Мегрэ напуган

– А я недоумевала, что произошло. Видела, как люди куда-то бежали, будто что-то случилось.

Шабо поблагодарил репортера, счел должным предложить:

– Может, заглянете осушить рюмочку?

– Благодарю, но мне надо срочно отзвониться в редакцию.

– Роти, наверное, уже пережарилось. Я ждала вас к половине первого. Жюльен, у тебя утомленный вид. Вы не находите, Жюль, что он плохо выглядит?

– Маман, оставьте нас на минуточку вдвоем.

– Разве вы не будете обедать?

– Не сразу.

Она попыталась что-то выяснить у Мегрэ.

– Случилось что-нибудь скверное?

– Ничего, о чем вам стоило бы беспокоиться.

Он предпочел сказать ей правду, во всяком случае, частично.

– Ален Верну покончил с собой.

Она лишь проронила краткое:

– Ах!

И затем, покачивая головой отправилась на кухню.

– Зайдем в кабинет. Если ты только не умираешь с голоду...

– Нет.

– Тогда налей себе что-нибудь выпить.

Комиссару сейчас так хотелось пивка, но он отлично знал, что подобного напитка в этом доме не держат. Он пошарил среди бутылок в баре и наугад вытащил перно*.

____

* Перно (схож с пастис и рикар): анисовый алкоголь.

– Роза сейчас принесет воду и лед.

Шабо плюхнулся в свое кресло, в изголовье которого ещё до него голова отца оставила на светлой коже темную отметину. Коробку из-под обуви, вновь перевязанную ленточкой, поставил на письменный стол.

Следователь - это было очевидно - нуждался в том, чтобы успокоиться. Он дошел до крайнего нервного истощения.

– Может, примешь чего-нибудь крепенького?

По тому, как Шабо при этих словах взглянул на дверь, Мегрэ понял, что он перестал принимать спиртное по настоянию своей мамаши.

– Лучше не надо.

– Как знаешь.

Несмотря на довольно теплый день, в камине все равно пылал огонь, комиссару стало слишком жарко, и он был вынужден отодвинуться от очага.

– Что ты об этом думаешь?

– О чем?

– О том, что он сделал. Почему, если он не был виновен...

– Ты разве не читал его письма?

Шабо уронил голову.

– Вчера комиссар Ферон ворвался в жилище Луизы, допрашивал её, потащил в участок, продержал целую ночь в кутузке.

– Он действовал самовольно: я таких указаний не давал.

– Знаю. Но дело-то все равно сделано. Сегодня утром Ален поспешил увидеться с Луизой и обо всем узнал.

– Не вижу, в чем это меняет общую картину.

Неправда, все-то он прекрасно чувствовал, но не желал в том признаваться.

– Ты думаешь, что из-за того, что?..

– Полагаю, что этого было предостаточно. Завтра весь город был бы в курсе. Ферон, вероятно, продолжал бы терзать девушку, и в конечном счете её осудили бы за проституцию.

– Да, он поступил неосторожно. Но это не резон, чтобы лишать себя жизни.

– Все зависит от конкретной личности.

– Ты убежден в его невиновности?

– А ты?

– Думаю, что все сочтут его убийцей и будут этим удовлетворены.

Мегрэ с удивлением глянул на Шабо.

– Неужто ты хочешь сказать, что собираешься закрыть это дело?

– Не знаю. Ничего больше не знаю.

– Помнишь, что сказал нам Ален?

– В связи с чем?

– А том, что у сумасшедшего своя логика. Помутившийся рассудком, проживший всю жизнь так, что никто не заметил его болезни, не начинает убивать просто так, с бухты-барахты, без всякой на то причины. Нужно по меньшей мере какое-то событие, которое его спровоцировало бы на этот шаг. Нужна причина, которая в глазах здравомыслящего человека не выглядит основанием для убийства, но для того, у кого не все в порядке с головой, она более чем достаточна.

Первая жертва - Робер де Курсон, и на мой взгляд, именно она имеет первостепенное значение, поскольку только это убийство может послужить для нас путеводной нитью.

Кстати, и слухи в обществе тоже не возникают на пустом месте.

– Ты полагаешься на оценки уличного сброда?

– Толпа, бывает, ошибается, в проявлением своих настроений. И тем не менее, почти всегда - а я имел возможность констатировать это в течение ряда лет - существует серьезное основание для возникновения там определенных взглядов. Я бы сказал так: толпе присущ некий инстинкт...

– Иначе говоря, это Ален...

– Я не о том. Когда был убит Робер де Курсон, население увидело какую-то связь между двумя домами на улице Рабле, и в тот момент ещё не вставал вопрос о каком-либо помешательстве. Убийство де Курсона отнюдь не обязательно явилось результатом действий кого-то с помраченным сознанием или маньяка. Вполне могли иметь место убедительные причины для некоего лица, чтобы оно приняло решение устранить де Курсона или же совершило этот поступок в приступе буйного гнева.

– Продолжай.

Шабо более не сопротивлялся. Сейчас Мегрэ мог бы выложить ему что угодно, и он одобрил бы его точку зрения. Над ним довлело впечатление, что в этот момент рушились его жизнь и карьера.

– Мне известно не более, чем тебе. Затем последовали одно за другим два других преступления, оба ничем не мотивированные, оба исполненные в одном и том же ключе, как если бы убийца стремился подчеркнуть, что речь шла об одном и том же единственном виновном.

– Я полагал, что преступники в общем-то придерживаются одного, свойственного каждому из них метода.

– Я задаюсь вопросом, почему он так спешил?

– Спешил в чем?

– Снова кого-то уничтожить. Затем ещё раз. Будто очень старался укоренить в мнении людей мысль о некоем свихнувшемся типе, рыскающем по улицам города.

На сей раз Шабо вскинул голову.

– Ты хочешь сказать, что он никоим образом не спятил?

– Не обязательно.

– И что тогда?

– Это вопрос, который я, к моему сожалению, не успел всесторонне обсудить с Аленом Верну. Но в моей памяти застряло то немногое, о чем он успел нам рассказать. Даже сумасшедший не обязательно действует как таковой.

– Это очевидно. Иначе их больше гуляло бы на свободе.

– Вовсе не неизбежен также - a priori - и тезис о том, что раз он безумен, то и убивает поэтому.

– Я потерял канву твоих рассуждений. И все же: каков вывод?

– У меня его нет.

Оба вздрогнули, услышав трель телефонного звонка. Шабо снял с рычага трубку, постарался собраться с силами, изменить голос.

– Да, мадам. Он здесь. Сейчас позову его.

И обращаясь к Мегрэ:

– Твоя супруга.

Она заговорила на том конце провода: