Механический зверь. Маленький изобретатель

— Я сказала про подарок одному из вас, но кто именно его получит — решать вам, — чарующий голос богини не допускал вариантов. — Приз получит сильнейший и единственный. Деритесь насмерть!

На секунду воцарилась полнейшая тишина, нарушаемая лишь диким биением сердец и шелестом рассыпающегося в труху автомата спецназовца. Ни у кого не возникло даже мысли о том, что эти слова — просто жесткая шутка или глупый розыгрыш. В голосе богини был слышен непреодолимый закон, нарушение которого приравнивалось к страшнейшему из грехов. Семен буквально ощутил, как трещат его кости, а волосы на голове встают дыбом, когда вся мощь этого приказа обрушилась на его смертное тело.

А затем, словно снятое со стоп-кадра кино, мир закружился в бешенном танце.

Ученый, до этого выглядевший пусть взволнованным и испуганным, но не потерявшим достоинства, превратился в едва шевелящийся комок стонов и причитаний. Видимо, он только сейчас понял, что происходящее вокруг — не сон и не розыгрыш.

Боец, напротив, явно воодушевился. В его глазах читалась неприкрытая агрессия и жажда чужой крови. Жуткое зрелище, особенно когда у такого человека в руках армейский нож. Лишь война могла столкнуть двух таких непохожих персонажей в таких первобытных обстоятельствах: убей или убью тебя. И не было никаких сомнений, кто выйдет победителем из этой схватки.

Рукоять кинжала с тошнотворным хрустом врезалась в череп доктора наук. Еще двенадцать дюймов стали к тому моменту уже были внутри его серого вещества. Свернувшееся калачиком тело обмякло и затихло, этот, наверняка выдающийся человек уже никогда не сделает ни одного открытия.

Зрелище это было страшным, вот только сейчас Семена волновало отнюдь не оно. И даже не человек, шедший на него в атаку. Неуклюжими движениями, покрывая ладони порезами, молодой водитель отмахивался от скальпеля, крепко сжатого в руке Вайдо Янсонса.

В глубоко посаженных глазах доктора горел страх. Сейчас ему было плевать на все награды и призы. Он просто не хотел умирать. Тот, кто всю свою жизнь спасал людей, перед лицом смерти предал данную когда-то клятву “не навреди”. Желание жить — величайшее стремление всего, что этой жизнью обладает, взяло верх над моралью, этикой, товариществом и всем тем, что бережно взращивала в человеке цивилизация. Перед лицом смертельной угрозы показались все те первобытные инстинкты, что обычно мирно спали внутри.

Несмотря на то, что два пальца из десяти перестали ощущаться, а по рукам стекала теплая и липкая кровь, Семен думал совсем о другом. Его волновал один-единственный вопрос. Почему он в порядке? Ученый, не способный в последнюю секунду перед смертью перестать рыдать и пачкать рубашку слюнями, солдат, сейчас с остервенением покрывающий его труп десятками ударов и доктор, с диким смехом пытающийся всадить молодому человеку в горло острое лезвие.

Чем он, простой водитель, в прошлом отличный инженер и ужасный муж, чем он заслужил эту муку: кристально чистым сознанием осознавать чужое безумие? Это не был страх, отвращение, пренебрежение… он не испытывал к этим людям ненависти или жалости, не хотел их смерти, как и не хотел их спасения. Он просто смотрел. Даже не так. Он наблюдал. Как ученый, постукивающий по стеклу клетки с красноглазыми крысками.

Семен был абсолютно спокоен. Он не пытался сделать ничего, что бы изменило ситуацию в ту или иную сторону. Даже сердце билось ровно и четко, словно не висела на волоске его жизнь. И вот именно это состояние было самой настоящей пыткой. Где-то там, очень глубоко, молодой человек бился в дикой агонии, наблюдая, словно бы со стороны за движениями своих же рук. Боль была не физической, но от того казалась в сотни раз страшнее. Ощущение пустоты разрывало его на части, затем собирало по кусочкам и снова дробило миллионами осколков.

Он не знал, сколько это длилось, но, когда пришел в себя, представшая перед его глазами картина была, мягко говоря, неприятной. Все три тела, включая уже давно мертвого ученого, растекались по песку неясным кровавым месивом, в котором угадать человека можно было только по обрывкам одежды. Судя по всему, соревнование подошло к концу. Вот только победитель был уж слишком неожиданным.

— А ты мне нравишься, — горячее дыхание обожгло Семену ухо. Дернувшись словно ужаленный, он на одних рефлексах махнул себе за спину рукой. Однако кулак, вместо того чтобы встретить сопротивление, прошел через пустоту. Богиня стояла на том же месте, где и раньше.

— Почему? — сил, еще недавно бивших через край, хватило только на едва слышный шепот.

— Ты единственный, кто сохранил ясность рассудка. Это похвально. Что бы ты не думал, я не жестока, наоборот, предпочитаю разум мышцам.

Тонкий женский силуэт сейчас сидел в глубоком кресле с высокой спинкой. Семену такие всегда очень нравились, в детстве, он это отчетливо помнил, такое стояло в доме его деда. Красивое, чем-то похожее на раскрывшего пасть бегемота, уже тогда очень старое, но от того только более удобное. Не раз и не два отец находил его уснувшим в этом пережитке старинного максимализма. К сожалению, тот дом, а вместе с ним и кресло, исчезли в страшном пожаре.

И вот, сейчас, богиня заняла его любимое место. Было ли это простым совпадением или она как-то выудила эти воспоминания из его головы — он не знал и не хотел знать.

— Нет, — потребность ей возразить поднялась откуда-то из самых глубин его души. — Я потерялся в собственном бездействии. Это не то же самое. Я проиграл.

— Как ты смеешь ставить под сом… — Борисов, сейчас, словно верный дворецкий стоявший за плечом богини, попытался вставить свои пять копеек. Старик явно испытывал к этой женщине не столько страх и благоговение, сколько самую настоящую любовь.

— Хватит, — ее голос был, как и раньше, тверд и строг. — Я, кажется, сказала, что победителем становится тот, кто выживет. Так что это ты.

— Мне ничего от вас не нужно, — молодой человек даже сам поразился своей наглости.

— Почему же? Я могу подарить тебе богатство, славу, женщин, вечную жизнь! Все, о чем мечтают другие может стать твоим, — она не уговаривала, просто констатировала факты. Но именно поэтому его отказ был еще более грубым.

— Нет. Я не хочу заключать сделок ни с богом, ни с дьяволом. Можете превратить меня в подливку для спагетти, как этих бедолаг, но я пас.

— Да уж… — она чуть наклонилась вперед. — Из них всех ты точно лучший. Знай же, что и это испытание ты прошел. А теперь — до скорой встречи.

Это были последние слова, что Семен Лебедев услышал в этой жизни.

— Сообщение было доставлено?

— Ну… не совсем…

— Выражайся яснее, мы тут все в одной лодке, нет смысла юлить.

— Его душа охранялась, мы не смогли вмешаться напрямую.

— Все предусмотрели. Вот за… погоди. Почему тогда “не совсем”?

— Потому что кое-что передать все-таки получилось. Правда, из-за надзора темных, послание осталось неактивным и останется таковым до выполнения одного условия.