Mein lieber friend
Шрифт:
Я представил себе картину.
Утро. Мэри входит в палату. Присаживается ко мне.
Начинает принюхивается. Морщит нос. Просто презрительно морщит нос…
Эх! Жаль, что моя болезнь не смертельна. Я готов был умереть. Честное слово. С мертвого – какой спрос?
Выскреб все из тумбочки. Осторожно выглянул в коридор. Никого. Пробежал мимо столика дежурной сестры. Голова немного закружилась. В туалете тоже никого. Включил воду. Эта чертова жижа не так то легко
– Зачем ты встал?– удивилась она.
Я не мог и слова сказать.
– Зачем ты встал?– повторила она.
Я молчал.
– У тебя строгий постельный режим. Тебе нельзя вставать.
Я не двигался.
– Ну?
Я не двигался.
– А ну ка зайдем, – сказала она.
Мы зашли к ней в кабинет.
– Ну? Чего молчишь?
– У меня сегодня моча уже почти совсем белая, – это все что я сумел из себя выдавить.
– Еще не совсем, – улыбнулась она.
От нее веяло неведомым мне ароматом.
– Дай мне руку.
Я дал, другой рукой держа перед собой мокрые кальсоны и простыню.
– Какая холодная рука. У тебя хорошие родители, – улыбнулась она. – Папа такой серьезный.
Причем здесь родители? Причем здесь папа? К чему это она? Наверное, что-то отразилось на моем лице. Разочарование или что-нибудь в этом роде. Она вдруг наклонилась ко мне и поцеловала в щеку.
Комок застрял у меня в горле. На миг я почувствовал, как проваливаюсь куда-то и краснею. Но только на миг. Моя ладонь все еще была в ее руке.
– Он сказал, что вас накроет сегодня.
– Что?
– Он сказал, что вас накроет сегодня.
– Кто?
– Геолог. Он сказал, что вас накроет сегодня.
– Какой геолог?
– Ну тот…У окна.
Она явно не понимала о чем я.
– Геолог сказал, что вас накроет сегодня, – закричал я.
Она улыбнулась.
– Иди ложись, дурачок. Ты чего так раскричался?
Меня аж передернуло. Мне вдруг все стало ясно. Она с ним заодно. Она была с ним. С этим геологом. Точно. И с вертолетчиком. А может даже и с Толстяком. Все они заодно.
Я развернулся. И бросился вон из кабинета. Упал на голый матрас. Накрылся одеялом с головой и заплакал.
После больницы к бабуле я уже не вернулся. Родителя забрали меня к себе.
Видимо тяжелые времена закончились.
А может у Бога Иисуса очередь подошла.Скучал ли я по ней? Конечно. Но недолго. Новые друзья. Новые знакомые. Чуть было не написал новые родители. Ха! А через полгода бабуля неожиданно умерла.
– Почему так рано…Так рано… – плакала мать.
– Все люди умирают когда-нибудь, – утешал я ее. – И бабуля не исключение.
ЁЛКИ ВОТ ИМЕННО
Мы не виделись с Чиной лет пятнадцать, с тех пор, как я перебрался в Куйбышев. А тут вдруг встретились у пельменной на углу Льва Толстого и Галактионовской.
– Слушай, я хочу пельменей, – сказал Чина. – Год не ел пельменей.
Мы заняли столик. Взяли каждый себе по целой порции.
–Тепло здесь, – Чина осмотрелся. Разлил по стаканам водку под столом.
– Представляешь Кент…После учебы распределили меня на завод. Первый рабочий день. Прихожу в отдел кадров. Инспекторша в документы мои уставилась.
– Чинаков? Игорь Иваныч? Так, так …Сегодня какое число Игорь Иваныч? спрашивает.
А я смотрю на нее. Глаз оторвать не могу.
– Правильно тридцатое, – говорит. – А вы когда должны были прибыть к нам по распределению?
А я хер ее знает. Только плечами пожимаю.
– Правильно тоже тридцатого. Но только не сентября, Чинаков. А августа. Понимаете? Августа. Месяцем раньше, понимаете?
Я все смотрю и смотрю на нее. Вернее не на нее, а на ее огромные сиськи. Такие огромные. Практически на столе лежат.
– О чем вы думаете, Чинаков?
Опять плечами пожимаю. Да ни о чем таком я не думаю. Вернее о том, что неплохо бы, чтобы у Викули моей тоже были такие сиськи и чтоб они росли у нее не только спереди, но и сзади, на спине.
– Хорошая идея, – говорю ему. – А Викуля не против?
– А кто ее дуру спрашивает? Но согласись, Дэн. Это было бы очень удобно во всех отношениях.
– А то….
– Так вот…
В армии служил? – спрашивает инспекторша.
Я кивнул.
– Ладно. Иди в седьмой цех. Они уже звонили.
Иду в седьмой цех. Начальник бегает по кабинету из угла в угол.
Смотрю – это же Тихий. Я его жене химию на вступительных сдавал. Думал – проскочу на шару как боксер перворазрядник. Сначала все шло гладко. Кого вы знаете из великих русских ученых химиков? – спрашивает она. Ломоносов – говорю. Тут она вдруг понты стала кидать – назовите формулу соляной кислоты? А я хер ее знает… Эс о три – говорю. Блин. Чуть не засыпался.
Конец ознакомительного фрагмента.