Медведь

Внутренности Шарик проглотил, не жуя. Целый день после этого он спал, но Виктор с некоторых пор стал замечать его пристальный и какой-то затравленный взгляд. При каждом возвращении из леса собака встречала хозяина голодным урчанием и внимательно рассматривала руки – нет ли еды. Кормить ее макаронами и салом Виктор не мог, иначе сам рисковал не дотянуть до весны. Пришлось идти на охоту.

Она оказалась неудачной. Увидев в одном из уголков своего участка лосиные следы, взял ружье и отправился по ним. Погоня продолжалась три часа. За это время выдохся сам, так что едва добрался до землянки – хорошо еще, что возвращаться пришлось по своему же следу. Прокладывать новый уже не оставалось сил.

Шарик встретил его безумным взглядом, и Виктор понял, что это уже не тот пес, которого он приручил в охотничьем поселке. Перед ним стоял зверь, ради куска мяса готовый броситься на человека. Пришлось его пристрелить. Это был первый выстрел, который он сделал за время пребывания в тайге. То, что удалось получить от собаки, использовал трезво и прагматично – на приманку.

Позже ему удалось найти местечко ниже по течению ручья, где глухари клевали намытые водой камешки. Там тоже поставил ловушку, и дважды ему везло. Трудно передать ощущение восторга и наслаждения, с которым он ощипывал птиц, варил их в котелке и, расщепляя мясо на волокна, долго жевал с осознанием маленькой победы.

«Как мало нужно человеку – и то лишь на короткий миг!» – наверняка бы сказал Андрей Руднев, узнай, чему теперь радуется его друг.

Думать о своей прошлой жизни, оставшейся за несколько тысяч километров отсюда, Виктору не хотелось. Слишком свежими были раны на его душе. Они по-прежнему кровоточили, и единственным спасением от боли были трудности и маленькие успехи его нового существования. То, что это не полноценная жизнь, а лишь ее отголосок, он прекрасно понимал. Но она была единственной формой забвения, не приводящей к полному разрушения сознания.

К концу декабря у него стало уже пять соболиных шкурок. Снега насыпало выше пояса, и даже на лыжах ходить приходилось очень осторожно. Где-то севернее, похоже, с пропитанием зверькам сделалось совсем плохо, и они стали мигрировать на юг, частенько не минуя поставленных Виктором капканов.

Новый год он отметил целой кружкой разведенного спирта. До этого еще никогда его не пил, использовал только для обезжиривания шкурок, поэтому усмехнулся, вспомнив, что на такие случаи существует традиция загадывать желание. Никаких желаний у него не было. Впрочем, если глубоко копнуть, то, пожалуй, нашлось бы одно-единственное… Но размышлять о нем, а тем более говорить с самим собой смысла не имело.

– Дай Бог, не последнюю! – сказал громко – и удивился своему голосу. Оказывается, он уже стал забывать его: не разговаривал даже с собакой. Молчал, почитай что, с начала сентября. И были они с покойным Шариком что-то вроде Герасима и Муму – старый сюжет в современной обработке. У него должен был возникнуть протест по поводу собственной глупости, которая привела к убийству, но Виктор с некоторым удивлением почувствовал, что судьба Шарика трогает его много меньше, чем могла бы. Во всяком случае, старой студенческой фразы «так получилось!» хватило, чтобы не заниматься самоедством и вообще постараться забыть эту историю.

Спирт обжег язык и горло, но Виктор, сморщившись, задержал дыхание и почувствовал, как волна тепла побежала по пищеводу в желудок. Хмель накрыл его быстро, но оказалось, что на холоде тот так же скоро выветривается, и никакой потери сознания, которое случалось прежде от водки, не наблюдалось.

Холода, пришедшие в январе, пережил со спокойствием буревестника, который ищет бури. Валил деревья, пилил их, колол на дрова для печи, и каждый день утром отправлялся по одному и тому же маршруту – по цепочке поставленных капканов.

Февраль выдался удачным. Миграция зверьков на юг началась с новой силой, и количество шкурок в углу землянки постепенно росла. Тогда же Виктор впервые встретился со своими соседями – обросшими за зимние месяцы мужиками. Позже, пощупав собственные щеки, тоже обнаружил огромную щетину. Мужики были профессионалами и однажды подстрелили лося. Патронов у них оставалось маловато, поэтому Виктор с удовольствием выменял часть своих на замороженные куски мяса. Запоздало пожалел, что не встретился с соседями на месяц раньше: возможно, Шарик остался бы жив.

Как бы там ни было, история с собакой дала ему хороший урок. «Мы в ответе за тех, кого приручаем». Это, кажется, из «Маленького принца». Если вдуматься, правило с легкостью применялось к отношениям между людьми. Прежде он почему-то так не считал, и сказка де Сент-Экзюпери казалась ему глупой и нудной. В результате к двадцати шести годам потерял любимую женщину и погубил дворнягу, доверившую ему свою жизнь. Может быть, здесь имеется какая-то связь, и одно из явлений – причина, а другое – следствие?

Развивать эту мысль Виктор не стал: слишком все запутанно и противоречиво. Его обиженная мужская сущность тянула одеяло на себя, а чувство к Гале, понемногу обнажавшееся и сбрасывающее с себя шелуху будней, отчаянно сопротивлялось. Время расставлять все точки над «i» еще не пришло.

Странно, но за восемь месяцев, проведенных в тайге, он ни разу не ощутил потребность в женщине. Это было тем более невероятно, что в городе почти все время думал о жене, об упругости ее ягодиц, мягкой коже грудей и шелковистых волосах. Может быть, условия на грани выживания отнимали у него все силы?

Пришла весна, прилетел вертолет, и Виктор со своими трофеями вернулся в поселок. Оказалось, поработал он немногим хуже, чем бывалые охотники – во всяком случае, насмешек над собой уже не слышал.

В лето по совету старика с иркутского рынка поехал в район Бодайбо. Устроился на золотодобывающее предприятие и честно отработал там, не высовываясь и не имея дела с криминалом. Поначалу это удавалось с трудом: все-таки народ приезжал разный, большинство – просто работяги-шабашники. Они и думать не хотели, и сдать золотишко налево были горазды. Видел Виктор, как несовершенен процесс переработки, вначале подмывало ему выложить пару-тройку идей руководству, а потом прикинул хорошенько – и промолчал. Не было у него никакой радости от труда, здесь просто время проводил – месяц за месяцем – тоже стараясь ни о чем не думать.

Подговаривали его знающие люди, как можно золото припрятать, а потом, улучив момент, сдать перекупщикам-нелегалам. Только и с этим Виктор связываться не стал. В больших деньгах у него потребности не было. Того, что имел, хватало за глаза, даже счет в банке отрыл.

Жил он в поселковом бараке – деревянном одноэтажном здании с большой печью на входе и буржуйками в каждой комнате – и друзей не заводил. Почти не выпивал, но уж если случалось – только самогон, продаваемый местными бабками, или разбавленный водой спирт. Иногда вечерами вспоминался ему Андрей Руднев, но даже другу писать не хотелось. За год всего одно письмо отправил на родину – да и то сестре Елене. О себе рассказал скупо, просил не ругать, что чаще не проявляется. Приехать не обещал, спрашивал только, как здоровье матери. И ни одного слова о жене.