Мемуары бабы Яги

— Девица в обморок более не грохается… — задумчиво заметил кот. — Странно это…

— Я уже привыкла. — ответила Татьяна и налила в свой кубок морса.

— Быстро, однако. Но коль так, извольте представиться.

Кот встал, отряхнул невидимые пылинки с лоснящейся шёрстки, и галантно отвесив поклон, важно произнёс: — Кузьма Родионович, кот-учёный, трижды великолепный, бесподобный в третьем колене…

Таня едва сдержала смех, но встала, и сделав лёгкий книксен представилась:

— Татьяна Ларина. Польщена знакомством со столь известной в нашем мире персоной. Бесконечно рада. — она улыбнулась.

— Я сейчас не понял, это сарказм, или… — он посмотрел на Васю — та нахмурилась. — Ладно, ладно! — примирительно сказал кот и посмотрел на Татьяну. — Я известен? А что говорят, заслуги мои чтят, а о достижениях помнят?

— О вас, уважаемый кот-учёный, замечательный поэт Александр Пушкин, целую поэму в стихах написал.

— А… Кудрявенький наш? Слышал, да. Мастер он был небылицы складывать в стихотворной форме. Любил бывать, да-а, бабуля наша в нём души не чаяла.

— Как?! — Таня аж подскочила. — Так значит это правда, и он у вас в гостях бывал?

— А то как же?! Бывало, напьё… Кхм… — Кузьма осёкся, поймав строгий взгляд Василисы. — Шампанское в голову ударит, ну он в тройку и к нам. Отлежится, налюбуется красотой, сказок моих наслушается, и назад — стихи свои складывать. Мастер был, да-а…

— Ушам своим не верю! — воскликнула Татьяна. — Александр Сергеевич здесь, в этом доме! Это же… Это же… — Тане не хватало слов.

— У нас в ту пору часто гости бывали. Ягуся всех привечала, молодая была, задорная такая, чуть что не по её, сразу… Ну, это мы опустим, не для детских ушей. Ушицы не желаете? Говорят, стерлядка нынче отменная, его Чистейшество откуда-то мальков наколупал, сам вырастил… Экологически-чистый продукт! — кот приоткрыл крышку с горшочка, и с наслаждением вдохнул чарующий аромат.

— Я бы с удовольствием, но, кажется, я сейчас лопну! — ответила Таня.

— А вот этого не надо! — забеспокоился кот, и обхватив лапами горшочек, отодвинул его подальше от Татьяны. — Раз вы отказываетесь, я сам, по-сиротски… — промурлыкал он и ловко орудуя ложкой, подцеплял крупные куски рыбы, отправляя их в рот.

Вася только головой качала. И ведь не скажешь коту ничего — ещё обидится, разговаривать перестанет. Правда, ненадолго, но не преминёт напомнить об обиде.

— Пойду я, бабулю проверю, уж больно долго её нет, не случилось бы чего. — сказала Татьяна и встала из-за стола.

— Ничего не случится! — поспешно заверил её Кузьма. — Не надо её отвлекать, она, наверное, наряды примеряет, к пиру готовится.

— Кузьма! — укоризненно воскликнула Василиса.

— А что, опять сказать нельзя было? Я думал уже всё, освоилась!

— К какому пиру? — удивилась Татьяна. — Бабуля ничего не говорила.

В воздухе послышалось громкое хлопанье крыльев и с небес, прямо на стол посыпались яблоки. Следом свалился ворон.

— Серафимушка! — воскликнула в испуге Вася. — Что стряслось?

— А! — махнул лапой кот. — Этот философ опять поди на повороте о смысле жизни задумался, вот и врезался со всей дури башкой в сосну. Крылья, ноги, главное — мозг! Ты там как, голова не болит? — ехидно поинтересовался кот у ворона.

— Воды… — сипло простонал ворон.

— Я сейчас! — воскликнула Татьяна и побежала в дом.

Глава VII

Глава VII

Яга, заслышав Танин крик, выбежала на порог:

— Что, что случилось, ягодка моя? Аль напужал тебя кто?

— Ба! Там Серафим, ему плохо, он с неба кубарем свалился, воды просит!

— Ах ты-ж, боже мой! — всплеснула Яга руками и метнулась в дом.

Через секунду она уже поила ворона ключевой водой, ласково приговаривая:

— Серафимушка, яхонтовый мой. Что за беда-напасть с тобой приключилась?

Ворон едва дышал, пытался что-то сказать, но слова вымолвить не мог.

— Васятка, яблоки собери! — распорядилась Яга. — Танюша, беги к Нафане, скажи, чтобы капли лавандовые принёс. Как бы до живой воды дело не дошло. — тихо прошептала она.

— Я уже! Бегу! — кричал Нафаня выбегая на порог избушки.

Домовой бережно взял ворона на руки и капнул ему на грудь лиловую капельку. Лес наполнился ароматом цветущих лавандовых полей.

Серафим глубоко вздохнул и закашлялся.

— Там, там… — прохрипел он. — Там такое!

Яга в волнении прижала ладони к груди.

— Что там? Не томи, ответствуй!

— Там! — начал ворон, и откашлялся. — Горыныч с Кощеем целое озеро огненной воды в пещере обнаружили, дегустируют, балуются! Горыныч уже с огненными шарами развлекается, не ровен час, до огненной струи дело дойдёт. Сгорим же! — взвизгнул ворон и рухнул обратно на стол.

— Ну, а я что говорил? — ехидно произнёс кот. — Летел, о высоком мыслил, не туда свернул и вот вам здрассьти — угодил в огненную ловушку Горыныча. Признавайся, опять о курицах грезил?

— Хоспади прости! Тьфу! Я-то уж думала, что серьёзное. — смачно выругалась Яга. — А тут… Ну, налакались дурни на радостях, а тебя-то чегось тудой понесло? Я ж тебя за яблоками молодильными послала!

— Так я, проверить решил. С дозором обходил, так сказать, облетал границы. — обиженно каркнул ворон.

— Тоже мне, богатырь выискался! С дозором он, угу, счас! Опять из-за кустов подглядывал! — фыркнул кот. — Сколько раз повторять можно-инициатива наказуема! Эт тебе ещё повезло, что хвост тебе не подпалили, феникс ты наш доморощенный! Жар-птиц!

Василиса покатилась со смеху. Нафаня покачал головой, скрывая улыбку.

— Кузьма! — не выдержала Татьяна и рассмеялась. — У вас тут всегда так весело? — спросила она у Яги.

В глазах Яги вовсю скакали весёлые искорки. Она взяла ворона и огладила его оперенье, тот недовольно нахохлился и отвернулся.

— Ну, будет тебе Серафимушка! Напугал ты нас! Мы сейчас с тобой нашего дипломата туда и пошлём, пусть порядок наведёт! — подмигнула ворону Яга.

Кот заслышав слова Яги, начал тихонько отходить спиной к спасительной зелени леса.

— Стоять! — велела коту Яга.

Тот замер на месте.

— Ягусь, я сейчас занят очень, дел невпроворот! У меня там в библиотеке… — начал оправдываться кот, медленно, шаг за шагом отходя к зарослям.

— А и ничего! — строго сказала Яга. — Обождёт твоя библиотека, всё равно ж никто не читает. Давай-ка, утихомирь наших архаровцев, только смотри хвост не опали! Горыныч, когда навеселе, ещё похлеще будет, нежели в ярости.