Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Медовый месяц для Реликта
Шрифт:

Если б я писал книгу о своем первом полете, там была бы такая же структура: в начале я сажусь в самолет, в конце из него выползаю, а вся середина была бы заполнена одним словом — «буэ-буэ, буэ-буэ, буэ-буэ»…

К счастью, самолет пропеллерный, типа крылатого такси, скорее для туризма, чем для прагматичного перемещения, и в нем даже окошко в стеклянной кабине имеется. Вот из этого-то окошка я первую часть полета блевал безостановочно. Как взлетели — так я голову в окошко. Летели поначалу над городом, так что если на кого попало — я не виноват. А поскольку перед полетом я имел неосторожность хорошо покушать, то попало, наверное, на многих.

— Ужас

какой, — сокрушалась Войс, глядя на мои страдания.

Летчики в передней части кабины — ноль внимания. Видимо, не первый раз такой пассажир попался.

* * *

Несмотря на то, что самолет был с пропеллерами, а не реактивный, летал он довольно шустро, так что путь из США на Аляску, оттуда в Японию, а из Японии в Прагу занял у нас два дня, с ночевкой в Японии. Главным неудобством стал голод: я еще в самом начале понял, что полет может быть вполне терпимым, но при условии, что блевать нечем.

Так что от японской кухни я отказался: будет неудобно, если я при первом же визите в эту страну облюю ее из самолета.

Потом мы летели из Японии в Прагу — тоже два дня всего.

Паспортный контроль у нас проблем не вызвал нигде: Зеродис обеспечил меня паспортом на мое же лицо, но с возрастом в восемнадцать лет. В точке назначения, то бишь в Праге, мы прошли «границу» вообще без задержек, поскольку из багажа у нас только по небольшой сумке с личными вещами и ноутбуками.

Сразу на выходе Войс сделала звонок и через минуту мы заметили идущую навстречу Стеллу.

— Надо же, кого я вижу, — сказал я. — Ты тут какими судьбами?

— Вас вот встречаю, — улыбнулась Стелла. — Отвезу вас в лабораторию, а потом в Италию. Зеродис полагает, что ты, Владислав, дальше предпочтешь по земле. Как вообще оно — летать?

— Ну, я испытываю некоторую гордость от того, что стал первым «стригоем», поднявшимся в небо и совершившим два полета.

— Два? — удивилась Войс. — Ты имеешь в виду — в Японию первый, сюда второй?

— Нет. Я совершил первый полет и последний.

Стелла заржала, затем снова стала серьезной.

— В общем, Владислав, я твоя связная на эту операцию. Ну чтоб вы внимания не привлекали. Войс же по итальянски ни гу-гу, а тебе нужна неделька-другая, чтобы выучить.

Si, dove sarei senza un interprete… [1]

— Вау… Когда ты успел? — удивилась она. — Ты же забываешь языки за пару лет неиспользования?

— Конечно, забываю, — ухмыльнулся я, — только вот итальянский в Америке мне необходим, потому как основной источник моего дохода — мафия, а среди них полно итальянцев, неожиданно, да?

— Да уж, — вздохнула Стелла, — и правда внезапно.

Ее отец был мафиози в пятом поколении как минимум: ее прадед упоминал, что его собственный дед торговал спиртным еще во времена Аль Капоне.

Стелла приехала на машине, уже не той, что была у нее раньше, но снова на красной.

— Надеюсь, у тебя в багажнике нет автоматического дробовика, — сказал я.

— Увы. Я по Организации не скучаю, но вот возможности легально иметь большие пушки мне теперь не хватает.

Я вздохнул.

— Да уж. А теперь поскорее вези нас куда-нибудь в шашлычную или еще куда, потому что я безумно голоден!

* * *

Визит в подпольную лабораторию Мастерса прошел в штатном режиме. Доктор Мастерс взял у меня нужные ему образцы тканей, оставил ассистентку готовить из образцов что ему там нужно, а сам повел меня в инкубаторную комнату, показал фотографии и заспиртованные

эмбрионы и даже попытался объяснить, в чем была причина гибели клонов на втором месяце.

— Не тратьте силы, — сказал я ему, — я смогу повторить все, что вы мне скажете, но все равно не пойму смысла слов. Науки мне понятны только в общих чертах, глубже начинается китайская грамота. Главное, чтобы вы были правы, а правы вы или нет, мы узнаем через два месяца, верно?

— Верно. У меня на этот раз особый оптимизм, потому что я не только нашел проблемный этап. В этот раз мы попытаемся клонировать девочку. У людей так, что женщины хоть и слабее мужчин, но в среднем более стойки к неблагоприятным обстоятельствам внешней среды. Если у вас так же — это повышает шансы эмбриона выжить.

Я почесал затылок.

— Не могу пролить свет на этот вопрос. У нас самки были много сильнее ваших, в частности, они не нуждались в помощи самца в плане заботы о потомстве, и обычно мы не знали наших отцов. Многие, включая и меня, проявляли заботу о живущих на соседних участках самках, но она сводилась к недопуску на ее территорию опасных хищников и «чужих», «непригодных людей». И отсюда еще не следует, что хищник или «непригодный», пробравшись на ее участок через мой, мог вздохнуть спокойно. Скорее наоборот, самое страшное для него только начиналось.

— Непригодные люди? Это как? — спросил Мастерс с явным научным интересом.

— Мы внедрялись только в те человеческие стада, которые вели себя… по-человечески. В которых практикуется взаимопомощь и не практикуется людоедство на постоянной основе, особенно в отношении своего же племени. А также нет чрезмерно воинственных замашек по отношению к соседям. Для нас была неприемлема такая картина, что мое стадо воюет со стадом моего соседа и мы с ним вынуждены убивать соседский… соседских людей. Если провести параллель с овцами — нам подходили для разведения только травоядные овцы. Овцы-хищники представляли опасность и были вредителями. Непригодные овцы, понимаете?

Мастерс удивленно приподнял брови:

— А что, были такие племена, которые не практиковали взаимопомощь и могли жрать друг друга?

— Да, были. Ну не то чтоб жрали друг друга на постоянной основе, но были перегибы, ныне вам неизвестные, например, все женщины могли принадлежать только одному мужчине. Вождю, самому сильному из мужчин. Совместные действия диктовались в значительной мере принуждением, а не родственными чувствами, и распределение благ внутри племени происходило отнюдь не путем братского дележа. Естественно, что если вождь оказывался лицом к лицу с медведем или, допустим, со мной — он, разумеется, не мог рассчитывать на помощь соплеменников.

— Невероятно, — пробормотал Мастерс, — науке неизвестны подобные племена и сообщества, так устроенные… Это совершенно противно человеческой природе.

Я усмехнулся.

— Скажите спасибо за это мне и мне подобным. Мы тоже приложили руку к тому, что такие вот человеческие популяции не дожили до появления науки. Но, если по правде, то наша роль была второстепенной. Эволюция бы и без нас расставила все по местам. Читал я, что когда-то, четыреста миллионов лет, назад были муравьи-одиночки. Хищные муравьи, которые охотились сами по себе, вместе собирались только ночью и не являлись слаженной общиной, в которой любой без колебаний умирает за свой муравейник. Они были каждый за себя. Где они теперь? Только в янтаре. Так вот, с людьми произошло то же самое. Менее социальные из вас вымерли на моих глазах, можно сказать. Причем давно, еще до вымирания мамонтов.

Поделиться с друзьями: