Мемуары бабы Яги

Одним словом — умаялись. Ворон крыло от усталости поднять не мог. Так Яга его на руки взяла, в ступу посадила, чтобы отдохнул, силы восстановил.

Свистнула она, гикнула — взлетела ступа в небо чистое, посмотрела Яга на деяния рук своих — довольна осталась.

Лес ожил, заискрился весь, росинки на солнце чисто брильянты засверкали. Зелень молодая пробиваться пошла — к солнышку потянулась. Птички певчие громче запели, белки заскакали — пошла потеха. Готов был дом всем и каждому, а чтобы не заблудились по первости — ворон указатели поставил, чтобы понятнее было где, чей дом.

Домовой уже и штаны себе новые справил — синего ситца, и рубашку шёлковую сшил, кафтан с пуговичками хрустальными сладил, баньку растопил, самовар запалил, а кот всё дрых.

Вот уже и солнышко за горизонт пошло, а Яга всё не возвращалась.

Нафаня в баньку сходил, бороду белоснежную причесал, в зеркало посмотрелся — красота! Одёжка праздничная получилась — и в пир, и в мир, и в добрые люди сгодится. Приосанился домовой, даже настроение поднялось.

А чтобы скоротать ожидание — две крынки свежей сметаны взбил и поглубже в погреб припрятал, чтобы пушистый охальник не слопал. Ватрушки в печку поставил — сладенькое к чаю будет. Присел у оконца ждать своих ненаглядных, да задремал.

Вдруг дверь отворилась, и всё в избе в пляс пошло. Домовой аж подпрыгнул от неожиданности.

Перед ним стояла девица, краше ясна солнышка — губы алые, на щеках румянец, в синих глазах озорные искорки пляшут, чёрные косы яркими лентами перевязаны, сама, как тростиночка тоненькая, голос звонкий, что ручеёк с горы бежит.

— Дедушка, вот и я! — прощебетала она и обняла домового. — Ох, как же я по тебе дедуля соскучилась! Ведь больше ста лет спали, это ж столько не виделись! А ты всё хорошеешь, прямо загляденье, а нарядный какой!

Домовой краской пунцовой залился, глаза опустил, в кармашек за платочком полез. Негоже слёзы показывать.

— Василисушка, внученька моя ненаглядная. Соскучился я, уж думал не дождусь тебя сегодня. — смущённо пробормотал домовой.

— Что ты, дедушка! Я как проснулась сразу о тебе подумала, да пока своих будила, дом прибирала, пироги пекла — время и пролетело. Только управилась. Вот, смотри, я тебе подарочек припасла — тончайший лён из самого Египта доставленный, а это… — Василиса развернула свёрток, — Это тебе для кафтана — мех зверя диковинного, чтобы не мёрз ты у меня осенью хмурой, да зимой белой. Ваня тоже привет передаёт — пояс для тебя сшил, из кожи буйволиной, чтобы было чем подпоясаться. И пирог твой любимый испекла с брусникой. Будем чай пить!

Домовой лицо ладошками закрыл, расчувствовался, слово молвить не может, подарки к сердцу прижал.

— Васенька, подарки-то какие, царские! Спасибо тебе, и Ванюше спасибо за заботу. Я сейчас… — домовой прошмыгнул за печь.

— Стареет видать, сентиментальный стал. — ехидно подметил кот со своей лежанки.

— Кузенька! — Василиса бросилась к коту. — А ты чего ворчишь? Спросонок? Или тебе, лежебоке, подарков мало?

— Вообще-то, неплохо было бы. Кто ж от подарков в здравом уме отказывается? Я тут весь день, как белка в колесе кручусь, а все лавры опять домовому. Некузяво это, некузяво!

Василиса рассмеялась и взяла кота на руки.

— А вот, смотри, что я тебе принесла. Для твоей бесценной коллекции, да пополнения библиотеки твоей ненаглядной.

С этими словами, Вася протянула коту книгу диковинную, в обложке синего бархата с золотым тиснением.

Кот ахнул, трясущимися лапами принял бесценный дар.

— Гомер! Иллиада! Подлинник?! Где взяла?! Я ж полмира обшастал в её поисках, а тут такое сокровище. Вот это кузяво!

Василиса счастливо рассмеялась, наблюдая за восторгами кота.

Тот тут же нацепил на нос золотое пенсне и открыл страницу, пробежался глазами по странным значкам, и удивлённо подняв бровь, вынес свой вердикт:

— Оригинал! Один из первых экземпляров! Вот это кузяво! — восторженно заключил он.

— Кузя! — смеялась Вася. — Опять новое слово выдумал? Кузяво — это как?

— Да-а… Не обращай внимания. Это я так, упражняюсь. Кузяво — это значит, по-моему, я же Кузенька, а раз, по-моему, значит хорошо!

Кот спрыгнул с рук Василисы и заметался по дому в поисках места, куда понадёжнее спрятать драгоценность. Остановился, тяжело вздохнул и полез в подпол. Там долго что-то гремело, падало, шуршало и шелестело.

Из-за печи вышел домовой, торжественно неся в руках поднос с горячими ватрушками.

— Куда это он? — удивлённо спросил Нафаня.

— Понятия не имею! — рассмеялась Василиса.

Наконец, тяжело пыхтя, таща за собой по ступеням огромный мешок, появился кот.

— Ну, вы тут это, не скучайте. Чай, так уж и быть, пейте без меня, у меня дел невпроворот. — едва отдышавшись, держась за сердце заявил Кузьма.

— Ты куда это собрался на ночь глядя? — удивилась Василиса.

— Куда-куда… На кудыкину гору! Библиотеку пойду свою править. Помогать-то ведь некому, я всё один, сиротинушка, будто мне одному это надобно! Пока стеллажи поставлю, книги согласно списка расставлю, учёт особо ценных фолиантов произведу… Дай бог к утру управиться. Утром гости нагрянут — кто встречать-привечать их будет? Опять я! Так что, не ждите.

— Сметану верни, оглоед! — нахмурился домовой.

— Какую такую сметану? В глаза не видел. Не брал! Книги у меня тут! — оправдывался кот, помахивая пушистым хвостом из стороны в сторону, аккуратно отходя спиной к двери. Но увидев грозный взгляд домового, быстро ответил:

— Даже если и брал, то на место поставил!

— Кузьма!

На окрик домового, засов на двери сам собой закрылся, а на кота веник нацелился, того и гляди нападёт.

— Понял, понял, понял! Что уж и пошутить нельзя? Я же так, ради смеху… — и вытащил из мешка одну крынку, виновато протянув её Василисе.

— Вторую тоже давай! — хмурился домовой.

— Да что же это такое! Коту бедному сметанки пожалели, ироды. Я для них стараюсь, сокровища нации, культуру берегу, а они! Сметаны зажмодили! Правильно, помирай бедный кот учёный от голода. Одними знаниями сыт не будешь. — ворчал Кузьма, извлекая вторую крынку.

Засов на двери отворился, кот толкнул дверь спиной и вышел.

— Колбасу верни! — крикнул ему вслед домовой.

— А вот фиг тебе! — донеслось ехидное из-за закрывшейся двери.

Василиса покатилась со смеху, а домовой лишь недовольно покачал головой.

— Не серчай, дедушка. Такой он у нас шалунишка. Ты ведь его всё равно любишь, несмотря на все проказы. — сказала Василиса, утешительно гладя домового по плечу.

— Люблю, Васенька. Как не любить проходимца? Я ж специально для него колбасу в погреб сложил, знал, что стырит. — вздохнул домовой. — Пойдём что ли к столу? Ягуся с минуты на минуту будет, вон как сосны шумят — уже близко.

Яга подлетала к дому. Вдруг внизу мелькнула знакомая мохнатая чёрная спина.