Мэгги

Беременность она переносила легко, а роды, хотя они и были первыми, нисколько ее не потрясли. Все прошло, как положено, и вот блистательная чета Хартгейм обрела крошечную, но очень своенравную дочь, которая с самого рождения вела себя чрезвычайно самостоятельно, спала, сколько хотела, и ела, когда и сколько хотела. Джастина не хотела брать кормилицу и пыталась сама кормить дочку, но Дженнифер, несколько раз приложившись к материнской груди, скоро отказалась от нее и с удовольствием перешла на искусственное питание.

Джастина писала матери о том, что она стала бабушкой, а еще раньше, пока Джастина находилась в больнице, Лион послал Мэгги телеграмму, в которой поздравлял с красавицей внучкой, но болела Фиона, опять начались пожары, братья неделями не приезжали домой, пытаясь спасать овец и хоть как-то уменьшить потерю от этой опустошающей стихии, поэтому Мэгги не смогла выехать к дочери. Джастина, наверное, обиделась. Письма продолжали приходить, но приглашения больше не было, а сама Мэгги отчего-то стеснялась ехать без приглашения. Она много думала о маленькой внучке, переживала о том, что все так нескладно получилось, но так и не решилась поехать. Но была еще другая причина, и она была главной. Мэгги боялась очутиться в том городе, в котором жил, смеялся дышал ее Дэн откуда он уехал на время и не вернулся. Она не могла ступать по тем камням, на которых, наверное, еще остались его следы… Так она и не поехала к Джастине.

10

Наступила весна, и воздух просто благоухал от аромата цветущих деревьев, пышная растительность распустилась даже на каменистых склонах. Душа Мэгги обновлялась вместе с природой, и скоро она почувствовала, что совсем здорова. Пора было возвращаться домой. Когда Мэгги последний раз неделю назад звонила в Дрохеду, Фиона, услышав ее голос, неожиданно заплакала.

— Мэгги, я очень волнуюсь за тебя. Боялась, что не увижу больше.

У Мэгги у самой навернулись слезы на глаза, когда она представила маленькую сухонькую старушку, свою мать с тусклым взглядом и дрожащими руками. Как быстро идет время. Ведь совсем недавно красавица Фиона незаметно сновала по дому, рожала и растила одного за другим своих сыновей.

— Со мной все в порядке, мама. Не волнуйся. Со мной все в порядке. Я приеду. Теперь уже скоро вернусь, — закричала Мэгги. — Как там у нас в Дрохеде? Я соскучилась по вас.

— У нас пошли дожди. Все размыло. Но, Мэгги, мы все ждем тебя…

В день отъезда Мэгги проснулась рано утром и вышла на веранду. Она в последний раз окинула взглядом сонную, ленивую красоту острова, которая уже через какой-то час проснется, прорвется наружу всеми своими неистово сверкающими красками, распустится пестрое изобилие цветов, а еще позже наступит ликующий день. Но Мэгги здесь уже не будет. Она уезжает. Уже сложены вещи, а накануне вечером они долго сидели с Этель и Бобом в их уютной гостиной и говорили. Друзья уже давно не скрывали от Мэгги своих отношений, и всем стало проще. Сегодня Боб отвезет Мэгги на пристань, куда подойдет пароход рейсом на Таунсвилл. А сейчас Мэгги прощалась с Матлоком, который помог ей снова ощутить радость от того, что она живет, дышит, любуется вот этим бирюзовым небом.

Воздух, пронизанный первыми солнечными лучами, был так прозрачен, что горы тоже посветлели и приблизились, словно желая попрощаться с Мэгги. Ну вот и все. Прощай, Матлок!

Когда уже и автомобиль с заведенным мотором стоял у подъезда, и вещи лежали на заднем сиденье, пора было отправляться, а женщины, вцепившись друг в друга никак не могли разжать объятий. Этель всхлипывала:

— Как я буду жить без тебя?

— У тебя есть Боб. Да и я к тебе еще приеду. Теперь я уже не смогу жить без Матлока. Я здесь заново родилась, — успокаивала подругу Мэгги.

Автомобиль покатил по коралловой дороге к пристани, и Этель все стояла на веранде с поднятой в прощальном взмахе рукой, пока он не скрылся вдали. Когда Боб с Мэгги подъехали к пристани, пароход уже стоял у причала и времени на долгое прощание не было, но их даже обрадовало это обстоятельство. Ничего нет глупее, как бессмысленно топтаться рядом друг с другом и вымучивать из себя какие-то малозначащие слова в тоскливом ожидании сигнала отправления.

Пока Боб вытаскивал из машины вещи, Мэгги пошла по тропинке к причалу. Неожиданно она опять почувствовала растерянность: что-то ожидает ее впереди? Ее тянуло домой, в Дрохеду. Но как только она представляла себе череду однообразных дней, наполненных одними и теми же хозяйственными заботами, и так неделя за неделей, месяц за месяцем, ей стало тоскливо. В первые недели выздоровления у нее было какое-то предчувствие перемен. Она просто надеялась, но отчего-то знала, что в ее жизни произойдет какое-то захватывающее событие и все оставшееся до отъезда время она жила в предвкушении чуда. Но вот она уже ступила на трап, и это согревающее душу ощущение исчезло. Все возвращается на круги своя. Сейчас Мэгги направлялась к Энн Мюллер в Химмельхох, чтобы хотя бы морально подготовить себя к возвращению в Дрохеду.

Они с Этель уже позвонили Энн и Людвигу и обрадовали их этой новостью.

Матрос подхватил из рук Боба вещи их новой пассажирки, и Боб на правах друга расцеловал Мэгги на глазах у всех.

— Ты нас не забывай, Мэгги. Наш дом всегда открыт для тебя.

— Спасибо, Боб! Я знаю, что теперь у меня здесь есть друзья. Я еще не успела уехать, а уже мечтаю вернуться, — сквозь слезы улыбнулась Мэгги.

— А ты не плачь. Какие проблемы? Я забираю твои вещи, и мы сейчас же возвращаемся, вот и все, — смеялся Боб.

— Нет-нет, Боб, давай я сначала все-таки уеду.

Мэгги поцеловала его на прощание и, больше не оглядываясь, побежала по трапу. И сразу же старенький трап заскрипел, поднимаясь и отрезая для женщины путь назад. Пароход свистнул и медленно, не особенно торопясь, начал отдаляться от причала, на котором все еще стоял Боб. Он снял шляпу, и подняв ее высоко над головой, стоял, не двигаясь, как каменное изваяние на затерянном в безбрежном море острове.

Почти всю обратную дорогу Мэгги провела в каюте, разговаривать ни с кем не хотелось, и она в одиночестве сидела на постели, пытаясь представить себе, как будет жить дальше. «Я хочу жить, жить, а не просто существовать, как последние четыре года», — твердила она про себя и все придумывала себе разные дела, которыми непременно займется, чтобы подняться над обыденностью. Во-первых, поедет все-таки к внучке в Рим, может быть, заберет ее, и они вместе с малышкой приедут на Матлок. Ничего занимательнее этого Мэгги придумать не могла и даже развеселилась, представив себя в роли заботливой бабушки.

Утром, когда стюард постучал в дверь каюты, чтобы предупредить пассажирку, что их пароход прибывает в Таунсвилл, он застал Мэгги уже одетой и готовой к выходу. Молодой стюард не удержался от изумленного возгласа, взглянув на таинственную затворницу. На Мэгги было элегантное легкое платье из голубого поплина, красиво оттеняющее ее загорелое лицо. Наряд дополняли белая шляпка и сумка.

Старания Этель не пропали даром. Элегантный наряд совершенно преобразил Мэгги. Она и сама чувствовала свою привлекательность и ступала теперь мягко, с достоинством, не опуская глаз от направленных на нее восхищенных взглядов.

«Держись, Мэгги, держись, ты начинаешь новую жизнь!» —подбадривала она себя, спускаясь по трапу и краешком глаза замечая, как, словно по команде, мужские головы поворачиваются следом за ней. «О Боже, Мэгги! Надо тебе это? Ты никогда раньше не была обольстительницей».Пристыдив себя таким образом, Мэгги все-таки решила, что иногда для самоутверждения это не помешает.

Чудеса продолжались. Едва Мэгги спустилась по трапу, как со всех сторон к ней побежали носильщики, стараясь перехватить друг у друга вещи этой красивой женщины, тут же подкатило такси, и не успела Мэгги опомниться, как она уже ехала по улицам Таунсвилла по направлению к вокзалу. Состав уже стоял на путях, по перрону суетливо бежали пассажиры с тюками в руках и на загривках, но Мэгги прошла к вагонам первого класса и сразу же почувствовала разницу. Здесь все было чинно и пристойно. Хорошо одетые люди спокойно беседовали возле своих вагонов, носильщики вежливо, то и дело извиняясь, вносили в вагоны вещи припозднившихся пассажиров, а сами они, не спеша, прощались с близкими, ничуть не сомневаясь, что поезд без них не уйдет. Провожатых у Мэгги не было, и она, не задерживаясь, прошла в вагон. Она и здесь обратила на себя внимание, но приняла это уже как должное. Мэгги уже продумала, как будет вести себя в дороге. Она решила и в поезде оставаться загадочной затворницей, которая по чистой случайности или каким-то таинственным причинам путешествует одна. Этель предлагала Мэгги лететь самолетом. И быстрее, и удобнее, не надо сутками тащиться через всю страну. Но Мэгги отказалась, она побаивалась самолетов, хотя и не сказала об этом Этель. К тому же хотелось посмотреть, как все изменилось с тех пор, когда она в далекой молодости проехала здесь однажды.

И вот наконец Данглоу. Мэгги помнила, что раньше джунгли подступали почти к самому городу. Она вспомнила и свои неприятные ощущения: джунгли подступали прямо к железнодорожному полотну и, сколько не смотри за окно, кругом только густые непроходимые заросли, буйная и какая-то жирная растительность, перевитая лианами. Казалось, что отсюда уже никогда не выберешься, и тогда сердце Мэгги еще больше сжималось от непреодолимой тоски. Она привыкла к широким просторам Нового Южного Уэльса, необозримым полям своей родной Дрохеды.