Механическое сердце Fatum

Хованский кивнул в сторону стены, испещрённой дырами, пробраться через которые мог даже взрослый человек.

— Кроме тебя, — он засмеялся, показывая на полную девушку, — ты в них не пролезешь. — Поклонник Хованского, узнавший его ранее, гоготнул, но Юра вопреки ожиданиям прикрикнул на него. — А если серьёзно, народ, всем надо держаться вместе. И сейчас мы все вместе пойдём туда, где вы будете ждать… Эх, да не знаю я, чего мы ждём. Просто идите туда, где остальные. Отдохнёте там.

Говоря «туда, где остальные», Хованский мог подразумевать любое место, но им оказалось метро, вход в которое был наглухо замурован железной дверью, отдалённо напоминавшей ту, которая встретила людей на входе в город. «Транспорта здесь нет, — сказал Хованский, отвечая на вопросы. — В городе транспорта вообще нет. Днём здесь так пусто… как сейчас. И опасно. Это сегодня тихо, но вы лучше на поверхности не появляйтесь. Всё, что сейчас не делается — только для общей безопасности».

Приложив подвеску-ключ к точно такому же «индикатору», который был на Воротах с внутренней стороны, Хованский поспешил в этот раз отойти в сторону. Ворота оказались раздвижными, и их створки въехали в выдолбленные разъёмы в соседних домах, с которых тут же посыпались кирпичи и штукатурка. Впереди открылось тёмное пространство с ведущей вниз лестницей. Раздались тихие шаги: кто-то бегом поднимался наверх — и из темноты на свет улицы выскочил парень в потрёпанной джинсовой куртке.

— О, как давно я света белого не видел! — воскликнул он. — Привет, Юр.

— Опа, — Хованский вмиг повеселел. — А ты тут откуда? Я ж сказал, чтоб встречал их бухой Яникс или Галат. Ты всю атмосферу испортил.

— Ну это вообще жесть, — парень пожал Хованскому руку. А затем он представился.

Его звали Рэнделл и второй фразой, с которой он обратился к людям, была просьба смотреть под ноги при спуске.

Они шли в темноте, слабо пробиваемой светом фонарика в руках Рэнделла, отчего спуск был медленным. Парень извинился за это, сказав, что генератор, снабжающий электроэнергией эту часть подземки, полетел всего несколько часов назад, а принести новый со склада и подключить его элементарно времени не хватило. И люди, которые могли бы сделать это, отсыпаются после тяжёлой ночи.

— Вы можете выбирать, остаться здесь или идти наверх, — повторил названный проводник за Хованским. — Младшие обычно остаются, — сказал он, и Мэд почувствовал, что в этот момент взгляд Рэнделла был направлен в его сторону. Они спустились по длинной лестнице и уже стояли на открытой площадке, а Рэнделл светил своим фонариком на дверь. — Когда вы узнаете о Петербурге больше, сможете сами выбрать, кому принадлежать. А пока что… — он толкнул дверь вперёд. — Добро пожаловать!

Цветные лазерные лучи сквозь открытую дверь вырвались наружу. Рэнделл привёл всех на мостик огромной площадки, служившей некогда холлом метрополитена, но преобразованной под огромный танцпол. Окружённая ресторанными столиками, стойками и сверху — лабиринтом лестниц, ведущего с мостика второго этажа вниз, эта зона отдыха, по-другому которую было не назвать, кишела людьми, тонущими в свете софитов и миллиардов неоновых огней, которыми было подсвечено без малого всё.

— Ну да и пусть осуждают, не понимают, но продолжай своё дело. Масло в огонь подливаю, я им отвечаю: ну и чё? — в самом центре танцплощадки замолчал и остановился парень в кепке. Он взглянул наверх, увидел Рэнделла и громко крикнул, призывая остальных следовать его примеру:

— Поприветствуйте гостей!

Зал разразился звонкими криками. Мэд смотрел на всё это с мостика, в отличие от остальных, не спускаясь вниз. Картинка открывалась та ещё, но общая атмосфера развязности и веселья словно успокаивала. Он попал в мир подростков, в мир вседозволенности. Всполохи ярких красок, громкая музыка, запах алкоголя, заполнивший всё вокруг. Совсем не то, что понравилось бы взрослым. И правда, подумал Мэд. Взрослых здесь не было совсем.

— Впечатляет, да? — со спины к нему подошёл Рэнделл. Мэд недоверчиво повёл бровью.

— Чушь какая-то, — честно сказал он. Рэнделл вздохнул, скрестив руки на груди. Скорчил лицо мыслителя, постоял с ним пару секунд и глубокомысленно изрёк:

— Именно. Но ты этого не слышал. — Он рассмеялся и заговорщически подмигнул. — Договорились?

========== 4. Расскажи мне обо всех ==========

Schokk & Oxxxymiron - То густо, то пусто

Огромный гудящий муравейник поземки принял гостей оживлённо и тепло. Люди проявляли к новеньким неподдельный интерес, потому что многие из них когда-то точно так же оказались здесь, забытые в своих родных городах чем-то, решившим показать свою власть над этим миром. Компании набегали со всех сторон и растаскивали новичков, спустившихся вниз. Тормошили их за плечи, пытались перекричать музыку, звали с собой, затягивая в бешеный вихрь танцев, иллюминации и необузданного веселья.

Показать Мэду, как здесь всё устроено, вызвался Рэнделл. Минуя лабиринт приваренных к стене узких лестниц, они спустились вниз, где неприметная дверь, выкрашенная в цвет стены, открыла им проход в узкое помещение. Едва не столкнувшись с девушкой, вылетевшей им навстречу, мальчишки без труда прошли через пустую кладовку и открытую железную дверь в пространство между несущими стенами. Новый зал — гораздо меньше первого — служил своеобразной перемычкой, куда сходились множество коридоров, длинных и коротких, первым этажом выходя на искусственный каменный сад, а вторым — на мостик над ним, лестницы которого выглядели гораздо надёжнее.

— Мы живём здесь, — рассказывал Рэнделл, ведя Мэда по коридору, который напоминал шаттл космического корабля, а совсем не петербургскую подземку. — Знаешь, что это? Это бомбоубежище, но мы его так не зовём. Вход нашли случайно, и решили, что лучше ничего и быть не может. Полмиллиона человек вместит в себя без проблем, поэтому комнат свободных очень много.

Коридор был метра два высотой; стены выкрашены белым и жёлтым, на их фоне выделялись ярко-красные двери с белыми номерными табличками. Они были рассеяны в хаотичном порядке по обе стороны коридора — комнаты за ними были разного размера. Пол устлан плиткой, под потолком через одну светились вытянутые люминесцентные лампы — Рэнделл за делом пожаловался, что они скоро сдадут.

Комната, к которой они подошли, находилась в середине коридора. Рэнделл открыл дверь комбинацией шести цифр, набрав их на автомате так быстро, что разглядеть код было невозможно.

В маленькой комнате не больше десяти квадратных метров площадью размещались узкая кровать, письменный стол, большая многоуровневая полка во всю стену и узкий шкаф при входе — только самое необходимое, что могло уместиться на таком пространстве. В комнате царил относительный порядок иллюзии скорой уборки, когда все вещи, лежащие обычно не на своих местах, на скорую руку были собраны и помещены в одно место — на письменный стол. Голые стены были покрыты бежевой краской, над кроватью на неё были приклеены плакаты. Окон в комнате не было, а источником света являлась лампочка, подвешенная под потолком.

— Моя, — похвастался Рэнделл. — Справа Лизка живёт, слева и напротив комнаты пустуют. В этом крыле немногие остаются. Предпочтение отдают тому, где обосновался Ивангай.

— Ивангай? — переспросил Мэд.

— Ты не знаешь? Серьёзно? А, да… — Рэнделл вспомнил, что Мэд упоминал о проблемах с памятью. — Знаешь, новенькие часто говорят о таком. О том, что не могут вспомнить каких-то вещей, испытывают чувства, о которых не знали ранее, либо ведут себя неестественно. Всё это пагубное влияние Фатум.

— Фатум значит «судьба»? — спросил Мэд.

— Фатум значит Фатум, — хитро улыбнулся Рэнделл. — Никто не знает, что именно представляет собой Фатум, но его винят в произошедшем с человечеством. А мы, бездушные твари, лишены чувств: отказываемся от сострадания, веселимся.

— Ларин ничего про это не говорил.

— Ларин? — Рэнделл подошёл к соседней комнате и поинтересовался, не против ли Мэд обосноваться здесь. — Он темнит и недоговаривает. Спрашивать надо у Хованского, он якшается с Оксимироном, а Оксимирон знает больше всех. — Рэнделл открыл другую дверь. — Прошу.