Мелочи жизни

— Какое зеркало, Маша?! Побойся Бога! Это же — Фигаро! Фи-га-ро!

— Да хоть папа римский! Почему я должна себя чувствовать каким-то бесправным кротом?!

— Кем?!

— Кротом. Щенком подопытным!

— Так, еще одно слово — и Алик сделает из тебя новобранца. А потом я позову филиппинца с Семендяевой и отправлю тебя с ними на Филиппины. Будешь служить в филиппинской армии и с тоской вспоминать о родине.

— Ну, знаете, Игорь Андреевич!..

— А еще раз назовешь меня Игорем Андреевичем... — Шведов на мгновенье задумался, прикидывая достойную кару, — я позвоню голландцу. Да-да. Тому самому, который имел неосторожность нас познакомить, и скажу, что его учительница русского языка, которая и мне поначалу удивительно понравилась, на самом деле никакая не учительница, а агент. Агент, подосланный к нему всемирной лигой зануд и дурынд!

Маша уже собиралась ответить все, что она думала по поводу модельеров, голландцев и всемирных лиг, когда в комнату влетела Регина.

— Виновата, — с порога выпалила она.

— Региночка, мы же договаривались, — укоризненно покачал головой Шведов. — Меня нет. Я умер. Жива только вечная обо мне память.

— Ай эм сори, Игорь Андреевич. Небольшой форс-мажорчик. Все шестнадцать костюмов для клипа режиссер требует почему-то за сутки до съемок. Я ему говорю: за час привезем — что они там ночью отсвечивать будут, правильно? При нынешнем-то воровстве! Унесут — и не заметишь! Так он права начал качать! Вопит как резаный!

— Ну, естественно, потому что он профессионал, а ты... солнышко. Видишь ли, дорогая, есть такая стадия — называется «освоение костюмов», и это, между прочим, входит в контракт. Ну не могут шестнадцать девок натянуть на себя костюмы прямо перед включением камеры. Поняла?

— Поняла, но не прочувствовала, — недовольно заявила Регина. — Кто за это отвечать будет? Я имею в виду, если они пропадут? Вы же сами с меня голову снимете! С ними же полк охраны посылать надо.

— Ты еще скажи — дивизию!.. И совсем не обязательно полк. Одного морского пехотинца будет вполне достаточно, — устало пояснил Шведов.

— Артюши, что ли?

— Ты меня иногда потрясаешь! У нас что, есть другие морские пехотинцы?

— Все ясно, Игорь Андреевич, — вздохнула Регина. — Разрешите приступать?

— Приступай, солнышко, приступай, роднуля! — И Шведов обернулся к Маше.

Бросив цепкий, профессиональный взгляд, Игорь Андреевич остался доволен.

— Ну что ж, Мария Петровна. Пожалуй, я еще крепко подумаю, подпускать ли вас к зеркалу.

— Неужели так страшно?

— Напротив, солнышко, напротив. Предчувствую шок совсем иного рода.

Маша вдруг посерьезнела.

— Скажи, а ты всех окружающих тебя женщин «солнышками» называешь?

— Нет. Только любимых. —А нелюбимых?

— Нелюбимых — рыбками, — почему-то раздражаясь, ответил Шведов.

— Небогатый лексикончик.

— Куда уж нам! Мы ж русскому языку не учим. Наше дело маленькое — народ одевать.

— Народ к твоему салону и близко не подойдет, — оборвала Шведова Маша.

— Это смотря какой народ.

Игорь Андреевич ответил уверенно. Чувствовалось, что вести подобные разговоры ему не впервой.

— Простой народ. Обычной нашей женщине, чтоб твое платьице купить, нужно лет десять работать не разгибаясь. Или пятнадцать?

— Не могу с тобой не согласиться.

— Вот и надо говорить, что работаешь не для народа, а для элиты, — удовлетворенно заключила Маша.

— А что в этом плохого, солнышко? — Шведов по-прежнему был спокоен. — Сегодня для элиты, завтра — для народа. Тут же все очень просто: нужно только захотеть купить мое платье. Вот и все дела.

— Ну да! — Маша скептически хмыкнула. — И дед-мороз принесет его тебе на дом.

— Почти угадала. Только этим дедом-морозом будешь ты сам. Или — сама. А почему нет?! Я ведь как рассуждаю: если ты хочешь жить лучше, значит, для этого нужно немножко больше поработать. Совсем немножечко. Все очень просто. Каждый человек — дед-мороз своего счастья. — Подумав, Шведов улыбнулся и заключил: — Или баба-яга.

— До чего ж ты собой доволен! — Маша неприязненно посмотрела на Шведова. — Тебе хорошо рассуждать. Ты — всемирно известный модельер! С филиппинцами вон торгуешь. Клипы снимаешь. Тебе по утрам в автобусе ноги не отдавливают — на белом «мерседесе» ездишь. Со всей семьей в одной комнатенке не ютишься — салон в центре Москвы имеешь. Не всем так везет в жизни. — Маша на мгновенье замолчала и, словно решив добить Шведова, издевательски добавила: — Солнышко!

— Ты где родилась? — мгновенно среагировал Игорь Андреевич.

— В каком смысле? — растерянно переспросила Маша.

— В прямом.

— В Москве, — удивленно ответила Маша. — А, собственно, что ты спрашиваешь? .

— А я, солнышко, в Челябинской области. Ты даже города такого не знаешь. Не знаешь, не знаешь! В детский сад я ходил в Ямало-Ненецком национальном округе, а первые три класса учился в Средней Азии. С четвертого по шестой в Прибалтике, а закончил школу — в Смоленске, потому что мой папа, от которого я, как ты сообщила, унаследовал и автомобиль и салон в центре Москвы, был военным строителем, и каждые два-три года его переводили на новое место.

Шведов перевел дух. А может быть, задумался, стоит ли продолжать? Помолчав немного, он все же продолжил:

— А моя мама всю жизнь работала библиотекарем... и когда папа умер — а мне тогда было четырнадцать лет, мы с мамой вдвоем жили на ее семьдесят рублей и на папину сторублевую пенсию... И работать я пошел в шестнадцать лет на самый что ни на есть завод самым что ни на есть рабочим. А потом четыре года служил на флоте...

— Прости, прости, — перебила Шведова Маша. — Я не хотела тебя обидеть.

— А ты меня совсем не обидела. Ну нисколечки! Я просто наконец решил тебе объяснить, что к чему. Тебе же, наверное, интересно узнать мою биографию? Не правда ли?! Но если бы я даже родился в Москве, в семье академика, это бы все равно ничего не меняло. Только в том случае, разумеется, если бы я родился с талантом.

— А ты себя любишь.

— Конечно, люблю. Себя нужно любить. А иначе в жизни ничего не получится. Кстати, солнышко, ты «Гороскоп президента» видела?

— Нет. А что это?

Шведов укоризненно посмотрел на Машу.

— Это же фильм века. Четыре «Оскара». В главной роли Гаррисон Форд.

— Готово, Игорь Андреевич.

Маша вздрогнула. Прозвучавший у нее за спиной голос принадлежал Алику-Фигаро.

— Как? — Маша изумленно посмотрела на парикмахера. — А вы разве?..

— Это у него временное, — улыбнулся Шведов. — В перерывах. А как только работать начнет — все. Глухонемой. Кстати, из семьи академика. Правда, Алик?

Фигаро кивнул.

— Ну я пойду?