Мелочи жизни

— Ну что вы! Дом действительно замечательный. Настолько, что я решила... — Ползунова выдержала паузу. — И теперь он мой!

— Не понял. В каком смысле? — проговорил Игорь Андреевич очень медленно и устало. Он чувствовал, что еще немного, и ему явно понадобится какой-нибудь успокаивающий укол.

— В прямом. Я приватизировала этот особняк. По документам это называется как-то иначе, но смысл не меняется. Теперь здесь хозяйка я.

Шведов поднял на Ползунову красные от усталости глаза.

— Коньяк не предложите? — наглела на глазах новая хозяйка дома моделей. — Зря. Пришлось повозиться, конечно, фирму зарегистрировать. Но зато теперь... Кстати, спасибо за ремонт. Мне бы никогда не осилить такую организационную бурю.

— Ах так, значит, вы и есть это самое мифическое малое предприятие «ПОЛЕ»?

— Ну почему же мифическое? Ползунова Лена. Вот и получилось «ПОЛЕ». Все очень реально. Я же обещала вам свадебный подарок!

Вошла Регина.

— Елена Александровна, как хорошо, что вы пришли. У нас тут такая проблема!..

— Мне передали, что вы звонили, — Ползунова даже не оглянулась.

— Если я умру не в среду, это будет ошибкой календаря, — уронил Игорь Андреевич мрачно.

Юля осторожно постучала.

— Да! — послышался из-за двери знакомый голос. Юля вошла.

Маша сидела на кровати. Увидев дочь, в замешательстве замерла, не в силах произнести ни слова.

Так они и смотрели молча друг на друга: Юля, застыв у входа в палату, Маша — со своей больничной койки.

Наконец Юля не выдержала. Бросилась к матери.

Они плакали и целовались. Целовались и плакали. И ничего, никаких слов. Только: «Мама...», «Юленька...», «Мама...», «Юленька...».

Вдруг Маша медленно опустила руку на грудь.

— Что с тобой?! — испугалась Юля.

— Ничего-ничего. Все хорошо, — бледнея на глазах, проговорила Маша.

— Сердце?

Маша только согласно прикрыла глаза.

— Я сейчас кого-нибудь позову! — Юля вскочила.

— Нет-нет! Мне уже лучше.

— Но так же нельзя!

— Это просто слабость. Я слишком долго лежу. — Маша попыталась улыбнуться. — Сколько же мы не виделись?

Юля смущенно пожала плечами.

Маша накрыла Юлину руку своей. Она вообще все время старалась прикоснуться к дочери, дотронуться до руки, погладить по волосам — так выражалась томившая ее все время разлуки тоска.

— Ну как у вас дела?.. — спросила мать.

— Нормально.

— Ты не изменилась.

— Действительно, нормально. Папа на новую работу устроился. Еще лучше старой.

— Я знаю. Он приходил. А ты?

— А мне что сделается! Дом — училище, училище — дом.

— Что бабушка с дедушкой?

— «Болезни развиваются по графику»!

— Это дедушка так говорит?

— Ну!..

Разговор явно не клеился.

Так бывает у близких людей, когда они долго не видятся и когда старые противоречия и конфликты все еще витают над ними, не желая отпускать.

— Мам... Ты когда выписываешься?

— Видимо, послезавтра.

— А ты куда из больницы поедешь?.. — Юля опустила глаза долу.

Воцарилась тягостная пауза.

— У тебя есть предложения? — попробовала пошутить Маша.

— Да. То есть... В общем, я хочу сказать... — Юля путалась в словах.

— Что, если я поеду к Игорю Андреевичу, то тебя мне не видать как своих ушей?!

— Я была у него, — молвила Юля. — Сегодня.

— Зачем?!

— Это неважно. Дела... Ты ему очень нужна, — сказала вдруг Юля.

Маша посмотрела на дочь недоверчиво.

— Он любит тебя.

— Я знаю.

Маша попыталась заглянуть дочери в глаза, но Юля отвела взгляд. Встала. Подошла к окну.

— Ты по-прежнему влюблена в него? — спросила мать.

— Это не важно.

— А что важно?

— Важно?.. Важно... Если вы любите друг друга, чтобы вы были счастливы. — Юля неожиданно расплакалась.

— Юля! Юленька!..

Поднявшись с постели, Маша приблизилась к Юле. Обняла. Стала успокаивать.

— Ну не надо. Не надо.

Юля стала понемногу затихать.

— А что же будет с папой? Или он меня разлюбил? — Маша продолжала гладить дочь по волосам.

Юля покачала головой.

— Вот видишь!

— Но ты же не можешь без Шведова!

— Я все могу, — тихо сказала Маша. — Я только должна знать, для чего.

— Мама, но нельзя же все подчинять долгу! Ты же сама всегда говорила, что на свете нет ничего выше любви!

— Я так говорила?.. Может быть. Но я ошибалась.

— Шведов умрет без тебя...

— Не преувеличивай.

— Я знаю. Я чувствую.

— Что ты можешь чувствовать!.. — выговорила Маша в сердцах и, тут же осознав свою бестактность, принялась извиняться. — Прости, прости меня.

— Он не выдержит, — повторила Юля, ничуть не обидевшись на Машины слова.

— Он выдержит, — возразила Маша уверенно. — Он сильный.

— Он выдержал бы... Если бы знал зачем. «Любовь подобна кори: чем позже она приходит, тем опаснее».

Маша удивленно посмотрела на дочь.

— Это дедушка.

— Все-таки ты изменилась. Ты очень изменилась, — не сразу проговорила Маша.

— Кого ты больше любишь? Папу или его? — спросила Юля.

— А кого ты? Папу или его? Юля не ответила.

— Любить — это значит перестать сравнивать! Папа — это папа. Он — это... В общем... если вы, конечно, меня пустите... Я возвращаюсь к вам! — сказала Маша четко.

— Мамочка!.. — Юля бросилась матери на шею.

— Понимаешь, это было как наваждение, как болезнь. Мне всюду виделся он, я постоянно о нем думала... А сейчас я выздоравливаю. Тяжело, с рецидивами, но выздоравливаю... И я хочу домой. К тебе, к Сашке, к твоему папе — моему мужу...

В коляске забылась безмятежным сном маленькая дочка Насти Костиковой. Сама же счастливая мать катила коляску по улице.

— Настька! — Завидев Костикову издалека, Юля быстро подбежала и обняла подругу.