Мелодия древнего камня

Их совместный репертуар стал расширяться, удивляя и радуя близких не только чистыми красивыми голосами, звучащими в унисон, но и тем вдохновением, которое они вкладывали в каждое исполнение. Сначала они пели в домашнем кругу на праздниках, когда собирались многочисленные гости. Потом выступления стали проходить в клубах, концертных залах Баку под овации восхищённого зала. Их объединяла не только любовь к музыке, но и любовь друг к другу. Она выплёскивалась в чарующем пении, делая его необыкновенно возвышенным.

На День рождения Ники во время цветущего мая, когда ей исполнилось десять лет, собрались близкие друзья. Дети подготовили небольшой концерт, в нём были произведения, которые они должны были исполнять в Филармонии на День города.

Перед выступлением Эмиль подарил Нике диадему с изумрудными камнями и сам надел её на головку сестры.

– Боже, Эмиль, эта диадема стоит целое состояние! – воскликнула Ника.

– Она тебе нравиться?

– Да, очень! Но где ты взял столько денег?

– Все гонорары за выступления я два года откладывал, чтобы на твоё десятилетие сделать подарок, который бы подчеркнул твои русалочьи глаза, сделав их ещё прекрасней. И мне это удалось! – любуясь сестрой, сказал очарованный её красотой Эмиль.

Когда они пели, Ника обратила внимание, и уже не впервые, что семейный перстень с волшебным камнем на руке Эмиля, подаренный отцом на его шестнадцатилетние, начинает светиться всеми цветами радуги. Это было так красиво, что девочка, словно загипнотизированная, не отрывала от камня взгляда. Но вскоре почувствовала, что ступня Эмиля мягко, но настойчиво давит на её туфельку. Она тут же пришла в себя и стала смотреть в глаза Эмиля при исполнении очередного произведения.

Постепенно имя Никкаль превратилось в Николь, а девочка за свою доброту и миролюбие стала любимицей класса.

* * *

Первый раз с сольным номером Николь выступила в Бакинской Филармонии в десятилетнем возрасте, её выступление открывало концерт, а завершал его Эмиль. Это был праздник, посвящённый юбилею города с приглашением самых почётных жителей Баку.

Когда семья Радаевых подъезжала к Филармонии на машине, то увидела живое море людей, всколыхнувшееся при подъезде очередного автомобиля к парадному подъезду. Первым вышел Давид, галантно подав руку Стефании. Затем Эмиль, предложив руку Нике, чтобы помочь выйти из машины. Защёлкали вспышки фотокамер, Ника зажмурилась, её сковал такой ужас, что невозможно было сдвинуться с места. На помощь пришёл Эмиль, он взял нежно, но достаточно крепко сестру за руку и сказал:

– Забудь о них. Есть только ты и я. Не смотри ни на кого, просто иди рядом. Войдя в Филармонию, мы будем в безопасности.

Миновав кордоны охраны, Радаевы оказались в спасительном полумраке коридора, ведущего в гримёрные.

В фойе, обычно ярко освещённом электрическим светом, горели свечи в старинных канделябрах, живые тени от пламени свеч образовывали на стенах причудливый узор, от которого Ника несколько мгновений не могла оторвать восхищённого взгляда.

Когда пришло время выходить на сцену, Эмиль понял, что сестра не может сделать и шага от безумного страха перед огромным залом.

– Я проведу тебя на сцену и буду рядом – в тени занавеса. Не смотри в зал, твой взгляд должен витать выше глаз зрителей. Главное начни петь, а дальше твоей поддержкой и защитой будет музыка. И помни – я рядом!

Высокий худощавый молодой человек вывел на сцену маленького худенького ангела. Ника, облачённая в невесомое, воздушное, белоснежное платье с крылышками, выглядела, как ангелочек. Она исполняла знаменитый «Requviem» Эндрю Уэббера, написанный для его жены, знаменитой Сары Брайтман. В исполнении маленькой Ники произведение звучало необычно. Невероятный тембр голоса Ники загипнотизировал зал так, что никто из зрителей не заметил, как молодой человек, сопровождавший её, исчез, оставив девочку одну в свете софитов. Ника молитвенно сложила руки, блики света делали её светлые распущенные длинные волосы похожими на серебристый струящийся поток, образуя что-то похожее на нимб, словно вырисовывая свечение вокруг хрупкой фигурки девочки. Это был не голос талантливого ребёнка, а голос ангела, не имеющего ни пола, ни возраста. Зал замер, казалось, что зрители перестали дышать – тишина стала абсолютной. Ника закончила, зал грохнул аплодисментами, Ника несмело поклонилась, тут же подошёл Эмиль, взял её за руку и вывел со сцены. За кулисами принялся обнимать и целовать, тут подоспели родители со Стефанией, приняв «эстафету» поздравлений. А брат пошёл в гримёрную, чтобы готовиться к своему выходу.

Эмилю исполнилось семнадцать лет, он уже имел опыт выступления под сводами любимой Филармонии, ведь юноша учился второй год в Бакинской консерватории по классу вокала, а экзаменационные выступления традиционно проводились здесь. Эмиль исполнял «Ave Maria» Шуберта. Он обладал бархатистым, сильным, насыщенным баритоном, который редко встречается. Кроме прекрасной техники вокала, Эмиль имел выигрышную сценическую внешность. Высокий, стройный, с царственной осанкой, в элегантном чёрном костюме с белоснежной рубашкой и чёрной бабочкой, с длинными красиво уложенными чёрными волосами. Голова то откинутая, то склонённая с пронзительным взглядом изумрудных горящих глаз приковывала внимание зрителей. И стиль пения был особенным – богатая палитра оттенков голоса завораживала.

Эмиля настойчиво вызывали спеть на бис, когда он стоял за кулисами с Никой. Девочку к тому времени Стефания переодела в строгое зелёное бархатное платье, а волосы убрана в пучок. Эмиль надел на голову сестры диадему, которую приготовила Стефания, взял её за руку и повёл на сцену, предварительно поменяв свою чёрную бабочку на изумрудно-зелёную. Девочка так доверяла ему, что послушно пошла с ним.

– Мы сейчас вместе исполним Серенаду Франца Шуберта, – прошептал Эмиль.

– Но мы же почти не репетировали, – пыталась возразить Ника.

– Вот сейчас и отрепетируем, доверься мне.

Чтобы разница в росте не бросалась в глаза, Эмиль сел за рояль и стал аккомпанировать. Глаза Николь в отражении софитов и изумрудном свете диадемы превратились в зелёные – точно такие же, как у брата. Его цвет глаз подчёркивала не только бабочка, но и глаза и диадема сестры. Они ещё не начали петь, только вышли на сцену, а публика взорвалась аплодисментами.

И зазвучала божественная музыка австрийского композитора на слова Николая Огарёва. Во время пения они словно стали одним волшебным, чарующим целым.

Песнь моя летит с мольбоюТихо в час ночной.В рощу лёгкою стопоюТы приди, друг мой.При Луне шумят унылоЛистья в поздний час,И никто, о друг мой милый,Не услышит нас.Слышишь, в роще зазвучалиПесни соловья.Звуки их полны печалиМолят за меня.В них понятно всё томленье,Вся тоска любви,И наводят умиленьеНа душу они.Дай же доступ их призваньюТы душе своей.И на тайное свиданьеТы приди скорей!

Зал стоя вызывал на бис теперь уже брата и сестру Радаевых после их совместного выступления. Вместе они исполнили «Ave Maria» Шуберта.

– Ты ведь наше выступление заранее продумал? – не унималась взволнованная от выступления и успеха Николь.

– Надеюсь, ты простишь меня за это. Я ведь думал о тебе, чтобы ты не волновалась перед вторым выходом на сцену. Достаточно и того, что ты не смогла сделать ни шага перед первым выступлением.

– Эмиль, ты самый лучший брат на свете! Без тебя я никогда бы не преодолела панический ужас перед сценой и зрительным залом.