъярд встал во фрунт:

— Я не разочарую вас, полковник! Может, всяких благородных манер мне и не достаёт, но уж в недостатке усердия меня никто не упрекнёт! Рассусоливать не буду! С солдатами надо управляться, как с ниггерами! Быстро и жёстко! Другого способа нет! Да, Джонни?

— Точно, Гриффин. — Дэниел сложил статью, но в жилет не прятал, — К несчастью, Фальконер, мой брат вконец поиздержался на службе своей старой стране, которая теперь наш новый враг. Из чего следует, что в новую страну он привёз длинный хвост старых долгов. Так, Гриффин?

— Так. Судьба меня не баловала, полковник. — от жалости к себе слёзы проступили у майора на глазах, а тик усилился, — Всё отдал я своей бывшей стране. Даже пальцы! И с чем я остался, полковник? Ни с чем. Но я не прошу многого. Многого мне, полковник, не надо. Только возможность служить и сражаться, да ещё могилку в родной южной земле…

— А ещё тебе надо разобраться с долгами. — нетерпеливо прервал его Дэниел, — Особенно с той частью, что ты должен мне.

— Э-э… Если позволите, я был бы рад помочь вам с этим, майор. — вмешался Фальконер, с грустью гадая, во сколько ему эта «радость» обойдётся.

— Вы — настоящий джентльмен, полковник. Чувствительно тронут. Чувствительно. — Свинъярд смахнул слёзы рукавом и вновь щёлкнул каблуками в честь своего спасителя, — Я вас не разочарую, полковник. Я не из разочарователей. Разочаровывать не в характере Свинъярдов.

У Фальконера его заявление вызывало большие сомнения, но деваться было некуда. Генералом он мог стать лишь при помощи Дэниела, и, если ценой Дэниела был Свинъярд, что ж, да будет так.

— Значит, договорились, майор. — сказал Фальконер, протягивая левую руку.

— Договорились, сэр. Договорились. — Свинйарл пожал протянутую ладонь, — Вы пойдёте на повышение, а следом я.

— Великолепно. — подвёл итог Дэниел, бережно пряча в жилетный карман гранки, — Думаю, джентльмены, вам не терпится познакомиться друг с другом поближе, а нам с мистером Делани надо ещё немало чего обсудить.

После того, как Фальконер со Свинъярдом вернулись в заполненный народом особняк, Дэниел хмуро спросил у Делани:

— Ты уверен, что Фальконер — тот, кто нам нужен?

— Сам же слышал Джонстона. — усмехнулся адвокат, — Фальконер — герой Манассаса.

— Герой-то он герой. — без энтузиазма согласился редактор, — Только слухи про героя ходят, будто под Манассасом он героически в штаны наложил и неустрашимо их проветривал невесть где, пока его Легион сражался.

— Завистники, мой дорогой Дэниел. У кого их нет? — Делани, держащийся со всемогущим газетчиком накоротке, затянулся сигарой.

Запас его любимых французских сигарет давно истощился, и их отсутствие, пожалуй, было главным побудительным мотивом для Делани желать окончания войны. Для ускорения коего пухлый адвокат, подобно Адаму Фальконеру, тайно помогал Северу, и сегодня, как с удовлетворением заключил Делани, он обтяпал неплохое дельце. С его, Делани, подачи самый влиятельный газетчик Юга направил все усилия на то, чтобы возвысить, наверное, самого бестолкового и пустого из офицеров Конфедерации. Мнение о Фальконере Делани составил давно, и считал его курьёзом природы, вечным ребёнком, без семейного состояния так и оставшимся бы никем, болтуном с ветром в голове.

— Он — тот, кто нам нужен, Джон. Уверен.

— Почему же он после Манассаса остался не у дел? — продолжал сомневаться Дэниел.

— Рана не заживала.

Сам Делани подозревал, что Фальконер с его родовой спесью просто не желал оказаться под началом у парвеню вроде Натана Эванса, но Дэниела адвокат в свои предположения посвящать не собирался.

— И черномазых своих он освободил. Разве нет?

— Освободил, — не стал спорить Делани, — но на то могли быть свои причины.

— Единственная причина освободить черномазого — это то, что черномазый сдох.

— Или, как Фальконер, выполняя посмертную волю отца. — солгал Делани, хотя и знал, что неграм тот дал вольную, надеясь залезть под юбку заезжей с Севера смазливой аболиционистке.

— Ладно, по крайней мере, Свинъярд теперь его головная боль, не моя…

Последние слова Дэниела почти заглушил рёв толпы, донёсшийся из дома. Кто-то, похоже, произносил там речь, и слушатели то и дело прерывали оратора смехом и аплодисментами. Дэниел презрительно сморщился:

— Болтовня, болтовня… А нам, Делани, не болтовня нужна. Нам нужно чёртово чудо.

Конфедерация нуждалась в чуде, потому что «юный Наполеон» был почти готов к удару, а его армия превосходила войска южан в Виргинии вдвое.

К тому же близилась весна, и подсохшие дороги смогут выдержать вес пушек, и Север уже твёрдо пообещал своим гражданам, что Ричмонд будет взят, а мятеж подавлен. Поля Виргинии удобрят тела её сынов, и спасти Юг от позорного и сокрушительного поражения может лишь чудо. Вместо которого Делани подсунул Конфедерации Вашингтона Фальконера. И это было, как подумалось адвокату, смешно до безумия.