Мелодия встреч и разлук

Влад мучает себя одними и теми же вопросами, на которые не может найти ответ уже несколько часов после бестолкового разговора с Алиной. То и дело пытается прекратить бесполезное самоистязание: то открывает папки с документами и смотрит в них невидящим взглядом, то листает истории болезней и читает, не вникая в смысл, то вдруг придумывает поручение, вызывает секретаря, через десяток секунд не просто не помнит, зачем приглашал, но и не замечает ее присутствия.

— Извините, Лена, — теперь Влад пытается улыбнуться, выходит криво и неуверенно, — я просто задумался. Вы идите, идите.

Секретарь кивает и послушно выходит из кабинета, но ее прямая спина кричит о том, что она не поверила ни одному слову начальника.

«Теперь станет донимать меня ежедневными намеками на необходимость хорошего отдыха»:

— В прошлом году моя подруга встречала Рождество в Риме. Вы представляете, про мебель — это чистая правда! Она в полном восторге от этой традиции. Говорит, стоит посмотреть обязательно.

— Риск получить утюгом по голове меня не вдохновляет.

«Или такой вариант»:

— А это правда, что с точки зрения психологии «возвращение в сказку» — чрезвычайно полезный прием для восстановления душевного равновесия?

— Да, бесспорно.

— По-моему, поездка в Лапландию или в Великий Устюг просто великолепный способ поднять себе настроение. А вы что скажете?

— Великолепный. Для Снегурочки.

«А это уже не намек. Откровенный дружеский совет, в котором я нисколько не нуждаюсь»:

— А в Новой Зеландии сейчас лето. Почему бы вам не слетать туда? Вы же врач, а у врачей известная присказка: солнце, воздух и вода…

— Леночка, вы что-нибудь слышали об арахнофобии?

— Нет.

Можно не сомневаться: незнакомое слово будет вбито в поисковой системе, значение его изучено, а полученная информация доложена персоналу клиники. Это Влада не беспокоит. Пускай лучше думают, что директор панически боится пауков, чем догадываются о существовании у него каких-то непонятных страхов, названия которым он и сам пока не придумал. Гальперин никогда не испытывал неуверенности в себе и не комплексовал при знакомстве с женщинами. Он был одним из тех немногих мужчин, которые способны подойти к любой, даже очень красивой незнакомке, не боясь отказа. А получив его, не принимать на свой счет. Что заставило его бездействовать в случае с Алиной, какая сила удерживала его от новых попыток установить контакт, он объяснить не мог. При этом не проходило и дня, чтобы он не вспомнил о ней. Причем не как о какой-то посторонней женщине, эпизодом мелькнувшей в его жизненной книге, а как о человеке, которому должны быть отведены в этой истории самые длинные главы. Почему это происходит? Что до сих пор заставляет его думать об Алине, как о ком-то родном и настоящем, Гальперин не имел ни малейшего понятия. Мысли о большом и чистом иногда одолевали Влада, но никогда не казались правильным логическим обоснованием его душевного состояния, не оправдывали этой странной привязанности к Алине. За восемь прошедших лет в его жизни были три достойные женщины, ни одна из которых не оставляла его равнодушным. Он испытывал очевидные для влюбленного человека волнения души и тела и не сомневался в искренности своих ощущений. На последней даме он даже хотел жениться, но не сложилось. История закончилась около года назад, и Влад тогда действительно сильно переживал, и даже воспользовался советом Лены, и поехал-таки отдыхать на какой-то курорт, воспоминания о котором у него сохранились лишь в виде идеально побеленного потолка и замечательно мягкой кровати в номере. Он пролежал на ней два дня, практически не вставая и не разбирая чемодан. К морю не ходил, дискотек не посещал, еду заказывал в номер. Через сорок восемь часов улетел обратно в Москву, чтобы в очередной раз доказать себе: работа — лучшее лекарство от хандры. Самым интересным и загадочным для Гальперина в истории с Алиной оставалось то, что мысли о ней не покидали его ни тогда, когда в его личной жизни наступал очередной штиль, ни тогда, когда разыгрывалась буря. Эта женщина стояла особняком среди всех знакомых Гальперина. Мысль о том, что она есть на свете, доставляла ему удовольствие, вызывала улыбку. Надежда на то, что она справилась со своими проблемами, смогла преодолеть в себе страхи и комплексы, снять несуществующую вину за все произошедшее со своей сестры, раньше внушала оптимизм, а все, что писала пресса теперь, приносило такие переживания, как будто речь шла об очень близком Владу человеке. Может быть, именно поэтому он решил позвонить сейчас? Может, почувствовал, что она нуждается в помощи? И права ли мама, что он до сих пор рассчитывает на какие-то иные отношения с Алиной, кроме дружеских? И если это действительно так, то что на самом деле может иметь против этих отношений всегда смиренная и благожелательно настроенная ко всему миру монахиня?

Влад продолжает отрешенно сидеть за своим столом. Ворох документов, требующих срочного рассмотрения, несколько папок с карточками пациентов, истории болезней, прием пациентов, к которому надо внимательно готовиться, — все отошло на второй план. Он не может избавиться от мыслей от странного разговора с Алиной, он пытается понять самого себя, хочет найти ответ на вопрос: зачем он ей все-таки позвонил, что хотел услышать? Гальперин — психолог. Кто, как не этот специалист, великолепно понимает: если человека что-то тревожит, он не может успокоиться, пока не найдет хоть какой-то способ устранить причину волнения. Влад знает многое о таком состоянии, как тревожность, он понимает, что не оно сейчас довлеет над ним. При ярко выраженной тревожности человек испытывает ощущение беспомощности, безвыходности, незащищенности, затрудненности принятия решения, бессилия. Гальперин, напротив, преисполнен решимости что-либо предпринять и как можно быстрее. Но что? Что? Для того чтобы понять это, решить, как действовать, необходимо вытянуть из себя глубинные мотивы собственных поступков.

Гальперин сжимает голову руками. Круговерть мыслей бешеным ритмом пульсирует в висках. «Психолог, нуждающийся в психотерапевте! Великолепный врач! Лучше не бывает! То поиски по всему свету, то метания в Москве, то глубинный анализ фотографий, то восемь лет абсолютного забвения, то внезапное озарение, срочная поездка в Мурманск. Стоп. Вот оно. Да. Та самая ниточка. Кажется, нащупал. Да. Точно. Ведь до свидания с матерью я даже не был уверен в том, что стану снова искать Алину. Да, я узнал, что у нее не все гладко в личной жизни, да, увидел, что она опять постоянно живет в Москве, да, почувствовал, что в новой ссоре с сестрой необходимо искать старые проблемы, да, испытал желание помочь, да, поделился своими ощущениями с матерью. Но если бы не ее странная реакция, я бы, возможно, так и не решился воплотить задуманное в жизнь. Но что я сделал после возвращения из Мурманска? Сразу же позвонил Алине. Почему? К чему такая спешка? Да элементарно же. Я чувствую, что от меня что-то скрывают, и хочу разобраться в тайнах за семью печатями. Матушка упрямо молчит и даже на образах клянется, что доказывает лишь важность секрета. Алина ни о чем не догадывается — это очевидно. Ее голос в трубке был чрезвычайно удивленный и все еще слегка обиженный за ту давнюю встречу. Больше в нем не было ничего: ни страха разоблачения, ни чувства вины, ни смущения».

Алина явно не сможет помочь Владу разгадать запутанную историю. Она ничего не знала о нем до того, как он появился в ее жизни, и она точно не расскажет, зачем его заставили ее искать. А в том, что его именно заставили это сделать, Гальперин теперь почему-то совершенно не сомневается. Если бы тогда, много лет назад, когда тетя Тоня отдавала ему свои письма к матери, он был бы уже таким опытным психологом, каким является сейчас, он бы непременно почувствовал подвох. А он был увлеченным романтиком, давшим клятву Гиппократа, врачом, нацеленным на благородное дело бескорыстной помощи людям, ученым, жаждущим интересных тем для больших открытий. Предложение Антонины разобраться в психике Алины и помочь несчастной, потерявшейся личности пришлось как нельзя кстати. Гальперин увлекся идеей спасения. Но теперь, вспоминая поведение тетки во время того давнего разговора, Влад мог поручиться, что о научной пользе его знакомства с Алиной думала она тогда меньше всего.

— Подумай, какие перспективы ждут подобное исследование. Это полное объемное представление формирования причинно-следственных связей в психологии личности. — Слишком громко и пафосно.

— Конечно, девочку надо найти. Но старания себя оправдают, я уверена. Ты почитай, ты заинтересуешься, я не сомневаюсь. А я помогу, если понадобится. Что непонятно, ты спрашивай. Я объясню. А Алину надо найти. Надо найти Алину. — Слишком торопливо, нарочито убедительно и при этом сбивчиво.

— Ты поезжай, Влад. Подумать только, куда забралась?! В Африку! Поезжай, поговори с ней, пообщайся. Может статься, и подружитесь вы.

— С чего бы это мне вдруг заводить с ней дружбу?

— Да это я так. Просто так подумалось, понимаешь? В жизни ведь все бывает, — не глядя в глаза.

Обманывала тогда тетка, чего-то недоговаривала, кривила душой. А как понять, что именно она скрывала? Не лететь же снова в Мурманск и не обвинять поклявшуюся на иконе мать во лжи. Нет у Влада никакой зацепки, кроме коробки со старыми письмами, да и те уже читаны-перечитаны, измусолены и практически заучены. Ну а вдруг все же что-то упущено, не увидено, не замечено?

— Лена, я, пожалуй, пойду домой. Действительно устал что-то.

— Вот и правильно, Владислав Андреевич. Я давно считаю, что…

Не дослушав, Гальперин делает прощальный взмах рукой и исчезает из приемной.

Привычные вечерние пробки лишь подогревают его желание быстрее попасть домой. Обычно Влад сохраняет спокойствие. Верит, что для того, чтобы пережить то, что ты не можешь изменить, необходимо запастись терпением. Владу терпения не занимать. Он — опытный московский водитель, пробки для которого — дело привычное. Обычно те несколько часов в день, что он проводит за рулем, никогда не проходят даром. В машине отличная подборка музыкальных дисков и аудиоспектаклей, есть даже курс «Немецкий за рулем» — ступенька к прочтению Фрейда в оригинале, пока еще даже не распакованная из обертки. Кроме развлечения, духовного обогащения и повышения уровня своего развития, Гальперин, как правило, успевает в автомобиле дать несколько полезных телефонных консультаций, договориться о необходимых встречах и созвониться с парой-тройкой друзей, находящихся в таком же «безвыездном», как он, положении. Но сейчас в «Ауди» тихо: не поет Стинг, не плачет испанская гитара, не волнуют сердце аранжировки Жана Мишеля Жара и не застревает тяжелый ком в горле от сцены прощания Раневской и Плятта в пьесе В. Дельмар. Даже мобильный непривычно молчит. Конечно, никто не мог предположить, что Влад отправится домой в четыре часа дня, поэтому дежурные собеседники его не беспокоят, а сам он ни с кем разговаривать не хочет. Быстрее, быстрее, быстрее. Метание из ряда в ряд, постукивание пальцами по рулю, выглядывание в окно и резкое нажатие клаксона — манера вождения, совершенно не свойственная Гальперину, но сейчас он ведет себя именно так. Срывается с места, чтобы проехать каких-то десять метров и снова резко затормозить, выезжает на обочину, чтобы оказаться на две машины впереди того места, где только что стоял, сердится на нерадивых водителей, которые, конечно же, «глупее и нерасторопнее», чем он.

Стоит Новослободская, еле едет Садовое, ползет набережная Москвы-реки. Влад торопится, будто за время, потраченное на дорогу, какие-то важные слова могут сойти с исписанных тетиным почерком уже пожелтевших страниц. Наконец он на пороге квартиры. На пороге своей квартиры, на пороге пустой квартиры. Каждый день, возвращаясь домой, Влад думает о том, что надо снова завести собаку. Со смертью Финча здесь стало тоскливо и неуютно — безжизненно. Обстановка улучшалась с приходом очередной женщины, но отношения заканчивались, и Гальперин чувствовал одиночество так, как никогда раньше. Потому что раньше был Финч — всегда ждущий, никогда не упрекающий, ни о чем не спрашивающий и любящий. Но Финча Гальперин завел тогда, когда они еще были вместе с Катериной. Она сидела дома с маленьким Димкой, щенок не оставался один и не тосковал. Заводить собаку сейчас, когда живешь один и целые дни пропадаешь на работе, просто нечестно по отношению к ней. «Может быть, позже. Может, когда-нибудь. Хорошо бы в ближайшем будущем», — говорит себе Влад каждый вечер, переступая порог. Но сегодня он даже не замечает отсутствия собаки. Выпрыгивает из ботинок, небрежно бросает пальто на скамейку у шкафа так, что из карманов выпадают документы, визитки и деньги. Гальперин ничего не подбирает: некогда. Он кидается в бывшую комнату Антонины, открывает комод, достает пыльную коробку и погружается в чтение: