Мелодия на два голоса [сборник]

— А где сарай? — спросила она, показывая ему в улыбке свои изумительные яркие зубы.

Очень не хотел Кирилл, чтобы им встретился во дворе Дуглас или еще кто знакомый. А то и мать выглянет из окошка, да еще крикнет ему на весь двор: "Киря, сынок!" Сколько он отучал ее от этой привычки — орать из окна, да где там.

— В сарай тебе незачем идти, — сказал Кирилл. — Стой тут, а я через одну минуту выеду. Вот отсюда выеду, видишь, где арка за булочной. Я быстро, погоди.

— Ладно, погожу, — улыбалась Алена.

Действительно, совсем скоро из-за булочной выехало нечто горбатое и дребезжащее, то ли инвалидная коляска, то ли лимузин графа Толстого.

Боже, ужаснулась Алена, увидев за мутным стеклом сияющее лицо Кирилла, неужели он меня будет заставлять в нее сесть.

— Прошу, мадам, — галантно и счастливо пригласил Кирилл, подрулив к ней вплотную, прижав ее к штакетнику, так что и деться было некуда, только что прыгай, как серна, на газон.

— Я в нее не сяду, — отрезала Алена. — В ней одному человеку тесно. Она сейчас развалится. Господи прости, где ты откопал такого крокодила?

Лицо Кирилла подернулось рябью, словно влажной губкой кто-то провел по нему и стер счастье и лишь влагу оставил на коже. Это все поняла Алена.

— Сяду, сяду! — засуетилась она. — Куда садиться? Вот сюда? Да ладно тебе, Кирилл. Вполне приличное авто. Пошутила я. Эх, прощай юбка. А ноги куда? Вот пытка-то. А она поедет? Вперед, приятель!

Кирилл нажал стартер, мотор забулькал, зашипел по-змеиному, корпус содрогнулся взад-вперед.

Он вел машину медленно, аккуратно выкатил на бульвар и свернул к реке.

— А ничего, — заметила Алена, — когда усядешься — то ничего. Сначала боязно, а потом даже уютно. Ты только руками не трогай меня, ладно.

— Ладно, — буркнул Кирилл.

Они ползли с черепашьей скоростью — километров двадцать — тридцать!

— А ты лихач! — сказала она. — Адский прямо водитель.

— Какой русский не любит быстрой езды, — угрюмо ответил Кирилл, притормаживая еще перед поворотом. Он рассчитал, что если поедет по набережной, то сумеет сделать длинный круг и не встретит ни одного постового. Зачем они тут, где движение тихое, как по просеке. Алена попыталась покрутить ручку окна, но стекло, видно, заклинило навеки. Зато со стороны Кирилла стекла вообще не было, и оттуда поддувал сквознячок.

— Хорошая машина, — оценила Алена. — Почти как новая.

— Не очень хорошая, — грустно сказал Кирилл. — Но мне очень хотелось ее купить.

— Это юношеский каприз, Кирилл.

Он покосился на ее удивительно строгое в профиль лицо, хранившее сейчас мечтательное выражение. Алена казалась ему близкой и покорной. Неужели так бывает, а она не поймет. Не поймет его, посмеется, все забудет. Без козырей игра, без козырей.

Мимо туманно, в редком солнце, проскальзывали громоздкие здания, а справа была темная вода реки.

— Мне домой пора, — сказала Алена. — Отвези меня домой.

— Отвезу, — сказал Кирилл, — что нам стоит. Только я дорогу не найду, ты уж прости. Долго поедем — всю ночь.

— Всю ночь — не надо.

Кирилл остановил машину возле парапета, достал сигареты, зажег спичку, прикурил. Протянул руку через ее колени и открыл дверцу. Она сначала отшатнулась, но он просто открыл дверцу, чтобы дать воздух в эту консервную банку.

А уже вечерело, воздух потемнел, и расточительный московский начальник, главный по электричеству, пустил ток фонарям.

Они тихонько сидели, как мыши в норе.

— Расскажи о себе. Чем ты занимаешься? — попросила Алена.

— Я слесарь. Мне двадцать семь лет. Кончил школу с трудом. Потом, конечно, в армии служил. Друзья у меня тоже заводские, вместо диплома у каждого по две руки. Но если нормальные руки, то это немало…

Он на мгновение вспомнил Егорова, и мастера, и Ваню Иванова, дружески всплыли они перед ним из небытия; зубы скалил Ваня Иванов, Егоров широко разводил руками, объяснялся про деревню, куда он поедет на пенсию. Но Алене он не мог рассказать про своих друзей, она не так поймет или совсем ничего не поймет. Рядом сидит, но не с ним, она как раз из той жизни, куда ему, может быть, нет ходу, и оттуда ее увести он, наверное, не в силах. Да и не станет такая девушка с ним быть, уведенная оттуда, захиреет.

Может, это все и не так, но сейчас это так.

Он Алене не глянулся и никогда не глянется. Другие цветы ей нужны на этой поляне жизни. Никогда не поцелует сама. Никогда не закроет пальцами его глаза.

Сразу и полно, и безнадежно ощутил он это, и забился, заскулил в глубокой тьме его души волчонок тоски, той неодолимой тоски, какая приходит к человеку в иные рассудочно-горькие минуты и придавливает к земле, как могильный крест.

— Ты что? — спросила Алена дрогнувшим голосом. — Ты плачешь, Кирилл?

— Я, видать, заболел, Алена. Застудился на ветру.

— Не надо, милый, — сказала она. — Не надо, прошу тебя. Будь умницей. Нельзя так.

Он не испытывал ни унижения, ни злости от холода ее слов, только видел перед собой стену без щелей, через которую не прыгнешь с разбегу — не козел же человек.

Кирилл дал газ и погнал. Теперь он выжимал из машины все, что можно было из нее выжать до отказа.

Но недалеко уехал, потому что там, где набережная переходила в трамвайную линию, из-за угла дома выскочили хохочущие и орущие мальчишки на двухколесных велосипедах, у них была своя игра и своя гонка, а в этот час и в этом месте они встретились с гонкой Кирилла. Он крутнул на парапет и врезался в бетонную тумбу. Успел крикнуть Алене: "Упрись ногами!"

От удара на мгновение потерял из виду белый свет, и сумеречную Москву, и реку, а когда зрение прояснилось, то он увидел, что Алена цела.

Она была совсем целехонька и трясла, щипала его за плечо.

— Кирилл, Кирилл, — слышал он. — Да господи, Кирилл! Очнись!

— Да, — сказал Кирилл. — Я тут. Все отлично. С добрым утром.

Вскоре подъехал милиционер на мотоцикле. Кирилл как раз разглядывал то, что осталось от машины. Корпус спереди сплющился, а сзади, наоборот, расползся колесами в разные стороны. Чудовищная линия пересекала кузов от треснувшего переднего стекла до нижней рамы.

— Это уже не автомобиль, — сказал сержант, — это скелет. Попрошу ваши документы.

— Документы дома, — ответил Кирилл. — В другом пальто.

— А что произошло?

— Ничего не произошло. Дети тут вертелись какие-то. Но теперь их вроде нет.

— Да, их нет, — согласился сержант, на всякий случай оглядевшись по сторонам. — Вам придется проехать со мной в отделение.

— Конечно, придется. До свиданья, Алена. Прощай!

Алена приблизилась.

— Вы тоже находились в машине? — спросил сержант.