Медведи тоже умеют любить

– Да я молочка у тебя хотела прикупить. Давно нас Василич блинами не баловал.

Феодосия Аникеевна все продолжала глядеть на меня, словно намереваясь проникнуть в самую глубину моих мыслей. Полное лицо ее с сеткой морщинок, было серьезно, будто она решала некую проблему. Потом покачала тихонько головой, видно отвечая на свои какие-то мысли, и проворчала.

– Так для блинов яйца нужны, масло и сметана еще. Иначе, какие это будут блины? Ладно, пошли в избу, чего тут комаров кормить. – С кряхтением поднялась с крыльца и направилась в дом.

Я покорно потрусила за ней. Да, думаю, обмануть старушку у меня вряд ли получится, на несколько метров вглубь земли видит. Старые люди, прожившие нелегкую жизнь на земле, не утрачивают своей связи с ней. Поэтому и видят души человеческие почти насквозь, читают прямо в сердце. И утаить от них что-либо бывает очень трудно. Но, отступать было уже поздно. Да и, не могла же я просто вот так взять и уехать, не добыв ничего, кроме огурцов! Так что, придется теперь идти уже до конца, как говорится. А потом, у меня была надежда, что бабулька не поведает всей деревне истинную причину моего визита.

Внутри дома все было как во многих деревенских домах. Печь посередине большой комнаты, домотканые дорожки на деревяном полу, на стене в рамках старые, чуть пожелтевшие фотографии, часы ходики над столом между двух окон, одна маленькая спаленка и коридорчик, который вел на другую, более большую половину дома. Вход в ту часть дома был отдельный. А в этой, маленькой жила когда-то свекровь старушки. Как я и думала, именно большую половину дома и заселили приезжие гости. Феодосия Аникеевна принялась хлопотать, желая угостить меня чем-нибудь вкусненьким, а я вяло отбивалась.

– Спасибо, я не голодна. Меня Василич ухой накормил… Да не хлопочи ты так. Я ненадолго…

Но хозяйка не обращала на мои жалкие протесты никакого внимания. Наконец, она накрыла на стол и села вместе со мной. Сделав приглашающий жест отведать что, как говорится, Бог послал, бабуля уставилась на меня внимательным взглядом и проговорила:

– Ну, что, рассказывай…

Я попыталась увильнуть и прикинуться дурочкой.

– А чего рассказывать то? У меня все по-прежнему, работаем потихоньку. У меня сучкоруб молодой чуть ногу себе не откромсал топором, но вроде, все обошлось. А так, у меня ничего нового и не случилось.

Старушка усмехнулась и покачала головой.

– Ох, Катерина, мала ты еще со мной тягаться… Говори, зачем приехала, только не вздумай врать, что за молоком. Все равно, не поверю. Небось, хотела узнать, что за гости у меня появились? – И она покосилась в сторону коридорчика, из которого дверь вела на ту, другую половину.

Я вытаращила на нее глаза, похлопала удивленно ресницами, и выдохнула:

– Ну ты, Феодосия Аникеевна даешь!! Тебе бы будущее предсказывать, да людям на картах гадать с такой-то проницательностью.

Хозяйка на меня рукой махнула:

– Ты мне зубы-то не заговаривай, говори, коли пришла. Права я, аль нет?

Я тяжело вздохнула. Придется «сдаваться», ничего не попишешь.

– Да, права ты, во всем права. – Начала я покаянно. – Гости меня твои интересуют. Что за люди?

Бабулька закивала головой, и пожевав губами ответила:

– Да, как тебе сказать? Люди, вроде, как люди. С двумя руками, и двумя ногами, голова, вроде, тоже на месте. Городские, одним словом.

Я с легким недоумением посмотрела на нее.

– Ты чего-то темнишь, недоговариваешь. Я ведь тебя знаю. У тебя глаз, как у орла! – И тут же поправилась. – Ну, как у орлицы, я хотела сказать. От тебя ничего не скроешь. Говори толком. Что значит «городские»? Я можно сказать, тоже «городская».

Старушка глянул на меня с прищуром:

– Какая ты к лешему «городская»?! Ты, почитай, уже наша, черемуховская. Сколь годков тебя уж знаем. И люди тебя уважают, и ты к людям с уважением. Не-е-е, милая, даже и не думай. А вот ОНИ… – Бабка перешла на таинственный шепот. – Они нашими никогда не станут. Потому как, нас деревенских за людей не считают. И уважения в них нет ни к людям, ни к земле. Думают, что шибко хитрые, а не понимают того, что вся ихняя хитрость вот она, тута! – Она вытянула ладошку и похлопала по ней другой рукой, изображая, где все «ихние» хитрости. – Говорят, что ан… ин…, тьфу, ты!! Ну в общем, чудные разные места изучают, потоки там какие-то, или еще чего, я толком не поняла. Да и ни к чему мне эти премудрости. А вот, то, что они сюда не просто так явились, мне понятно. И ищут они вовсе не какие-то там потоки, ищут они что-то вполне себе определенное, и замыслы у них нехорошие. Вот помяни мое слово, добром это не кончится! – Совсем, как недавно Саныч, закончила она.

Я задумалась. Все даже хуже, чем я думала. Хотя, было не совсем понятно, что конкретное они ищут, но тревога уже прочно угнездилась внутри и сейчас топорщила свои иголки нисколько не стараясь притвориться «мягким и пушистым» клубочком. А Феодосия Аникеевна спохватилась:

– Что ж ты, Катерина, и не ешь ничего? Попробуй вон пирожка со щавелем. Только вчера вечером испекла.

Я, чтобы не обидеть хозяйку, взяла пышный, румяный пирожок с тарелки и принялась его жевать. Пирог был вкусный, но в горло мне не лез. Я кое-как его сжевала, запила уже остывшим чаем из кружки, похвалила с избытком восторга золотые руки бабульки, и засобиралась домой, сославшись на дела. Старушка стала хлопотать, доставать из холодильника молоко, масло, сметану, яйца, в общем все, что положено для блинов. Я с опозданием вспомнила, что денег с собой не взяла, на что Феодосия Аникеевна, махнула рукой.

– Ты мне еще до весеннего паводка три мешка муки приперла и мешок сахару, а денег не взяла. Так что, угощайтесь на здоровье. Свои люди, сочтемся. Да, и теперича я богатая! Квартиранты то за постой деньжищ отвалили, что две моих пенсии. А еще сказали, что будут у меня продукты покупать. Так что, спасибо Сан Санычу, удружил. – В ее словах был легкая насмешка.

Думаю, если бы Саныч мог ее услышать, ему бы это точно не понравилось. Усмешка, даже легкая в устах такого человека, как Аникеевна, это все равно, что выстрел снайпера. Я уже была в дверях, когда она мне в спину проговорила:

– А еще, они про нашего знахаря спрашивали, что возле Чертовой пади живет в старом скиту.

Я замерла в дверях. Потом, повернулась к старой женщине и, усердно изображая удивление, спросила:

– А знахарь-то им зачем, или захворал у них кто?

Старушка помотала головой и горестно вздохнула:

– Да, все, вроде, здоровые… А почто спрашивали, ума не дам. Сама голову ломаю… – И добавила совсем другим тоном. – Ты ведра с огурцами да зеленью на крыльце не забудь. Только, опосля все банки мне верни, ну и ведра тоже. Ну, Господь с тобой, девонька. Заезжай когда… Всегда тебе рада, знаешь.

Я еще раз поблагодарила старушку и вышла из дома. Огурцы и прочую снедь, я погрузила, пообещав себе, что в следующий раз надо будет привезти старушке какой-нибудь гостинец, и отправилась на базу. А в голове одна мысль мне не давала покоя. Надо бы предупредить Прона, о том, что о нем расспрашивали приезжие гости. Потом, немного покопавшись в себе, поняла, что меня так встревожило. По непонятной пока мне самой причине, я была твердо уверена, что от этих «гостей» исходит угроза, живущим в избе на слиянии ручья и реки.