Мелочи жизни

«...Я люблю людей и верю им, — вещал модельер. — Но все-таки больше всего на свете я верю в работу. В свою трудную каждодневную работу».

«И она отвечает вам взаимностью?» — не сомневаясь в ответе, спросил корреспондент.

«Надеюсь, что да. Во всяком случае, она еще никогда меня не предавала».

«Спасибо вам большое за интервью, Игорь Андреевич».

«Вам спасибо».

На кухне царил раскардаш, как во время ремонта или переезда. Мебель, стиральная машина и даже холодильник были отодвинуты от плинтусов, табуретки и стулья, задрав к потолку ножки, лежали на столе.

За холодильником, невидимый для глаз людских, громко чертыхался Сергей.

— О Боже... Что здесь происходит? — уже вполне пришедшая в себя или, по крайней мере, приведшая себя в порядок Маша заглянула на кухню.

Из-за холодильника выглянул Сергей. Руки его были в резиновых перчатках, рукава рубашки засучены.

— Младший сержант Кузнецов. Выполняю приказ командования, — отрапортовал он. — Кстати, здравия желаю. То есть доброе утро, мадам.

— Какой еще приказ? Что ты мелешь?

— Товарищ генерал! — бодро продолжал Сергей. — Вы же сами вчера возмущались небывалым нашествием тараканьих полчищ на вверенную мне кухню. И даже, осмелюсь напомнить, изволила заявить, что пока последний представитель вражеских войск не будет уничтожен...

Под суровым взглядом жены Сергей сник и закончил свою речь уж совсем невыразительно:

— Вы не переступите порог... данной кухни...

— У вас все?

— Так точно! Только вот чихаю теперь от антитараканьего дезодоранта...

— Паяц!

— Прикажете посмеяться над разбитой любовью?

Глаза Маши моментально наполнились влагой, по щеке скатилась слеза.

— Маша... Что с тобой? — растерялся Сергей. — Что с тобой происходит?

— Я не понимаю, вы что, все сговорились, что ли?! Дочь с утра над ухом с пылесосом бегает, муж... — неожиданно взорвавшись, плаксиво произнесла Маша. — А тебе не приходило в голову, что я, например, позавтракать хочу? А? Кофе выпить? Которого ты наверняка не купил?! А между прочим, мог бы хотя бы раз в неделю доставить единственной и любимой жене такое удовольствие! Или у тебя много жен?

— Машенька, что с тобой?.. Есть же кофе... — удивленно проговорил Сергей.

— Естественно, есть. Естественно! Потому что я его купила! И все в этом доме всегда покупала и покупаю я! И готовлю я! И убираю я! И стираю, и глажу тоже я! И живем мы, между прочим, на мои деньги! Да-да! И нечего нос воротить! Надо глядеть правде в глаза, мое солнышко! Надо быть мужественным! А все вокруг только и твердят: ах, с Сереженькой надо бы поделикатнее, ах, Сереженька в трудном положении! А я не в трудном положении?! Вкалываю от зари до зари и даже не могу нормально позавтракать в собственном доме!

— Ну завтракай, пожалуйста... Кто тебе мешает... — не сдержал раздражения Сергей.

— Как? Как я могу здесь завтракать? Это же... Это какоето Сараево, а не кухня! Или ты предлагаешь мне пить кофе, сидя верхом на холодильнике?!

— Ну... Я сейчас все уберу...

— Да уж, пожалуйста! И желательно побыстрее!

С этими словами, едва не сбив с ног входившую на кухню Юльку, Маша выбежала прочь.

— Ну что, получил?

— Не то слово.

— Говорила тебе, не связывайся ты с этими тараканами... Только хуже будет, — философски заметила Юля. — С ней инициативу проявлять нельзя!

— Ладно, — отмахнулся Сергей, — сама хороша. Нашла когда пылесосить.

— Ваша правда, дяденька, виновата... — понуро согласилась Юлька.

— Ты не знаешь, что с ней?

— Понятия не имею. Для климакса вроде рановато. Ой, а может, просто...

— Да ну тебя!

— Кстати, ты картошку так и не купил? — идя по маминым стопам, строго спросила Юля.

— Ой! Забыл совсем!

— То-то и оно. Беги скорее, а то четвертуют. Причем в лучшем случае!

— Спасибо. Сейчас я тут... — Сергей начал было торопливо передвигать холодильник, но вдруг остановился. — Слушай, Юлька, я вот что сейчас подумал: а может, ей цветы купить? Знаешь, все-таки...

— С ума сошел?

— Почему? Она цветы любит...

— А потому что: и так еле-еле концы с концами сводим, а ты еще тут деньгами швыряешься! Миллионер безработный! Ты хоть копейку в дом принес?! — явно пародируя мать, недовольно проговорила Юля.

— Все понял. Можешь не продолжать.

Игорь Андреевич Шведов водил пером по бумаге. На первый взгляд можно было подумать, что большой художник работает над очередным костюмом. На второй, брошенный изза спины великого мастера, можно было увидеть, что перо штрихует портрет, только что созданный, не слишком похожий на оригинал, но очень грустный.

На портрете была изображена Маша.

Загудел селектор. Шведов не ответил. Отложив лист бумаги, он не торопясь закурил, снова взял в руки портрет, потом вдруг резко разорвал его на четыре части и отправил в корзину. Подумав мгновенье, он наконец нажал кнопку селектора.

— Регина, я же просил меня не беспокоить!

— Игорь Андреич, я... Там...

— Ну в чем дело опять? — все больше раздражаясь, спросил модельер. — Я же, кажется, сказал?!

— Игорь Андреич, я очень извиняюсь, но... •— Извините!

— Что?

— По-русски правильно «извините». А «извиняюсь» говорят полуграмотные продавщицы в булочных. Но не в салоне Игоря Шведова. Это понятно?!

— Я извиняюсь... Ой... То есть...

— Ну хорошо, в чем дело?

— Игорь Андреич... — Регина сделала многозначительную паузу. — Звонила Ползунова...

— Так, и что?

— Я сказала, что пока вас нет, но...

— Ну что «но»? Что?

— Она... В общем, она скоро... приедет...

— Ну и замечательно. Надеюсь, у вас найдется о чем поговорить!

— Игорь Андреич, но... Я так думаю, что из нас двоих ей приятнее говорить с вами.

— Что?!!

— Просто я думала, что приватизация нашего здания... Что ее отец, мягко говоря, не последний человек в нашем обновленном государстве...

— Солнышко, все, что я хотел тебе сказать, я сказал! — Шведов отключил селектор.

Маша понимала, что это уже перебор, но остановиться не могла, всю боль, накопившуюся за последние месяцы, всю досаду от неустроенности жизни, от непокоя в собственной душе она выливала на мужа.