Memento mori
Шрифт:
– Видать, что нет, – сказала миссис Энтони. – Ну-ка посторонитесь, – сказала она, подметая пол, и без того чистый.
– Вы как со мной разговариваете, миссис Энтони?
– Вы вот что, – сказала миссис Энтони, – муж мой, как он теперь весь день дома, так ему очень не по нутру эта моя работа. Я тут почему – люблю побыть сама по себе, а то замужняя жизнь станет поперек горла. Но между прочим, мне семьдесят, ему шестьдесят восемь, нам и пенсии хватит, и ежели удовольствия от вас, то позвольте сказать «до свидания». Я с нею нянчилась без вас битых девять лет и могла бы дальше, если не мешать и не устраивать.
– Я поговорю с мистером Колстоном, – сказала миссис Петтигру, – и в точности передам ему ваши слова.
– Ну, с ним-то, – сказала миссис Энтони. – С
– То есть вы что именно имеете в виду? – спросила миссис Петтигру. – Вы, собственно, о чем?
– Это сама гадай, – сказала миссис Энтони. – Мне им обед готовить надо.
Миссис Петтигру пошла искать Годфри, который, между тем, ушел. Она вышла из парадного, подошла к стеклянной двери, прошла в комнату. Она увидела, что доктора нет, а Чармиан читает книгу. Ее передернуло от зависти, когда она подумала, что вот если бы она раскапризничалась, то не пришел бы небось знаменитый доктор, не стал бы с нею мило разговаривать плюс, конечно, дорогой укол, чтобы только она успокоилась и почитала бы книжечку, поставив в доме всех вверх дном.
Миссис Петтигру пошла наверх по спальням, поглядеть, все ли там на месте, все ли прибрано, а на самом деле – чтобы остыть и прикинуть. Она сердилась на себя, что у нее вышел разговор с миссис Энтони. Надо было держаться свысока. Правда, всегда было то же самое – даже у Лизы Брук: как ей нужно было вожжаться с прислугой, так она сама опускалась на их уровень. Виною, конечно, добросердечие, однако все-таки это слабость. И неверный тон, думала она, был взят с миссис Энтони: нужно было сразу установить дистанцию и воздерживаться от признаний. Эти мысли породили у миссис Петтигру ощущение сделанной глупости, для многих равнозначное чувству вины. В этом духе она покаялась – и решила, стоя возле аккуратно прибранной постели Чармиан, что уж впредь она себя поставит и укажет миссис Энтони ее место.
Запах горелого обволок лестницу и проник в спальню Чармиан. Миссис Петтигру внюхалась, перегнувшись через перила. Потом прислушалась. Из кухни ни звука – никто не спешил гасить горелки и вызволять кастрюли. Миссис Петтигру спустилась до половины лестницы и послушала еще. Из комнаты, где сидела Чармиан, доносились голоса. Они там судачили с миссис Энтони, жаловались друг другу, а тем временем духовка чадила, картошка обугливалась и выкипевший чайник раскалялся на горящей конфорке. Миссис Петтигру вернулась и взошла по лестнице еще на один пролет – к себе в комнату. Там она достала из ящика комода связку ключей, выбрала из них четыре, положила их в черную замшевую сумочку, которая постоянно была при ней, как бы в знак ее положения в доме, и спустилась в спальню Чармиан, где принялась примерять к секретеру ключ за ключом. Третий подошел. Рыться в бумагах она не стала, напротив, снова закрыла и заперла секретер. И тем же ключиком попробовала ящички. Они не открывались. Она прибрала ключик в особое отделение сумочки и примерила другие. Эти тоже не подходили. Она вышла на лестничную площадку, где запах горелого уже просто бил в нос, и опять прислушалась. Миссис Энтони по-прежнему сидела с Чармиан, и миссис Петтигру рассчитала, что когда она выскочит, то минут как минимум десять будет достаточно занята. Она вынула из сумочки пакетик жевательной резинки и вскрыла его. Там было пять пластинок. Пакетик с тремя пластинками она положила обратно в сумочку, а две пластинки взяла в рот. Она села на стул возле открытой двери и несколько секунд старательно их разжевывала. Потом она послюнила пальцы, вынула изо рта размягченную резинку и расплющила ее. Смочив языком гладкую поверхность, она прижала резинку к замочной скважине одного из ящичков, быстро отняла и положила на ночной столик Чармиан. Она извлекла затем еще две пластинки, разжевала их, послюнила комок и притиснула его к скважине другого ящичка. Потом вскинула сумочку к локтю и, бережно держа в обеих руках комочки с оттисками между большим и указательным пальцем, поднялась к себе. Она осторожно положила твердеющие комочки
в ящик, заперла его и отправилась вниз, в дым и смрад.Миссис Энтони выбежала из оранжерейной в тот самый момент, когда миссис Петтигру появилась на лестничной площадке.
– Мне показалось, – спросила миссис Петтигру, – или что-нибудь горит?
Спустившись на кухню, она застала миссис Энтони в хлопотах: та держала под краном шипящую, дымящуюся кастрюлю. Синее облако медленно выползало из щелей духовки. Миссис Петтигру открыла духовку и отпрянула, охваченная чадом. Миссис Энтони уронила кастрюлю с картошкой и бросилась к духовке.
– Газ выключите, – сказала она миссис Петтигру. – Боже мой, пудинг!
Миссис Петтигру, отфыркиваясь, приблизилась к духовке и выключила газ; затем, взахлеб кашляя, выскочила из кухни и пошла к Чармиан.
– Что-нибудь горит? – спросила Чармиан.
– Пудинг и картофель превратились в уголья.
– Ох, я тут заболталась с Тэйлор, – сказала Чармиан. – Какой ужасный запах, правда? Может быть, проветрим?
Миссис Петтигру отворила стеклянную дверь, и сгусток синего дыма послушным призраком выплыл в сад.
– Годфри, – сказала Чармиан, – ох, он ужасно рассердится. А сколько времени?
– Двадцать минут, – сказала миссис Петтигру.
– Двенадцатого?
– Нет, первого.
– О, господи. Подите, пожалуйста, посмотрите, как там справляется миссис Энтони. Годфри будет с минуты на минуту.
Миссис Петтигру осталась у открытой двери.
– Мне кажется, – сказала она, – миссис Энтони теряет обоняние. Как-то она старовата для своих семидесяти, вы не думаете? Вот уж кому семьдесят, так все семьдесят. Ну не странно ли, что дом полон гари, а ей все нипочем?
Из кухни за углом, где миссис Энтони все обдавала водой, доносилось яростное шипение.
– Я тоже никакого запаха не почувствовала, – сказала Чармиан. – Боюсь, что я ее заговорила. Бедняжка, она...
– А вот и мистер Колстон, – сказала миссис Петтигру и отправилась в прихожую ему навстречу.
– Что за черт, почему горит? – сказал он. – Пожар у вас, что ли?
Из кухни выскочила миссис Энтони и объяснила ему, что случилось, вперемешку с обвинениями, жалобами и уведомлением об уходе через две недели.
– Пойду приготовлю омлет, – сказала миссис Петтигру и, возведя глаза к небу за спиной миссис Энтони – так, чтобы видел Годфри, – исчезла на кухне, пошла разбирать беспорядок.
Но Годфри есть не захотел. Он сказал Чармиан:
– Все из-за тебя. Весь дом вверх дном – и только оттого, что ты заупрямилась насчет таблеток.
– Лишняя доза могла бы мне повредить, Годфри. Откуда мне было знать, что таблетки безвредные.
– Какая там лишняя доза. Я, лично, хотел бы знать, почемуэти таблетки безвредные. То есть, как понимать, что этот тип прописывает тебе две, а ты можешь, за здорово живешь, принять четыре; что же это за лечение, черта ли тебе в этих таблетках? Вот заплачу этот раз по счету и прогоню его. Возьмем другого доктора.
– Не стану я лечиться у другого доктора.
– Миссис Энтони уведомила об уходе, ты хоть понимаешь, что это значит?
– Я уговорю ее остаться, – сказала Чармиан. – Она сегодня утром переволновалась.
Он сказал:
– Ладно, я опять пошел на улицу. Вонища стоит жуткая.
Он сходил надел пальто и вернулся со словами:
– Ты уж позаботься, чтобы миссис Энтони передумала. – Он знал из прошлого опыта, что этого может добиться только Чармиан. – Это самое меньшее, что ты можешь сделать после того, как твоими стараниями...
Миссис Петтигру и миссис Энтони ели омлет, сидя в пальто, потому что окна нельзя было закрывать. За едой миссис Петтигру снова разругалась с миссис Энтони и потом очень корила себя за это. Ну что же я, виновато думала она, что же я никак не могу выдерживать с ней дистанцию, это бы мне как раз на руку.
Миссис Энтони до вечера просидела с Чармиан, а миссис Петтигру, как бы в порядке действительного покаяния, взяла оба комка жевательной резинки с отчетливыми оттисками замочных скважин и отвезла их одному человеку в Кэмберуэлл-Грин.