Мефистон. Поход к Неумершим

Мефистон кивнул и, позволив воспоминанию о Химических Сферах растаять, уставился на изображение в медальоне с твердым намерением отыскать в памяти человека, которым был когда-то, и вдохнуть в него жизнь.

— Не оставляй меня, Рацел, — прошептал он, когда Морсус снова появился в поле зрения.

Мефистон сжимал рукоять Витаруса, вглядываясь в глубины своего разума. Впервые в жизни он посмотрел в глаза своим обвинителям. Тени, преследовавшие его, молча взирали на него без прежней злобы. Он снова был на Морсусе, стоял перед когитатором в самом сердце собора огринов. Все живые души в нефе наблюдали за ним, а рядом находился Рацел. Дрожь исчезла, и Мефистон снова мог стоять прямо.

Он кивнул, понимая невысказанный вопрос в глазах привидений и давая им молчаливое обещание. Один за другим духи кивали в ответ, прежде чем медленно рассеяться ветром, возникшим из ниоткуда.

Впервые за много веков в разуме Мефистона наступила тишина. Благодаря преданности Рацела он сдержит свою клятву. Старший библиарий ощутил небывалое спокойствие и осознал, что должен сделать.

Переводя взгляд с одного лица на другое, он рассматривал столпившуюся перед ним разношерстную группу: обугленные чудовищные огрины высились над выжившими из Сабинской гвардии — такими костлявыми, что утопали в своих шинелях, — а его собственные боевые братья гордо стояли подле библиария.

— Раз Император требует крестового похода, он его получит, — вымолвил Мефистон и перевел взгляд с Луренс на Арголиса. — Больше никаких отступлений. Мы сожжем эти шахты дотла.

Луренс побледнела при этих словах, и страсть вспыхнула в ее глазах.

— За Императора! — провозгласил Рацел, ударяя рукоятью силового меча о нагрудник.

На мгновение воцарилось потрясенное молчание, а затем раздался хор голосов, человеческих и нечеловеческих.

— За Императора! — закричали остальные, поднимая оружие над головой. — За Императора!

Глава 7

— «Рога бездны», — задумчиво произнес кодиций Луций Антрос, стоящий на смотровой площадке «Удара на заре».

Несмотря на окружающие суету и шум, взгляд его был прикован к сцене снаружи, пока фрегат типа «Гладий» занимал позицию. За прошедшие десятилетия обучения кодицию довелось лицезреть много чего необычного и тревожащего, но то, что он видел сейчас, затмевало все прочее.

Космический десантник в золотых латах рядом с ним коротко кивнул, как всегда немногословный.

Перед ними как будто простиралась палитра сумасшедшего художника. Среди звезд были разбрызганы все мыслимые и немыслимые краски. Кричащие оттенки образовывали рябящее море, которое то сворачивалось в себя, то раскрывалось, мечась и бушуя. Издалека его можно было принять за природное явление — расплывчатую геомагнитную бурю, где силовые поля сталкивались и взрывались, но с такого близкого расстояния, всего в несколько сотен километров, ошибиться было невозможно: этот странный феномен отражал предсмертные судороги реальности. Щупальца материи размером с планету хватали и хлестали космос, создавая мимолетные узнаваемые образы: измученные звериные лица, голые внутренности, шпили больших дворцов, радужки глаз без век.

На мгновение Антрос потерялся в этом безумии: голова шла кругом от столь катастрофического коллапса пространства и времени. Великий Разлом представлял собой эпицентр Большого взрыва наоборот: упорядоченная Вселенная растекалась чистой субстанцией хаоса.

Кодиций снова посмотрел на то, за чем Драгомир привел его сюда, — «Рога бездны», орбитальный комплекс, лишившийся небесного тела, вокруг которого мог бы вращаться. Когда-то он находился в мягком гравитационном захвате Тохариона, родного мира магистра ордена. Но Тохарион сгинул в пасти Разлома вместе с крепостью-монастырем, которую Драгомир когда-то считал домом. Сыны Гелиоса стали орденом беженцев, безродных и бесприютных.

Конечно, «Рога бездны» — недавнее название. До появления Цикатрикс Маледиктум это сооружение называлось станцией «Саарик», но по мере медленного приближения к пропасти оно становилось все более зловещим. Космический комплекс состоял из двух вращающихся сфер, соединенных между собой клеткой из мостиков и стоек. Каждая сфера достигала нескольких километров в диаметре и была усеяна якорными стоянками и орудийными батареями, но близость Проклятого Рубца исказила их, придав вид злобного рогатого черепа. Станция висела над бездной варпа, словно человек, цепляющийся за край скалы, и к ней постоянно тянулись разноцветные придатки, готовые утащить ее в адское пламя.

В потустороннем свете полированные, искусно сделанные доспехи магистра капитула отражали безумие шторма, сверкая алым и сапфировым и не давая четко разглядеть их владельца. Драгомир снял шлем, и Антрос в очередной раз поразился его татуировкам. Сыны Гелиоса рисовали на лицах замысловатые племенные узоры, и самый сложный был у главы ордена: каждый сантиметр его кожи покрывали витиеватые, но строгие черные линии, похожие на резьбу с изображением дрожащих лучей палящего солнца. Как и многие другие братья, Драгомир носил длинную, тщательно заплетенную бороду, и, сняв шлем, он вытащил ее наружу и небрежно бросил на грудь, что показалось Антросу сущим варварством.

Однако Сыны Гелиоса были далеки от варваров. Воинам потребовалось несколько яростных сражений, чтобы добраться до «Рогов бездны», и Антроса неизменно впечатляли их невозмутимость и непоколебимое достоинство в бою. Он находил в их решимости нечто смиренное и чем больше наблюдал, как они сопротивляются безумию Великого Разлома, тем сильнее убеждался, что они хранят ключ к дилемме Мефистона. Если бы он только мог понять их странные отношения с варпом, то непременно поделился бы этим знанием со старшим библиарием.

— Это последнее, что осталось от нашего дома, — сказал Драгомир. — И мы впервые ступим на борт после гибели Тохариона. Но я уверен, что наши братья все еще там.

Магистр махнул сервам и слугам, чтобы они покинули смотровую площадку, и, как только группка закутанных в капюшоны людей ушла, он повернулся к Антросу и принялся изучать его исписанные рунами синие латы, указывающие на статус представителя либрариума.

— Сыны Гелиоса никогда не смотрели в бездну, Луций Антрос. Мы никогда не видели тех мест, где бывали вы и вам подобные. — Драгомир вздернул подбородок, и на его лице отразились сомнение и гордость. — Все эти столетия мы отводили глаза. Но теперь бездна смотрит на нас. Если мои братья еще живы, я должен знать, что с ними стало.

Он подошел ближе к бронированному стеклу.

— Я рассказал вам все, что мог, о том, как мы думаем и сражаемся, но, если вы действительно хотите знать, как мы выживаем вблизи Проклятого Рубца, вы должны воочию лицезреть нас сражающимися на пределе возможностей у самого порога преисподней. Ничто из показанного мною не сравнится с тем вызовом, с которым мы столкнемся там. Мы здесь для того, чтобы биться за наши души, кодиций, и душу нашего ордена.

Антрос услышал тщательно замаскированную боль в голосе магистра.