Медвежий инстинкт

– Ты тут видишь еще кого-то?
– усмехнувшись, спросила она.
– Я просто хотела узнать, как бы ты поступил, если тебе не дать желаемого. Видимо, моего мужа ждала бы печальная судьба, а меня - слава гулящей.

Передвинувшись так, чтобы нависать над лежащей женщиной, Борис вкрадчиво пояснил:

– Никакой другой тебе не подойдет, кроме меня.

– Стоит проверить?
– весело хмыкнула Маша, заставив медведя зарычать от возмущения и жгучей ревности.

Глава 21

Дразнить Бориса было большой ошибкой. Кажется, мужчина принял всё слишком близко к сердцу и буквально пылал от страсти и ревности, желая доказать, что он самый лучший из кандидатов. Маша быстро поняла, что сегодня утихомирить медведя словами не получится, и миролюбиво сдалась Борису, позволяя всё, что тому хотелось. А хотелось мужчине много и жадно.

Лихорадочные поцелуи сменялись грубоватыми ласками и покусываниями, пока медведь стремительно покорял желанную вершину, уложив Машу на спину и ринувшись за удовольствием.

– Сладкая моя, - бормотал Борис, жестко толкаясь внутри неё.
– Медовая.

Будучи новичком в сексе, женщина не всегда понимала, чего он хочет, когда требовательно заставлял её менять позы, но оборотень вряд ли вообще замечал Машины заминки, ибо глаза медведя были полны страсти и какой-то темной жажды. Тяжелое надсадное дыхание смешивалось с поцелуями и поглаживаниями. То нежными и бережными, то грубоватыми и неуклюжими. Вымученно почувствовав, как он в очередной раз изливается внутри неё, Маша мягко застонала. Чем сильнее она упрашивала Бориса сбавить темп, тем крепче сжимались его объятья и настойчивее были ласки.

– Борь, я больше не могу...

– Еще не всё, - пропыхтел мужчина, тяжело дыша и морщась от силы разрядки.
– Черт, аж уши заложило.

– Ну, может хватит уже?
– простонала она, чувствуя себя будто по ней прошлись катком.
– Утро скоро.

– Знаю, - с сожалением отозвался Борис.
– Я соскучился и плохо контролирую себя.

– Давай спать?
– миролюбиво предложила Маша, погладив его по плечу.
– Я правда устала.

– С одним условием, - хитро прищурившись выдал медведь.
– У нас не будет долгих перерывов, а то я взвою и вновь сорвусь с цепи.

– Ты ж не пёс, - хмыкнула женщина, заметив лукавый вид любовника.

– Хуже, я - сексуально голодный оборотень!

– Ладно, - засмеялась Маша.

Едва она подумала, что с сексом на сегодня они закончили, как Борис уже вновь полез целоваться.

– Борь...

– Знаю-знаю, - ворчливо ответил медведь.
– Просто поцеловаться прям нельзя?

Утро оказалось мучительным испытанием, когда будильник начал истошно пищать, желая обрадовать почтальоншу о приходе нового дня. Чтобы встать с кровати, женщине пришлось перелезать через спящего мужчину, который весьма не вовремя проснулся и ухватился за её большой зад.

– Куда?
– сонно пробормотал Борис, стискивая её попу.

– На работу пора, - хмыкнула Маша, улыбнувшись тому, что он открыл один глаз.

– А поцеловать?
– почти грозно напомнил оборотень и тут же получил легкий чмок в кончик носа.
– Еще.

После трех поцелуев в сопровождении мягкого массажа женского филейного богатства, Мария наконец-то смогла покинуть свою спальню. Решив, что после ночи полной секса неплохо бы принять душ, она схватила полотенце и проворно выскочила на улицу, заметив, что её бабуся уже хлопотала на кухне. Бодрость пришла с холодной водой, так что охая и ухая женщина стремительно приводила себя в порядок, когда в деревянной кабинке появился Борис. Одетый лишь в трусы, медведь залихватски ухмылялся, но ни на что, кроме поцелуев не претендовал. Вернее, быстро забыл об удовольствии, когда ему на голову хлынул поток ледяной жидкости.

– А-а-а-а!!! Черт! Черт! Черт!
– орал мужчина, пока Маша хохоча выскользнула прочь.

Бабуля основательно готовилась к походу в лес. Напекла пирожков и остужала их, чтобы позже завернуть в газетки и пакетики. Рядом лежали свернутые бутербродики, которые так же подходили для пикника вдали от родного дома. Сальце с хлебушком и прочая нехитрая снедь, в виде сваренных вкрутую яиц и соли в небольшой коробочке. Компотик загодя уже подняли из подвала, и старушка осторожно разливала его по пластиковым бутылочкам.

– Ба, ты не забыла свой прибор?
– тихо спросила Маша, вытирая полотенцем мокрые волосы.

– А?

– Прибор не забыла?!
– громче повторила она, поняв, что бабуля сегодня вновь плохо слышит.

– А! Взяла-взяла, - махнула рукой баба Эля.
– Еще со вчера шнур воткнула, чтобы зарядился твой подарок.

– Что за подарок?
– спросил с порога Борис, поправляя отросшие волосы на макушке и протянув руку за Машиным полотенцем.

– Я сейчас другое дам, - тихо произнесла она, махнув на полотенце.

– Да это сойдет, - хмыкнул Борис, уже накинув ткань на голову и интенсивно растирая свою макушку.
– Я не привередливый.

– Так, - встряла бабуля.
– Щас будем завтракать. Собирайтесь пока.

– Мне так никто и не сказал, что ты задумал на сегодня, - напомнила Маша, чувствуя, что ужасно не выспалась.

– Мы с Димкой поедем в Виноградовку, - быстро произнес Борис и украдкой стянул пирожок.
– Кстати, я хотел спросить у тебя, как туда быстрее добраться. А то я на попутках сюда прибыл.

– Тогда вам надо поторопиться, - хмыкнула Маша, забирая мокрое полотенце из его рук и уходя в спальню, дабы одеться на работу.
– Чтобы успеть на утренний автобус, в следующий раз он идет в обед и уже совсем вечером.

Пока они одевались, обсуждая график движения поселкового транспорта, женщина заметила, что медведь вынул из рюкзака сравнительно чистые джинсы и серую футболку. Проверив телефон и кошелек, он был готов к новому дню, уже натягивая носки. За это время она успела лишь надеть белье и короткие тонкие брюки.

За окном послышались голоса, принадлежащие волкам, так что Борис быстро прижался к Маше, украв несколько поцелуев, и умчался встречать друзей. Покачав головой на залихватскую улыбку, блуждающую на лице медведя, она потянулась за своим феном. Пока присутствие этого большого мужчины выражалось в большом количестве секса, многочисленной помощи бабуле по двору и катастрофической нехватке сна, но отказываться от всего этого женщина не собиралась. Впервые в её жизни что-то так кардинально и стремительно менялось, хотя страх порой сковывал, ведь будущее виделось то светлой идеалистичной картинкой, то зияющей мрачной неизвестностью.