Медвежья кровь
Шрифт:
— Прикрою эту чертову пташку на тот случай, если он все-таки потеряет сознание и свалится.
Сайбер вышел тоже, но, по крайней мере, дождался того, что Рид кивнет в ответ.
Здоровяк остался на своем посту у окна, только нацепил на ухо что-то. Видимо, для переговоров с теми, кто вышел из дома.
А Дилан погрузился целиком в телефон, разбирая его на запчасти и что-то раскладывая на полу в каком-то особенном порядке.
— На Аметисте, вероятнее всего, жучок, — вдруг проговорил он, не поднимая головы от своего занятия, даже когда мы все уставились на него. — Этот упырь нашел его без особых проблем. Я бы сказал,
— Думаешь, сделали это намеренно? — мрачно отозвался Здоровяк.
— Почти уверен в этом.
Я покосилась на Рида, который не торопился отвечать, но кивнул в ответ на эти слова.
— Возможно, Бера проверяют. Может, исследуют какой-то новый механизм или программу. По-хорошему его бы не оставили в живых. К тому же, если бы этот Габриэль знал, как дорог Амит для Карата, он вовсе не захотел бы расставаться с ним.
— Ему дали уйти, потому что знали, что Амит пойдет к своим, — выдохнул Рид в конце концов, тяжело помассировав переносицу. — Амит должен был привести Черный легион во главе с Габриэлем прямо к порогу семьи. Думаю, там бы он его и убил. На глазах Карата.
Мне не нужно было даже спрашивать, чтобы понять, что Габриэль — это имя того самого злодея с поляны, а Карат, вероятнее всего, родственник, кому небезразлична судьба Аметиста.
Слова Рида радовали тем, что за моего медведя переживали и ждали его домой, а значит, едва ли он был предателем, как считал сам.
И вводили в полную панику оттого, что могло ждать моего мужа в том случае, если он вернется в лабораторию!
— …Я не отдам его в руки этого психа! — проговорила я хоть и тихо, но твердо, и все мужчины подняли головы на меня, улыбнувшись и закивав.
— Не переживай, Иля. Мы своих в беде не бросим, — пробасил Здоровяк, подмигивая и вселяя в душу надежду, а потом вдруг проговорил себе под нос: — Белый, что там Птичка? Помощь не нужна?
— А то ты не знаешь этого сумасшедшего! Сидит в гнезде, пока в сознании, — услышала я приглушенное и призрачное в ответ, на что Дилан издал протяжный вдох, но все-таки промолчал.
Кажется, эти двое были хорошими друзьями.
С тех пор как я увидела их в пределах дома, Дилан всегда был рядом с черноглазым красавчиком и по-своему старался угомонить его пыл. А я вдруг вспомнила то, что происходило на поляне, заговорив первой и обращаясь теперь к Дилану, которого еще называли Умником.
— Во время драки, когда Килан был ранен, он сказал странные слова про Аметиста. Он сказал: «В нем моя кровь…» Они родственники?
На самом деле я бы не сказала, что Килан и Амит были похожи.
Ну если только взять почти двухметровый рост и черные-черные волосы.
— Нет, Иля, — улыбнулся мне в ответ мужчина, отвлекаясь от разбора телефона буквально на молекулы. — После того как Аметист оказался в лесу, он был очень плох и едва мог передвигаться. Килан поделился с ним своей кровью.
Звучало это жутко.
И узнавать подробности я не собиралась, но теперь была еще больше благодарна черноглазому красавчику и явно забияке за то, что он спас моего мужа. И меня ценой
своего здоровья.Мне нравились эти мужчины. Искренне.
Не знаю почему, но они не вызывали отторжения или подозрений, когда хотелось бы копаться в каждом услышанном слове, чтобы понять, что они замышляют.
Может, дело было в том, насколько они были привязаны друг к другу и пытались помочь.
Или в том, что они спокойно разговаривали при мне обо всем, не делая тайны из того, что касалось моего мужа. А ведь я даже не спросила, откуда они знали меня, ведь они обращались ко мне по имени.
А может, в том, насколько сильным, спокойным и добрым был взгляд каждого из них.
Я даже поймала себя на мысли о том, что мечтала, чтобы у меня были именно такие старшие братья!
— Как вы нашли дорогу к дому? — снова тихо спросила я, когда Ридли опустился устало на пол рядом со мной, привалившись спиной к стенке, и он чуть улыбнулся в ответ:
— Нам не нужно было искать. Нас привел Амит. Он просто взял тебя на руки и пришел сюда, а потом положил на диван и сел на пороге.
Сердце заколотилось от щемящей нежности и его слов, которые остались в моей памяти навсегда и оказались правдивыми: «Я был не в себе и ничего не помнил, но вернулся на твой порог, а не куда-то еще…»
Ничего не понимая, потеряв себя, он возвращался ко мне!
Едва сдерживая слезы, я потянулась, чтобы пригладить его густые черные волосы, молясь про себя, чтобы после крепкого сна, в котором он не ощущал рядом с собой чужаков, он проснулся и снова был только моим!
— То, что с ним сотворили, можно как-то исправить?..
— Умник, что скажешь? — Рид выглядел по-настоящему уставшим, с темными кругами под карими глазами и отросшей колючей щетиной на скулах, но взгляд его глаз оставался цепким, ясным и, несмотря на все, миролюбивым.
— Теоретически, если эту программу загружают в мозг, значит, ее можно и стереть. Главное — знать механизм работы и действовать от обратного. Вероятнее всего, это один из приемов глубокой психологической манипуляции, основанной на внушении, вкупе с сильнодействующими психотропными препаратами. Не уверен, что стоит пробовать сделать это самим, но если найти знающего человека, то почему бы и нет?..
Я выдохнула с дрожью, ощутив, как волна надежды накрыла меня с головой.
Значит, у нас не все потеряно! Может, получится даже вернуть память моего мужа!
— Поспи, Иля. Силы тебе пригодятся, — мягко проговорил Ридли, и я с благодарностью легла рядом с медведем, забравшись к нему под плед и прижавшись всем телом.
Теперь я свято верила, что все у нас будет хорошо.
За нами стояли семьи и эти мужчины, которым верилось от всей души.
— Проснись моим… — прошептала я, чуть целуя медведя в кончик губ и погружаясь в глубокий спокойный сон, не проснувшись, даже когда раздался призрачный далекий волчий вой.
12 глава
Я проснулась от щемящего чувства тепла и уюта.
И забытого аромата...жареных яиц?
В моем доме?
Сколько я спала?
На дворе был явно поздний день, и солнце светило в окна ленивым осенним светом.
Следующее чувство было сродни панике, потому что медведя не было рядом со мной, несмотря на то что я продолжала лежать у камина, где мирно потрескивали поленья, завернутая при этом в плед, словно в кокон.
— Я здесь, девочка моя.