Медведь

Впрочем, какая она ему теперь жена? Разве что по закону. Не разводились – значит, вроде как родня.

Но и эта иллюзия долго не продержалась. Через месяц пришли к нему документы на развод, которые он должен был подписать и заверить у нотариуса. Рассекретили его, стало быть.

С этого момента их с Галей не связывала даже эта тонкая ниточка.

К осени общение по производственным вопросам начало Виктора напрягать. Вторую зиму он опять прожил в тайге абсолютно один. Иногда пытался вспомнить, как вертелся по делам фирмы, обзванивая за день по два десятка людей, встречаясь с ними и широко улыбаясь на американский манер… Бизнес требовал соблюдения определенной формы подачи предложений! И на все это хватало энергии. Та хлестала из него лавиной, пробивая неурядицы и разрушая возникающие проблемы. Откуда только бралась. Может быть, подпитывалась любовью?

Теперь у него был определенный опыт, и Виктор больше не боялся одиночества. Он понемногу становился другим человеком – размеренным, неразговорчивым. От тяжелой работы у него развилась мускулатура, и он, хотя и отдаленно, чем-то походил на местных кряжистым мужиков – угрюмых и настороженных. Тайга не предрасполагает к легкости характеров, поэтому приходилось учиться жить не только с самим собой.

Когда после работы на предприятии он позволял себе расслабиться, лучшим отдыхом для него стало чтение. Записавшись в местную библиотеку – почти разоренную и ютившуюся в неотапливаемом здании – Виктор брал сразу по пять-шесть книг. Предпочитал классику – Моэма, Стендаля, Диккенса; нравились ему некоторые романы Харуки Мураками. Сразу невзлюбил фэнтези и фантастику, немного переносил только научную… А один раз случайно нашел Библию и проглотил за пару вечеров. Признаться, мало что понял, но почувствовал, что в ней кроются ответы на многие вопросы. Его мальчишеская уверенность в знании жизни разрушилась до основания, но на освободившемся месте пока не был заложен даже фундамент будущей постройки.

Впервые фотографию Галины извлек из глубины своего чемодана только через пять лет. Теперь он жил в тайге и летом – работал по договору с одной из старательских артелей. Что называется, свободным художником. С точки зрения закона это было не совсем правомерно, но в любом законе при желании можно было найти удобные местному руководству лазейки. Множество людей потянулись в лес, спасаясь от повальной безработицы.

Тайга понемногу открывала ему свои тайны, он начинал чувствовать ее, иногда даже казалось – сливаться в единое целое. И не боялся, просыпаясь утром в продымленной палатке под стук дождя по брезентовой крыше или далекий волчий вой. Научился стрелять из ружья, тяжелым топором орудовал, как домохозяйка – кухонным ножиком. А лотком для промывки грунта и вовсе играл, будто пушинкой: то ли окреп физически, то ли просто приноровился со временем.

Однажды после такой летней «вахты», сдав золото и получив деньги, вернулся к себе в комнату с бутылкой импортного виски. Откуда она взялась в торговой лавке – одному Богу известно, но стоила недешево и вкусом напомнила Виктору плохо очищенный самогон. Впрочем, он особо не расстроился: здесь, в тайге, у человека появляется привычка пить все, что горит, и главное – не переживать о пропитом.

Когда в голове зашумело, вдруг вспомнил, как однажды они с Андреем Рудневым тоже заказывали в ресторане виски, но пили его со льдом. Тогда оно казалось приятнее, чем сейчас. Может быть, молодость добавляет напитку свой привкус?

Виктор усмехнулся. В последнее время его явно потянуло на философию. Это признак старения, похоже. В тот день с Рудневым они праздновали подписание удачного договора, и к ним подсели две девицы. Намерения читались на их лицах очень явно, но Виктор и помыслить не мог о таком приключении. У него была Галя. Руднев со вздохом дал девочкам отбой и пошутил по этому поводу: «Ты от меня всех баб скоро отгонишь!»

Тут Виктор и вспомнил о фотографии. Он поставил ее прямо на стол, прислонив к бутылке, и принялся рассматривать, иногда приближая к глазам, иногда отодвигаясь вместе со стулом. Галина в белом платье, перчатках до локтей и замысловатой фате стояла, облокотившись на его руку. Она выглядела изумительно – даже сейчас, по прошествии стольких лет, Виктор ощутил какой-то магнетизм. Бледная кожа очень гармонировала со свадебным платьем. Наверно, это был ее самый красивый наряд, хотя за те три года, что они прожили вместе, он купил их ей целый шифоньер тряпья.

И тут у него мелькнула мысль, что было бы интересно узнать, чем она занимается сейчас. Ей уже двадцать шесть – самый возраст заводить детей… Странно, что они никогда не заговаривали о ребенке. Может, думали, что еще не пришло время: Гале нужно было закончить учебу, ему – окрепнуть финансово. Если бы родился сын или дочь, оставалось бы у нее время встречаться с другим мужчиной?

Впрочем, теперь это уже не имело значения. Она, наверно, изменилась, особенно, после родов. Но дополнительная «мягкость» все равно должна идти ей, потому что иначе просто быть не могло.

Сам того не желая, Виктор сделал себе вечер воспоминаний. Он допил бутылку почти до конца, но голова оставалась ясной. И только после последней капли спиртного подумал, что все эти годы не знал женщин. В поселке их всегда хватало, потому что здесь водились золото и деньги. Но как-то так получилось, что проститутки не приставали к Виктору. А сейчас у него появилось настроение…

Она была смазлива, но сильно потрепана. Такие морщины на лице не выведешь клерасилом. Лет двадцать пять, не больше, а за плечами годы тяжелой и однообразной работы. За то время, пока девушка провела в его комнате, Виктор не раз ловил себя на мысли, что представляет на ее месте Галю. Это удавалось с большим трудом – слишком большая была разница.

– Ты всегда один, – сказала она после того, как он прилег рядом, считая удары своего сердца. Отвык совсем, что ли, от таких нагрузок? – В поселке говорят, что никого не любишь. Это правда?

– Нет, – ответил он.

– Почему тогда не заведешь себе женщину?

Он подумал, что вопрос очень непростой – самому бы с ним определиться по-честному…

– Наверно, потому что женщина не дворняга, чтобы ее заводить.

Она помолчала немного, потом кивнула:

– А хочешь, я к тебе приду жить. Ты мне нравишься. Не бойся, мне много не надо. Уйдешь в тайгу, а я тебя ждать буду, никого к себе не подпущу. Хочешь?

Херувим, слушая этот разговор, наверно, уснул от скуки. А может, свалился с крыши, держась за живот. Виктор взял девушку за руку и спросил:

– Тебя как зовут?

– Лера.

– Откуда родом?

– Из Шиверы.

– Там учиться негде?

Она пожала плечами.

– А зачем?

– Пропадешь ты здесь.

– Другие не пропадают, почему я пропаду? – В ее глазах вдруг зажегся упрямый огонек.

– Другие тоже пропадут – кто-то раньше, кто-то позже.

– А ты сам?

– И я тоже. Все.

Девушка подняла голову над подушкой и осмотрела комнату. Заметила на краешке стола стопку книг, единственную пустую бутылку, стоящую на подоконнике, и произнесла:

– Странный ты… Не такой, как другие.

На этом, собственно, разговор и закончился. Виктор пользовал девчонку всю ночь, так что она иногда даже испариной покрывалась. Наверно, это было для нее в диковину, но наутро он положил на стол рядом с ней десяток купюр по тысяче рублей. Она торопливо спрятала деньги в бюстгалтер, потом оделась и напоследок сказала:

– Все-таки зови меня, когда скучать будешь. Ненасытный ты, но мать говорила, такие далеко пойти могут, если голова на плечах имеется.

– Думаешь, еще не потерялась? – усмехнулся Виктор.

– Если и потерялась, то не из-за меня. Женщину тебе надо хорошую, чтобы мозги вправить.

Она оказалась не такой пустышкой, как Виктору подумалось вначале. Возвращаясь из своих таежных походов, он иногда встречался с нею еще, но воспоминания о прошлой жизни почти не тускнели со временем – возможно, потому, что теперь это было его единственной ценностью. Привкус таких встреч напоминал сладость горелого сахара – с горчинкой в конце.