Мегрэ напуган

– Вам и об этом известно?

– А вы сами, месье Верну, ничего не хотите мне заявить?

– А с чего бы это мне приспичило вам о чем-то рассказывать? Мой сын...

– Не будем о нем говорить. Полагаю, вы никогда не были счастливы в вашей жизни?

Юбер Верну молчал, уставившись на темноватые цветные узоры ковра.

– Пока имелось состояние, вам хватало простого удовлетворенного честолюбия и тщеславия. В конце концов именно вы были местным тузом-богачом.

– Это вопросы сугубо личного свойства, и мне неприятно затрагивать их.

– Вы много денег потеряли в эти последние годы?

Мегрэ при этом перешел в беседе на более легкий тон, как если бы то, что он сейчас излагал, не имело значения.

– Вопреки тому, что вы думаете, расследование не закончено и остается открытым. До сего времени оно по не касающимся меня причинам не велось согласно надлежащим правилам. Но невозможно будет долго противиться опросу вашей прислуги. Непременно захотят также сунуть нос в ваши дела, взглянуть на банковские счета. И тогда выяснится то, о чем все подозревают, а именно, что в течение уже ряда лет вы безуспешно боретесь за выживание, стремясь спасти остатки вашего состояния. Что за внешним блестящим фасадом сейчас зияет пустота, и за ним всего лишь прячется человек, которого с тех пор, как он оказался неспособным добывать деньги, нещадно третирует даже его собственная семья.

Юбер Верну приоткрыл рот. Но Мегрэ не дал ему вымолвить ни слова.

– Заодно призовут на помощь и психиатров.

Комиссар заметил, как при этих словах его собеседник резко вскинул голову.

– Не знаю, каким будет их заключение. Я нахожусь здесь в качестве неофициального лица и сегодня вечером отбываю в Париж, так что за расследование будет нести ответственность мой друг Шабо.

Я только что сказал вам, что первое преступление не обязательно дело рук душевнобольного. Добавил также, что два других были совершены с вполне определенной целью, явились воплощением довольно дьявольского замысла.

Не удивился бы, если психиатры расценили его как признак безумия, его определенной разновидности, встречающейся гораздо чаще, чем думают, и которую они определяют как паранойю.

Вы читали книги на эту тему, по-видимому, собранные вашим сыном в его кабинете?

– Мне случалось их просматривать.

– Вам следовало бы их перечитать.

– Вы что, утверждаете, что я...

– Я ни на что не претендую. Вчера я видел, как вы играете в карты. Был свидетелем вашего выигрыша. По-видимому, вы убеждены, что и в этой партии вам удастся таким же образом одержать верх.

– Никакой такой партии я не разыгрываю.

Но протестовал он вяло, в глубине души Юбер Верну был польщен тем, что Мегрэ уделяет ему столько времени и косвенным образом отдает должное его ловкости и мастерству.

– Хочу вас предостеречь от одной ошибки, которую не вздумайте совершить. Иначе, наоборот, все усугубится - случись вдруг новая резня или хотя бы ещё одно преступление. Вы понимаете, о чем я говорю? Как подчеркивал ваш сын, у безумия есть свои правила, своя логика.

И опять Верну попытался что-то вякнуть, но вновь комиссар не дал ему произнести ни слова.

– Я кончил. В девять тридцать должен уезжать, посему перед ужином надо собрать чемодан.

Его собеседник, сбитый с толку, разочарованный, смотрел на него, ничего более не соображая, попытался жестом остановить его, но комиссар решительно направился к двери.

– Дорогу найду сам.

Однако понадобилось некоторое время, чтобы он опять вышел к кухне, откуда выскочил Арсен с застывшим во взгляде вопросом.

Мегрэ молча прошел мимо, по центрального коридору добрался до выхода, сам открыл дверь, которую подоспевший дворецкий прикрыл за ним.

На тротуаре напротив дома стояли всего трое-четверо из наиболее упорных и любопытных горожан. Интересно, продолжит ли комитет бдительности свое патрулирование сегодня вечером?

Он чуть было не направил свои стопы к Дворцу правосудия, где, вероятно, все ещё продолжалось заседание руководителей органов правопорядка, но решил все же сделать так, как он заявил об этом Юберу Верну и пошел укладывать багаж. После чего вышел на улицу и, захотев выпить пива, уселся на террасе кафе "У почты".

Все посетители уставились на него. Тихо о чем-то переговаривались. Некоторые даже перешли на шепот.

Он выпил два больших бокала, не спеша, смакуя, словно находился где-то на Больших Бульварах, а родители останавливались, чтобы показать на него своим детям.

Мегрэ видел, как прошел Шалю в сопровождении какого-то типа с основательным брюшком; преподаватель о чем-то рассказывал своему спутнику, усиленно при этом жестикулируя. Он не заметил комиссара и вскоре оба прохожих скрылись за углом.

Почти совсем уже стемнело, а терраса опустела, когда он, тяжело поднявшись, двинулся к дому Шабо. Тот открыл, окинув его обеспокоенным взглядом.

– А я-то уже начал беспокоиться, куда ты подевался.

– Сидел в кафе.

Мегрэ повесил шляпу на вешалку, заметил, что в столовой накрыт стол; однако ужин, как оказалось, ещё не был готов, и его друг пригласил комиссара пройти в кабинет.

Последовало довольно продолжительное молчание, наконец Шабо, не глядя на Мегрэ, произнес:

– Расследование будет продолжено.

Казалось, он хотел сказать этим:

"Ты выиграл. Видишь, не такие уж мы и трусы!"

Мегрэ не улыбнулся, но легонько одобряюще двинул рукой.

– Отныне дом на улице Рабле поставлен под наблюдение. Завтра начнем допрашивать слуг.

– Кстати, чуть не забыл тебе вернуть это.

– Ты и в самом деле уезжаешь сегодня вечером?

– Надо.

– Я все думаю, добьемся ли мы результата.

Комиссар положил отрезок свинцовой трубы на стол, пошарил в карманах и вытащил оттуда письмо Арсена.

– Как с Луизой Сабати?
– поинтересовался он.

– Пожалуй, она вне опасности. Ее вырвало, поэтому и спаслась. Перед этим она позавтракала и процесс пищеварения ещё не начался.

– Что она сказала?

– Отвечает односложно.

– Знала, что они умрут оба?

– Да.

– И смирилась с этим?

– Он ей заявил, что их никогда не оставят в покое, не дадут наслаждаться счастьем взаимного общения.

– Ничего не говорил ей о трех убийствах?

– Нет.

– Ни о своем отце?